Беллатрикс погребена под ворохом свитков: читает трактат о легилименции, делает выписки, конспекты и расшифровки, составляет схемы и просто праздно покусывает кончик пера, позволяя разуму бродить около темы, ища лакуны и закоулки, разглядывая несостыковки и купаясь в вопросах. Ей немного скучно, она слегка устала, самую малость голодна и хорошо так засиделась, ей требуется встряска. Она потягивается сонной кошкой и отправляется искать Родольфуса: кажется, сегодня вечером он остался дома, а значит именно он — идеальный объект, чтобы подоставать, выцарапывая реакцию за реакцией. Её разум расслаблен, мир кажется дружелюбным и подначивающим, и ей вдруг становится лень даже надеть домашние туфли. Босые ноги ступают неслышно, и Белле вдруг становится почти невыносимо приятно оттого, как тонут ступни в густом шелковом ворсе ковра. Хочется лечь и понежиться на нем, поласкаться, хочется крепких пальцев на своем позвоночнике. Белла морщится: она не любит просить, не любит, когда нужда. Закусывает губу, отгоняя истому.
Мужа она ищет целенаправленно, но чувствует себя слишком разморенно, чтобы ворваться к нему ураганом, демонстрирует, что скучает, всем своим мягким поведением.
— Руди, — чужое имя на языке перекатывается рыком и звоном, мурчанием и уколом. Она любит сокращение, это про доверие и исключительность, а полное имя не любит, считая его костылями для чужих. Льнет к косяку в проеме двери, словно несмелая школьница или затаившаяся мантикора. Её взгляд перескакивает с широких плеч на жесткие вихры: волосы у них с братом одинаковые до сверхъестественности, и нос они иногда вот так морщат одинаково, сами не замечая. Спрашивает в качестве прелюдии к предложению поупражняться в практике чтения мыслей в противовес теории: — О чем ты думаешь?
Но прежде чем она успевает разогреться и раскрутить невинное общение во что-то большее, появляется домовушка, её любимица, в новенькой наволочке в тон штор — до Имболка меньше недели, дом уже готовят к празднику. Кланяется, пищит, дескать, младший господин с работы вернулся, да не один! Белла сверкает глазами на мужа, выдавая любопытство и предвкушение, слизывая его выражение, каждую его эмоцию жадным взглядом: он умеет собой владеть, но там, под спокойствием, всегда есть отзвуки еще чего-то, и эти отзвуки кажутся ей крайне аппетитными, как симфония вкусов в талантливо приготовленном блюде.
— Туфли, — требует Белла и, обуваясь на ходу, срывается вниз по лестнице: это именно то, чего не хватало её вечеру — хорошей компании. А достать Родольфуса и спровоцировать его на самые сладкие жестокости она еще успеет. Каблучки стучат не в такт с сердцем, но сам ритм получается задорным. Она оказывается в столовой в середине умилительнейшей сцены: Рабастан топит в нежности некую девицу, привязанную к стулу только сладкой ватой его речей, но еще соловой ото сна. Беллатрикс улыбается с подзвучкой, слабый смешок от полноты предвкушения, как будто ребенок видит под елкой сверток, форма которого намекает, что родители с подарком угадали. Линия её бока магнитится к боку Родольфуса, закрывается линия отреза, собирая изначальную форму. Они стоят друг напротив друга, словно две парочки на совместном свидании. Семейный ужин. Рабастан представляет свою добычу, и Белла трется о плечо Рудо скулой: девочка видит их без масок, девочка узнала их, а значит, девочка умрет.
Смерть Беллу завораживает: вот человек чувствовал, двигался, получал опыт и как-то его перерабатывал, а вот он уже так же пуст, как сама Белла, и даже вздохнуть не смеет. Она не до конца понимает, в чем именно разница, но мертвые не распространяют хаос, не грубят и не разговаривают. Белле они нравятся даже больше живых. А сколько всего с ней можно успеть сделать до этого! Просто дух захватывает! А присутствие Баста гарантирует, что она может оступаться: лекарь ей простит, срастит неловко сломанные кости и заштопает по случайности открытые раны. Она уже примеривается, ласкает девушку взглядом. Ей нравятся ключицы, и ноги длинные, красиво подчеркнутые больничной робой.
— Здравствуй, Грейс, — кивает она, не утруждая себя разыгрыванием спектакля про великосветскость: there will be no grace, и она позволяет себе не скрывать проскакивающие шестерни в механизме собственной психики. Братья Лестренджи ничего нового не увидят, а Грейс ничего никому не расскажет, так для чего стараться? Ею правит чистое любопытство: — Рабастан, а правда, что у людей на внутренней стороне бедра есть вена, которая ведет до самой головы, не встречая препятствий?
Отредактировано Bellatrix Lestrange (2025-03-16 02:00:14)
- Подпись автора
Одела Минни
