Когда Джон освободился и погрузился за ней в Омут памяти, чтобы забрать её и вместе отправиться к Арсениусу, Доркас казалось, что она могла воспроизвести хронологию происшествия на Тауэрском мосту наизусть. Воспоминания и показания тех очевидцев, которые были в состоянии что-то сообщить, помогли ей по кусочкам и с разных перспектив восстановить последовательность событий, начиная с выхода герцога Мальборо из своей резиденции в центре Лондона и заканчивая падением одного из напавших на него ублюдков в Темзу.

Вообще её смена уже закончилась. Она отчиталась перед Дамблдором и боссом и выслушала полный разбор полётов от начальства на внеплановом собрании авроров, где в самых крепких выражениях говорилось, как крупно они все нынче облажались, упустив столь ценную реликвию. И Доркас понадобилась вся её выдержка, чтобы не заметить вслух, что для столь ценной реликвии у украденного изумруда что-то не было ни одного сопровождающего, чтобы этого не допустить (она и Марлин не в счёт, но они ведь и не к измуруду были приставлены и не от Аврората, какие к ним могут быть претензии?) С отчётом она тоже разделалась, но у Долиша всё ещё оставалась работа, которую он хотел сделать сегодня, поэтому они заранее договорились, что он сам зайдёт в Архив, когда всё уладит.

Предоставленная сама себе, чтобы скоротать время, Доркас снова спустилась в Омут. Она не думала обнаружить там что-то новое, что не было ранее учтено ею в рапорте, однако изучить собственные ошибки, чтобы хотя бы попытаться не допустить их в дальнейшем, и повнимательнее присмотреться к нападавшим было не лишним. Вдруг постфактум она заметит в них что-то, что позволит ей опознать их однажды после? Попытка, даже такая жалкая, уж никак не могла быть хуже абсолютного бездействия. Кроме того, она хотела удостовериться наверняка, что там, на Тауэре, она сделала всё от себя зависящее, чтобы предотвратить беду, и объективно ей не в чем себя упрекнуть, пусть даже исход сражения всё равно будет терзать её совесть какое-то время.

В Омуте Доркас приглушила звуки воспоминания и то замедляла, то ускоряла его, разглядывая только фрагменты с нападавшими, что было продиктовано одной-единственной причиной — она не хотела из раза в раз становится свидетелем того, как на фоне её другу, будто на повторе, снова и снова разбивают сердце. Того, что она уже видела и слышала на мосту, было достаточно, чтобы понять — сцена между Арсениусом Джиггером и Петунией Эванс не предназначалась ни для чьих глаз и ушей. И, будь это в её власти, Доркас бы с радостью уничтожила этот отрывок, стерев со всех доступных носителей информации и из памяти всех причастных, если бы он не был частью преступления.

И вот она опять там, на мосту. Туман уже полностью рассеялся, дождь ещё не разошёлся, но морось висела в воздухе, и если бы Омут мог передавать ощущения, Доркас бы почувствовала, как оседает на лице и волосах влага, как продирает до нутра и костей ветер, как закипает от ярости перед бессилием горячая кровь под холодной кожей, пока она, держась самой себя из воспоминаний, в очередной раз пересекала невидимый барьер противников. Один уже как в воду канул, другому этот жребий ещё предстоял, а пока он, отброшенный ударной волной от заклинания, пытался подняться на ноги возле парапета. Сейчас Доркас не нужно было оценивать обстановку и переживать из-за магглов и гражданских вокруг, так что она могла, ни на что не отвлекаясь, сосредоточиться на своём бывшем оппоненте и подойти к нему почти вплотную.

Она смутно помнила этот момент, выхваченный периферийным зрением и краем сознания, поэтому у ограждения воспоминание было нечётким, как изображение на старой колдографии. Впрочем, важные для неё детали память более-менее сохранила. Не телосложение или рост парня (лица всё равно было не разглядеть) — сомнительная информация, ведь он мог находиться под обороткой — но его базовые рефлексы и привычки, которые он, будучи порядочно подбитым, вряд ли бы мог имитировать. Она смотрела на то, как он двигается в целом и, в частности, как двигается палочка в его ладони, гадая: если ей когда-нибудь доведётся снова с ним столкнуться в поединке, узнает ли она его, чтобы вернуть должок за Круциатус?

По-настоящему она не могла его ощутить в Омуте, но память удивительная штука, поэтому против воли она всё равно вздрогнула в тот миг, когда пыточное заклятие опять ударило её, на мгновение перекрывая гнев внутри и желание поквитаться с агрессором фантомной болью. А потом она почувствовала кое-что совсем другое — словно что-то ненадолго коснулось её пальцев. Взгляд Доркас инстинктивно переместился в ту точку, где концентрировалось прикосновение, прежде чем исчезнуть, но ничего не заметил. Но в Омуте нельзя ни до чего дотронуться, стало быть… Догадавшись, в чём дело, она заозиралась по сторонам, и увидела Джона, стоящего позади неё в некотором отдалении. Доркас помахала ему.

— Ну что, готов выдвигаться? — она подошла поближе. Взгляд задержался сперва на Петунии, потом на Джиггере, совершенно раздавленном, находящихся в нескольких шагах от них, прежде чем вернуться обратно к Долишу. Интересно, как давно он тут? Как многое из всего этого он понял? Как многое он и так знал, если не брать в расчёт мои предположения?

Сразу после моста Доркас подхватила рутина, и не было как таковой возможности всё ему рассказать, хотя по большому счёту какие-то объяснения и не требовались. Когда дело касалось Джона и Арса, пространные речи вообще были излишни. Достаточно было трёх слов: мы ему нужны — о ком бы из этих двоих ни шла речь, чтобы показать другому, дело важное и требует участия. Однако прежде чем её вызвали на ковёр с предварительным докладом, Доркас всё-таки успела выцепить Долиша в коридоре, оттащить в сторонку и, пока весь Аврорат на ушах стоял, сообщить ему кое-что, потому что служба службой, а дружба вне очереди: «Арс тоже там был, на мосту… Да, да, у меня была такая же реакция. Подожди, это ещё не самое странное. Встань вот так, так меня за тобой не увидят, да, круто, спасибо. Помнишь… нет, наверное, нет, тебя там не было. В общем, пару месяцев назад мы с Фрэнком были на вызове в маггловском доме с привидением, и там мы встретили одну любопытную девушку, её зовут Петуния Эванс. Арс случаем не говорил тебе о ней? Её сестра волшебница, а она — нет, и она на дух не переносит таких, как мы. Частая трагедия магглорождённых с братьями и сёстрами, суть не в этом. Так вот эта девушка тоже была на мосту, и, представь себе, они с Арсом знакомы. Близко знакомы. Настолько, что у меня — чёрт, кажется, меня заметили — сложилось впечатление, будто между ними что-то есть. То есть было… Что бы там ни было, оно закончилось, потому что когда Арс начал колдовать… Ох! Это было ужасно, Джон. Честное слово, я никогда его таким разбитым не видела. Да, да, иду! Сейчас! Проклятье! Я должна бежать. Дождись меня. Или я тебя дождусь. Нам стоит проведать его, я пообещала, что мы придём после работы. Отправь мне самолётик, если что. Или я отправлю. Да иду я, Флоренс, иду!..»

Но это тогда, а здесь и сейчас — Арсениус Джиггер развернулся и пошёл прочь, вскоре после так же поступила и Петуния Эванс. Доркас обменялась с Долишем долгим взглядом, словно в немом диалоге, который начинался со слов: «Теперь ты понимаешь, о чём я, да?» Находиться в этом воспоминании стало невыносимо, поэтому она сделала несколько шагов в сторону.

— Обсудим по дорроге, ладно? — попросила она Джона.

Они вынырнули из Омута памяти одновременно, и разделяющее их на мосту расстояние в пару ярдов в Архиве резко сжалось до полутора-двух футов, отчего участился пульс и на секунду перехватило дыхание. Они оказались по разные стороны чаши с клубящимся в ней воспоминанием, где их ладони сжимали кромку чаши очень близко друг к другу. Должно быть, случайно дотронулись, пока оба были внутри, и именно это она там и ощутила. Казалось бы, стандартное погружение, она проделывала это не раз и не два, почему же тогда сердце не успокаивается? Отстранившись первая, Доркас перевела дух, собрала воспоминание, источающее вокруг себя яркое сияние, и запечатала во флакон, прежде чем выйти из Архива.

В коридорах Министерства было по-пятничному тихо и пусто. Если среди недели в столь поздний час ещё можно было ожидать какого-никакого оживления, то в пятницу вечером это место как будто вымирало, функционируя лишь за счёт тех, кто работал посменно. Почти все разошлись: кто домой, кто пропустить где-нибудь по стаканчику, кто ещё куда-нибудь… По пути к Атриуму им встретилась лишь пара человек, да и то, судя по всему, те, кому тоже не терпелось убраться восвояси. Мимо прокурсировало несколько бумажных самолётиков. Доркас не удивилась бы, узнай, что они направляются с нештатным донесением в Аврорат или штаб-квартиру хит-визардов — одни из немногих подразделений, где служба велась непрерывно, денно и нощно.

— Так… — Доркас, наконец, подала голос, привлекая внимание Долиша. — Арс когда-нибудь говоррил тебе об этой девушке? Это то, о чём я думаю, они встрречались? Мне-то он, понятное дело, не ррассказывал, иначе… — она осеклась. — Ладно, на самом деле я не знаю, что бы я сделала, если бы он сказал, теперрь это не имеет значения. — Доркас поморщилась. Она осознавала, что сама предложила обсудить эту ситуацию, но не имела ни малейшего представления, как, потому что: — Обычно мы такие вещи не обсуждаем, да? — она неловко улыбнулась. — Ну, мужчин, женщин, отношения. Не то чтобы нам следовало начать. Я не буду прретендовать на подобные открровения, оставьте это между вами, мальчиками, — отшутилась она, а у самой сердце зашлось, как тогда, в Архиве. Ей, в общем-то, и делиться было особо нечем, хотя вопрос был даже не в ней. Иррационально, неправильно, почему-то мысль, что Джон будет думать о ком-то в таком контексте да ещё и вслух казалась ей неприятной. Так что она поспешила перевести тему в волнующее её русло: — Я это к чему… Как считаешь, нам стоит сразу дать Арсу понять, что мы в куррсе, или пусть он сам ррешит, хочет ли он посвящать нас в это?

Они остановились возле каминов в Атриуме, и Доркас посмотрела на Долиша, ожидая, пока он скажет, что он обо всём этом думает.

Отредактировано Dorcas Meadowes (2023-05-20 17:25:24)

Подпись автора

A million things I wish you would say Even if I fall that you will stay And none of my flaws can turn you away

Весь Аврорат судачил о том, что произошло сегодня на Тауэрском мосту. Джон слышал обрывки фраз, какие-то домыслы, смутно понимая, что приключилось, и невероятно переживая, каждый раз слыша имена Медоуз и Джиггер. Он не мог больше ждать ни минуты, специально появившись в коридоре, чтобы выцепить Доркас, пока она не пропала за дверью кабинета начальника, и хотя бы в двух словах услышать, что на самом деле произошло. На реликвию Джону было плевать, не об этом он хотел знать. Оказалось, Медоуз тоже искала его, и когда их взгляды встретились, обоим стало ясно, что поговорить необходимо и откладывать это нельзя. Правда, говорила, в основном, она, а Джон лишь успевал меняться в лице, иногда согласно кивая, а иногда неверяще мотая головой. Джон прекрасно знал всю историю Арса и Петунии, но он помнил об этом, как о прекрасной сказке, в которой два человека из разных миров нашли друг друга. Слушая торопливый рассказ Доркас, Джон не мог поверить в то, что эта девушка, что смогла превратить его замкнутого и бесконечно сдержанного друга во влюбленного, мечтательного юнца, способного на свиданиях не спать до рассвета, интересующегося маггловским искусством, а главное, готового полностью поменять свой уклад жизни, впуская нечто совершенно новое и непривычное, эта самая девушка абсолютно не способна на то же самое ради него. Петуния Эванс, на которую Джон готов был молиться и с которой мечтал познакомиться, отвергла Арсениуса. Джон знал, что такое неразделенная любовь, но при этом Доркас никогда не давала ему надежд, не была с ним близка, он не танцевал с ней и не встречал рассветы. Ведь получив все это, ощутив взаимность хоть раз, отказаться от любви просто невыносимо. Сердце Джона сжалось, и ответить он ничего не смог, лишь махнул Доркас перед уходом, пообещав зайти за ней.
Долиш хотел все бросить и аппарировать к дому друга сию же секунду, но нужно было подождать Доркас, да и отчет о вчерашней работе так и не был завершен, поэтому пришлось наскоро дописывать его, при этом маг делал бесконечное количество помарок, даже не думая тратить время на их удаление. Наконец, закончив, Джон отправился за Доркас, чтобы вместе отбыть к Джиггеру. Однако он застал ее за наблюдением своих воспоминаний в Омуте памяти. Смотреть на нее так откровенно он себе не позволял, но сейчас она этого не видела, и некоторое время Джон созерцал девушку, пару раз подходя в желании привлечь ее внимание, но не решаясь портить сеанс самоанализа. В какой-то момент он заметил, как Доркас будто вздрогнула, крепче вцепившись пальцами в края чаши. Она явно переживала что-то, как минимум, неприятное, - Джон не мог больше стоять спокойно. В надежде на то, что она не воспримет это, как вторжение в личное пространство, Долиш отважился присоединиться к ней. Колеблясь несколько секунд, он все же намеренно коснулся ее пальцев своими, желая оповестить о своем появлении в ее воспоминаниях. Касаться ее, когда она не пронизывала своим прямым взглядом, оказалось намного легче.
Очутившись на Тауэрском мосту, Джон успел в рассеивающейся дымке разглядеть воспоминание Доркас, корчившейся  от пыточного заклятия. Почти сразу его отвлекла сама Медоуз, но увиденное уже навсегда отпечаталось в памяти мужчины. Крепче сжав кулаки Долиш дико разозлился, хотя показать этого не мог, - он не желал смущать девушку тем, что увидел больше, чем она готова рассказать сама. Джон ненавидел этого пожирателя всем своим существом за то, что тот посмел сделать, и бесконечно жалел Доркас, желая оказаться там вместо нее, не дать ей ощутить эту боль. К лучшему или наоборот, злость его начала быстро замещаться другими эмоциями, когда картинки событий сменились и перед глазами появился Арс. Таким Джон не видел его никогда. Это был не его друг, а, скорее, безжизненная копия, напоминавшая волшебника после поцелуя дементора. Джон невольно протянул руку, чтобы крепко сжать его плечо, хотя прекрасно знал, что лишь проведет рукой в пустоте. Долиш был благодарен Доркас за то, что она пустила его в свою память, ведь представлять в уме и видеть своими глазами, - явления совершенно разные. Еще несколько мгновений друзья смотрели друг на друга, думая об одном и том же, - пора к Арсу, после чего оба покинули Омут.
Оказавшись лицом к лицу с Доркас, Джон совсем не смутился, ведь он только что был в ее голове, почему его должна беспокоить ее физическая близость? Однако стоило ему подумать об этом, как сердце забилось быстрее, неловкость сковала его, от чего он так и замер, не в силах отвести благодарного взгляда. Доркас, по всей видимости, все было естественным, отчего вела она себя совершенно обычно, - отстранилась первой, доделывая все необходимое. О чем он вообще думал?
Заговорили они, только попав в Атриум, и Джон замедлил шаг, чтобы слушать внимательнее. Он снова не прерывал эмоциональный поток из вопросов и рассуждений, давая возможность Доркас выплеснуть накопившееся и улыбаясь на последней фразе, перечеркивающей все предыдущие слова. В такие моменты она выглядела особенно милой, от чего улыбка напрашивалась сама собой.
- Дооркас, - не переставая улыбаться проговорил Джон, - да, я знаю о ней. И да, - они встречают… встречались.
Джон осекся, от чего вмиг посерьезнел. Перед глазами снова всплыл образ Арса, безутешного, разочарованного, разбитого.
- Я думаю, ты ничего бы не сделала, их отношения – это дело двоих. А вот состояние Арса... Мы должны помочь ему справиться с этим.
Джон все еще не верил в то, что увидел и услышал. Он был убежден в том, что Петуния не могла так поступить. Наверняка, она просто испугалась, не поняла, доверилась предрассудкам. Но она страдает не меньше, и все переосмыслит. Главное, чтобы Арс этого дождался.
- А почему мы не можем обсуждать отношения мужчин и женщин? – Внезапно выпалил Джон, как можно тщательнее скрывая свое собственное смущение и невозможность обсуждать подобные темы с ней. – Я скажу только одно, Арс влюблен. И это не однодневная страсть или мимолетное любопытство. Он любит по-настоящему, и я был уверен, что у них все получится. Хотя бы у них...
Долиш сам не понял, как начал говорить с Доркас о любви и страсти, но ему показалось это таким естественным, ведь сейчас они были не на службе и не на задании, а атмосфера сама навевалась, подсказывая, что можно говорить, а о чем стоит умолчать.
- Я думаю, - начал Джон после пары секунд молчания, пропуская Доркас в камин первой, - Арсу сейчас не до лишних рассуждений и решений. Мы просто появимся и побудем рядом, - он все поймет, а мы почувствуем, как вести себя.
Шагнув в камин следом за Доркас, Джон вышел уже в гостиной Арсениуса.
Слава Мерлину, друг был не один, рядом находился Альфонсо, и это было хорошо, - возможно, он знал что-то о будущем Арсениуса и Петунии, может быть, он уже обнадежил чем-то? Только взглянув на Джиггера, Джон разом позабыл о всех своих предположениях. Бледное, уставшее лицо, тусклые глаза, лишенные привычного азарта, - невыносимое зрелище. Джон ничего не мог с собой поделать, - подавшись порыву, он, не произнося ни слова, пересек комнату, остановившись напротив зельевара и на несколько мгновений заключив его в крепкие объятия. Аврор не понимал, кому из них это было нужнее, но не постеснялся этого жеста, вскоре отстранившись, все еще придерживая Арса за плечи, и заглядывая в опустошенные глаза.
- Мы здесь. Мы все знаем. – Слова так же вырвались сами собой. – И не уйдем, пока не будем уверены, что ты в порядке.
Слишком откровенно, а может, чрезмерно навязчиво, но Джон не чувствовал себя чужим, поэтому позволил себе быть настойчивым, ведь Арсениусу нужна встряска, ему необходимо все пережить, а не пытаться заглушить или спрятать поглубже. Ведь все его чувства рано или поздно накроют его, и последствия уже могут быть непредсказуемыми.
Джон отстранился, сделав пару шагов назад, чтобы дать Арсу возможность отреагировать. Но через мгновение в камине показался еще кто-то, в ком Долиш узнал работника аптеки, Северуса Снейпа. Похоже, молодой человек не заметил сразу свидетелей, наговорив лишнего, а когда понял, то стушевался и даже попытался сбежать. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кому потребовалось «Волосатое сердце». Какого импа? Джон непонимающе смотрел то на Арсениуса, то на Снейпа, отказываясь верить в то, что Джиггер был способен на такой шаг. Если Джиггер не остановит мальчишку, это сделаю он.

Отредактировано John Dawlish (2023-05-19 18:16:04)

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

Увы, ничем новым Джон поделиться с ней не смог, подтвердив ровно те подозрения, что закрались ей в душу ещё на мосту. Она выслушала Долиша, не перебивая, чувствуя, как под тяжестью мыслей, вызванных его ответом, сильнее хмурится, лишь единожды позволяя себе сменить мрачную задумчивость на лёгкое веселье, когда он спросил, а почему, собственно, они не могут их обсуждать-то, отношения мужчин и женщин.

— Это же был рриторрический вопррос, да, Джон? — многозначительно изогнув бровь и подавив смешок, с ухмылкой уточнила Доркас. — Знаешь, если у тебя, несмотрря на нашу рработу, наблюдается нехватка адрреналина, есть и дрругие способы рразогнать крровь, помимо неловких рразговорров о прротивоположном поле. Ну там… — протянула она, постукивая пальцами по губам в мнимом раздумье, прежде чем щёлкнуть ими, — спарринг, напрримерр. О, а ведь это идея. Давай мы не будем дррузьями, которрые рразговарривают об отношениях, это банально, все так делают, а мы же не все. Мы авррорры. Давай будем теми, кто по-дрружески укладывает дрруг дрруга на лопатки? Как тебе? Тот же стрресс, только с пользой. Но мы отвлеклись от дела, обсудим это как-нибудь за обедом, идёт? — спохватилась она, ощутив какую-то неуместность в сказанном. Прозвучало слишком беззаботно, учитывая всё случившееся, поэтому Доркас снова сконцентрировалась на насущном, что сосредоточилось для неё в двух словах. Встречались. Влюблён. Невероятно, как по-разному могли откликаться внутри одни и те же слова при разных обстоятельствах. Поведай ей Долиш раньше, что Джиггер в кого-то влюблён и с кем-то встречается, она бы порадовалась, что хоть у одно из их троицы получилось избавиться от клейма профессионального одиночки, но здесь и сейчас, после всего… Доркас могла думать лишь о том, как порой необоснованно несправедлива бывает судьба, раз испытывает человека столь бесчеловечным образом, что не удаётся утешиться хотя бы фактом того, что это было по-настоящему. А одного взгляда на Арсениуса Джиггера на мосту, потерянного и подавленного, было достаточно, чтобы понять наверняка: с Петунией Эванс у него это было по-настоящему. Оттого невыносимей казались попытки представить, что он переживает и как помочь ему оправиться от потрясения из-за расставания. Но Джон прав: они должны поддержать друга, дать ему понять, что у него всё ещё есть люди, которые дорожат им безусловно и безоговорочно, и он ни в коем случае не одинок, даже если уже вообразил себе именно это. Окажись на месте Арсениуса любой из них, она не сомневалась, он бы поступил ради них точно так же. Он бы был рядом. Поэтому они тоже будут.

Джиггер встретил её выражением на измученном лице, которое она охарактеризовала бы как крайнее недоумение, тогда как она его — фразой: «Ну ты ещё скажи, что не ждал нас!», однако всё довольно быстро встало на свои места. Не ждал, догадалась она. Кажется, он совсем не слушал её тогда на мосту. Но вслух она, разумеется, ничего из не сказала, отдавая себе отчёт, что Арсениус был тогда не в том состоянии, чтобы адекватно фиксировать поступающую информацию. Если она кое-что и смыслила в жестоких разрывах (а это был без сомнения он), то в его рассеянности не было ничего удивительного. Доркас вышла из камина, огласив гостиную громким: «Но вот они мы..!», но, заметив, что у друга был гость, осеклась. С её ракурса его было особо не разглядеть, но что-то неуловимо знакомое в его фигуре заставило её задержать на нём изучающий взгляд, прежде чем с участливой улыбкой снова обратиться к Арсу.

— Пррости… Не знали, что у тебя гости… Надеюсь, мы не помешали, — проговорила она и замерла, стоило гостю Джиггера, наконец, показать ей своё лицо. Перед ней стоял Марк Болан. Не настоящий, конечно, настоящий-то был мёртв (*), а один из информаторов Ордена Феникса из маггловского Лондона, которого Доркас именовала так про себя из-за некоторого сходства с покойным музыкантом одной из своих любимых групп. Она не имела ни малейшего представления, как Болана зовут в действительности, следуя правилу, которое сама же для себя установила после вступления в Орден — ничего не знать о связных, добывающих для неё разведданные. Если когда-нибудь так случится, что её возьмут в плен с целью выяснить, кто слил ей те или иные сведения, она хотя бы будет уверена, что даже под самой страшной пыткой единственное, в чём она может проговориться, это нелепые прозвища, под которыми эти люди существовали лишь в её сознании.

Подоспел Джон, и Доркас понадеялась, что его появление скрыло от Джиггера её замешательство от неожиданного осознания самого факта его знакомства с Боланом. Какие отношения их связывали? Могло ли это как-то касаться Ордена, пусть Арсениус там и не состоял? Всё это определённо вызывало интерес, хотя и не такой, чтобы выражать его открыто. Доркас подошла поближе, ограничившись вежливым кивком в сторону Болана и решив пока ничего не предпринимать. Если Джиггер посчитает нужным их представить, так тому и быть, они как-нибудь это переживут, если нет — тем лучше для их рабочих отношений, в которые не хотелось без нужды впутывать ничего личного.

— Да. Мы хотели убедиться, что ты не наделаешь глупостей, — добавила она с многозначительной улыбкой, приобнимая друга, когда Долиш выпустил того из объятий. — Без нас. С нами — можно.

И под глупостями Доркас подразумевала, например, алкоголь — всё-таки пить в одиночестве дурной тон, а сочетаниям «дурной тон» и «Арсениус Джиггер» в её представлении не положено было находиться в одном предложении вне зависимости от контекста — алкоголь! — а не зелье «волосатого сердца». Она перевела недоверчивый взгляд с одного из работников аптеки Джиггера, Снейпа, как она вскоре узнает, который, явившийся сразу после них, ненароком проболтался, на самого Джиггера, сперва отказываясь принимать сказанное за чистую монету. Она слышала, что любовь порой толкала людей на страшные безумства, но чтобы настолько… В голове просто не укладывалось, что друг мог решиться на столь чудовищный и эгоистичный поступок не только по отношению к себе, но ко всем, кто его любил без всяких оговорок: Джону, ей самой, его странному другу Петиту, о котором она знала лишь понаслышке… Однако, как Доркас ни старалась, а как-то иначе интерпретировать реплику зельевара ей не удавалось, пусть прямым текстом он ничего не говорил. Но даже завуалированное его послание всё равно прозвучало для неё как чистосердечное признание в следующем: их друг, Арсениус Джиггер, будучи в здравом уме и твёрдой памяти, на полном серьёзе хотел это чёртово зелье принять. Доркас не видела, но почувствовала, как изменился рядом стоящий Джон, очевидно пришедший к аналогичному выводу, а может это была проекция её собственных чувств на происходящее: неверия, надежды на ошибку, злости.

— К слову, о глупостях… По-пррежнему думаешь, что ррассуждения будут излишни и он прросто всё поймёт сам? — повернулась к Долишу Доркас, когда Арсениус вышел из комнаты, чтобы принести ингредиент, который попросил Снейп. Голос был не выше доверительного шёпота, вынуждающего Джона наклониться, чтобы расслышать её речь. — Знаешь, тогда прро спарринг я вообще-то шутила... Но теперрь я задумалась над этим всеррьёз. То есть, если один из нас начнёт творрить нечто столь же безррассудное или непрравильное, у дрругого, по кррайней мерре, будет полное прраво ему хоррошенько так по-дрружески вррезать, чтобы мозги встали, куда надо. Почему нет, если заслужено? И кто, если не мы?

Ситуация с зельем так её вывела из равновесия, что первым её порывом, когда Джиггер вернётся, было обставить всё так, будто это была она. Будто это ей понадобилось зелье «волосатого сердца». Будто это она разочаровалась в любви настолько, чтобы запретить своему сердцу её испытывать к кому бы то ни было. Подойти вплотную и прямо при свидетелях сказать ему это прямо в глаза: это я хотела приготовить это зелье. Ну что, Арс, отговоришь меня? Потому что Доркас знала, что это он, и знала, что он знает, что знает она. Просто чтобы он посмотрел на всё это не своими, а их глазами, и осознал, насколько поистине ужасную вещь собирался совершить. И даже если бы Долиш или Снейп ей бы не подыграли, пусть на короткий миг, Джиггер бы всё равно побывал на их месте, осознав, каково это, когда лучший друг намеревается сделать нечто подобное, чего, возможно, хватило бы на то, чтобы в другой раз он дважды подумал, прежде чем согласиться пойти на столь опрометчивый необратимый шаг.

Но не смогла. Когда Арсениус вернулся, а за ним следом в гостиную прошествовал его боггарт в виде яростно отчитывающей его Петунии Эванс, с которым у друга не нашлось ни сил, ни желания бороться, к счастью, или нет, тирада умерла в ней, даже не родившись, и Доркас промолчала, отпуская своё негодование, пока момент точно не был окончательно упущен. Что, впрочем, не помешало отповеди всё-таки состояться, пусть и совершенно непредсказуемым образом. Диалог с подачи Болана принял неожиданный поворот, когда тема Эванс сменилась на… войну. Доркас даже не успела поразиться тому факту, как много Болану известно об этой девушке, хотя прежде никогда не подвергала его навык докапываться до правды сомнению, ведь он был действительно очень толковым осведомителем. Атмосфера в гостиной резко сделалась какой-то гнетущей, удушающей.

Войну они, если подумать, как и отношения, тоже не обсуждали, хотя, конечно, по другой причине. Война была в каждом дне, в каждой ночи. На каждом дежурстве, в каждой смене, на каждом задании Ордена, в каждой обязанности, на каждом вызове, в каждом отчёте, на каждом собрании в Аврорате, в каждой колдографии с без вести пропавшими людьми на доске объявлений в Министерстве магии. Война была буквально всюду. В будильнике, который теперь приходилось заводить на пару часов раньше, чтобы успеть пожить, а не только поработать; в аптечке, где постоянно заканчивались то одни, то другие целительные зелья, чтобы подлатать себя, раненную не при исполнении; в зеркале, что отражало шрамы, морщины и — кто бы мог подумать! — первые серые волосы. В сущности Доркас было плевать, почему о войне могли не говорить другие, но знала, почему не говорит сама — ей войны хватало и без всяких разговоров. Болану, как оказалось, было не плевать и он был не прочь подискутировать. Не то чтобы это её удивляло, с такой-то повесткой, однако повод растеряться он всё же предоставил, предъявив Джиггеру абсолютно абсурдное с точки зрения Доркас обвинение — первичный инстинкт защитить друга от агрессивного выпада подавили безмолвные любопытство и скепсис — да быть не может, чтобы Арс ничего этого не знал! Как такое вообще возможно, с учётом всех событий? Ответить на этот вопрос Доркас не удалось даже у себя в уме, потому что Болан теперь переключился с Джиггера на неё, отчего она даже позабыла, что собиралась сказать.

— Каком ещё прроррочестве? — нахмурились она.

Отредактировано Dorcas Meadowes (2023-07-26 08:59:08)

Подпись автора

A million things I wish you would say Even if I fall that you will stay And none of my flaws can turn you away

Джон всегда поражался этой странной способности Арса держать себя в обществе. Несмотря на всю боль, что раздирала его изнутри, он умудрялся благодарить всех, предлагать чай и даже оставаться излишне вежливым. Выдавали его только глаза, - невозможно печальные, чуть впавшие, необычайно уставшие. Долиш так и замер на месте, услышав про дурацкий чай. Какой, мантикора задери, чай? Да, не за этим они пришли сюда! Однако когда Арсениус покинул комнату, Джон все понял. Дурацкий чай был необходим для отведения глаз. Его другу нужно было перевести дух, прийти в себя, - он и в праздники не ждал столько близких людей в одной гостиной, а в моменты отчаяния, - тем более. Джиггер не умел или даже не хотел говорить о чувствах, только с Петунией он обрел эту способность, но с ее уходом, наверняка, утратил саму возможность говорить откровенно. В любом случае, и без слов можно поддержать, просто находясь рядом, просто чувствуя его боль и разделяя ее.
- Он уже все понял, Дор. – Еле заметно улыбнулся, наконец, Джон, так же шепотом отвечая на вопрос Доркас. – И если Арсу я врезать готов, то тебе, прости… подберу мат помягче.
И пусть она знает, что Джон уверен, что это он уложит ее на лопатки.
После предложения Доркас об отрезвляющем «спарринге» в голове все еще крутились слова Джиггера о запрещенном зелье, - на сердце отлегло, - он не собирается делать ничего непоправимого, его разум чист, хотя душа страдает. И что-то подсказывало Джону, что сердце зельевара вылечить легче, чем голову. Тем более, сам Долиш все еще верил в то, что между другом и его возлюбленной еще не все кончено, что она одумается, вернется, смирится и примет Арсениуса таким, какой он есть, - невероятно заботливый, безумно интересный, бесконечно вдохновляющий. А то, что он волшебник, это лишь образ жизни. Только стоило аврору подумать об этом, как Джиггер, не успев толком выйти, уже снова показался в гостиной. Его преследовал боггарт в облике осуждающей Петунии, и это уже было серьезно. Потрясение Арса настолько вывело его из равновесия, что стало его непобедимым страхом. Полные ненависти и презрения глаза блондинки разом убили всю тайную надежду в душе Джона. Нет, эта женщина никогда не поймет, кого она потеряла, какую удивительную жизнь она могла бы прожить с ним. Скорее всего, она выйдет замуж за заурядного маггла, который будет жить одной лишь работой, а лет через десять обрюзгнет и перестанет ее ценить. Возможно, Джон и не прав, но видя то, как Арс пятится в состоянии тихого ужаса, Долиш начинал злиться на ту, что несколькими минутами ранее вызывала желание молиться и возвышать.
Аврор не спешил вставать перед боггартом, не желая, чтобы все остальные видели, чего боится он. Ни к чему Арсу и Доркас видеть свои мертвые тела посреди гостиной. Благо, Петит отреагировал быстро, и все были ему за это благодарны. Кроме самого Арсениуса. Придя в себя спустя минуту, он буквально набросился на Альфонсо, виня во всем его. Сегодня для Джона настал день откровений Арсениуса Джиггера. Впервые он видел его таким подавленным, впервые познал его в страхе и отчаянии, а теперь он в первый раз видел друга в гневе. Хотя это был не просто гнев, это было бешенство. Арс кричал и надрывался, обвиняя бывшего сокурсника в том, что тот знал, как закончится его роман, но не остановил, не предупредил, а наоборот подтолкнул. И здесь трудно было не понять чувства одного и невмешательство другого. Разве послушал бы Арс? Разве не сделал бы по-своему в любом случае?
Петит молчать тоже не собирался. И тот самый Петит, что заочно понравился Джону еще тогда в подпольном клубе, когда Арс впервые рассказал о нем, теперь вызывал странные чувства. Мотивы Альфонсо показались аврору нехилым основанием для злости и негодования Джиггера, ведь предсказатель действительно посчитал себя в праве играть судьбами, делать что-то намеренно ради какого-то призрачного блага. Дать то, что он потеряет в любом случае, чтобы начать бояться терять? Петит сказал еще много правильных слов и войне и о личной ответственности каждого, но, по мнению Долиша, Арс в состоянии понять всю суть войны и без потери возлюбленной, без этого разочарования. Джон еле сдерживал свое возмущение по поводу такого поверхностного мнения школьного друга об Арсениуе Джиггере. Однако спорить с такими людьми, как предсказатели, - гиблое дело. Они знают больше, но не говорят об этом. Они выдают будущее порциями, по каким-то только им ведомым причинам, удобными для них порциями. Они высказываются загадками и часто недоговаривают. Наверняка, это обусловлено огромной ответственностью, наложенной на человека, знающего то, что будет. Только точно никто не скажет, даже сам Петит.
Джон все еще молчал, переваривая происходящее и борясь с собственным раздражением, а Снейп уже кидался на Петита с ответными обвинениями, кажется, пытаясь защитить? Долиш впервые посмотрел на юношу с интересом и уважением. Парень имел свое мнение, схожее с его собственным, и не боялся высказываться. Это либо признак большой смелости, либо высшей глупости. Однако Долиш склонялся к первому варианту.
- Давайте выдохнем. – Наконец, обратился Джон ко всем присутствующим, желая хоть немного снять напряжение в воздухе. – Я уверен, какими бы способностями ни обладал Альфонсо, заставить кого-то полюбить или возненавидеть он не в силах. Любое малейшее знание будущего заставляет нас неосознанно стремиться к нему, пытаться осуществить. Порой, нам и не стоит знать всего.
Джон взглянул на Арсениуса, мягко обволакивая его своим взглядом.
- Арс, давай не будем думать о причинах, давай поговорим о последствиях? Ведь что бы кто ни говорил, выбор всегда делаем мы сами. Ты рискнул, я -нет. – Джон говорил о себе и Доркас, осознавая, что понять его сможет только его друг, поэтому не боялся произносить эти слова вслух. – Возможно, не попробовав, ты был бы еще более несчастлив, коря себя и думая «что если…» Все случилось так, как должно было, — это значит, ты не мог иначе.
Джон замолчал, снова обводя глазами всех собравшихся.
- Война коснется всех рано или поздно, в стороне не останется никто. К каждому она приходит по-своему. Тебе ли не знать, Альфонсо? И раз уж мы сегодня говорим откровенно, то и о пророчестве, я надеюсь, ты скажешь нам все.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

Возмущение Арсениуса понять можно было. Для этого не нужно обладать сильной эмпатией или великим интеллектом, достаточно лишь понимать простейшую природу человеческих реакций. И, конечно же, за него вступились, как вступились и за Эванс.
Волшебник смерил юнца, смевшего давать оценку его поступкам уничижительным взглядом, хмуро окинул фигуру Аврора. Ситуация была серьёзная. И сложная одновременно. Она лишь доказывало магу, что сейчас не время выяснять, какие из методов можно считать этичными, потому что на кону немного больше, чем собственные чувства. Он не мог рассказать всего. Груз тайны не позволял проговаривать все аргументы в пользу своего решения, но кое-что рассказать он, всё же, мог. Арсениус много странствовал и его новости отчасти связаны с профессией друга, а, кроме того, он уже оказался замешан в происходящее, Дамблдор доверял ему, если отправил на подстраховку, рекомендовав как надёжное и, при этом, не связанное ни с кем обязательствами лицо для сопровождения Камня. Доркас была членом Ордена Феникса. Долиш Аврором, что само по себе давало ему неплохую оценку, он уж точно понимает всю серьёзность положения. Мальчишка же... Он едва ли помешает.

- Оно прозвучало сегодня. И, я знаю, что не все маги относятся к пророчествам с должной серьёзностью. Кассандра, моя давняя знакомая и хорошая предсказательница, изрекла его всего пару часов назад, как раз когда Изумруд был украден. - Мужчина хмурится, скрещивает руки на груди, ему уж точно не до смеха и он видит ту ситуацию куда серьёзней.

- Слушайте: "Забытые реликвии вновь проснуться. Камень и Книга больше не будут затеряны в чужом для себя мире. Нога великого уже ступила в обитель прошлого и пробудила Чашу. Все вместе, эти три реликвии могут даровать силу своему обладателю и преломить ход войны, когда придёт час сильнейшим сразиться между собой." Я думаю, что это то самый камень, из легенд. Есть основания предполагать, что и книга была найдена не так давно. Та самая книга. Не спрашивайте кем и у кого, информация неофициальная, да и для большинства она лишь сказки. - Петит видел эту книгу. Когда он явился сообщить Дамблдору о прозвучавшем пророчестве, отлично понимая, что его, как и многие другие, поместят в архивы и забудут, директор показал её. Директор предложил ему почитать некоторые из выписанных им сказок, после чего Альфонсо согласился с директором - внезапное появление книги, проснувшийся камень и последовавшее за этим изречение - не совпадение. Только рассказать про Орден и откуда знает про ещё одно магическое явление, не мог, так как сейчас из его членов здесь, кроме него, была только Доркас Медоуз.
Внутри Ордена вопрос ещё поднимется, но едва ли станет приоритетным, относительно других дел, но им всё равно нужно было заняться. Поднять архивы, исследовать закономерности, попытаться разгадать полный смысл пророчества, прозвучавшего в такой удачный момент. И это дело не только Ордена Феникса. Если бы Министерство опубликовало текст пророчества, наверняка бы многие из историков снова заинтересовались старыми текстами, но сейчас, когда Тёмный Лорд запугивает волшебников и активно наращивает силы, такой текст мог вызывать ненужный ажиотаж, когда во всё остальное, остался бы очередной, зависшей в неопределённости, байкой.
Для Ордена, впрочем, тоже было выгодно, чтобы пророчеству не давали огласку. Тогда Изумруд так и останется просто древней реликвией, а про другие события, легко теряющиеся на фоне убийств, никто и не вспомнит, а значит не будет копать глубоко.

- Содержание некоторых из легенд я вам перескажу, они показались мне важными. Вы уже их и без того наверняка слышали, только в разных трактовках. - И волшебник рассказывает, кратко, но не упуская основных деталей, зачитывая по памяти всем известные сюжеты эпоса, о подвигах короля Артура. Его интересует эта тема по понятным причинам, но вот что скажут другие? По сути ведь, рассказанное Альфонсо - всего лишь очередная вариация старых сказок и для присутствующих не исключено, что сейчас, после всего уже прозвучавшего ранее, его ещё раз, уже куда более настойчиво, попросят удалиться. А ведь именно Арсениус, которого всё происходящее тоже касается, и который был склонен к научной работе, путешествовал в стольких местах, возможно сможет лучше многих разобраться с историческими сводками и найти подтверждения или опровержения, которые бы перекликались с событиями здесь и сейчас.

Отредактировано Game Master (2023-06-08 14:24:17)

Северусу Снейпу с детства казалось, что на него наложено заклинание невидимости, которое активируется время от времени случайным образом.

Вот и сейчас на всю его экспрессивную тираду отреагировал только Арсениус, человек, для которого Северус еще в самом начале знакомства пo  невероятным причинам стал видимым.

Простая мысль о том, что чтобы с ним заговаривали и брали в счёт стоит здороваться и заговаривать первым сейчас не желала уживаться во взбудораженном мозгу и юноша предпочёл сосредоточиться на своём патроне.

- Да, я знал их обеих. - Медленно произнёс не званный гость, моля Мерлина, чтобы Джиггеру не вздумалось выпытывать подробности публично. - Довольно хорошо. Наши дома располагались рядом. - Юнец теперь говорил ровно и отстраненно, нельзя и подумать, что от воспоминаний всё переворачивается внутри. Он медлит и в конце концов всё же добавляет в нелепой неумелой попытке помочь, которая на деле означает готовность шагнуть в огонь. - Если желаете, я расскажу подробнее, сэр, когда у вас... будет время.

Пророчество оглашаемое в тихих стенах дома Снейп слушает так внимательно, что каждое слово будто выжигается в памяти. Жгучее любопытство незаметно, но привычно сменяется мыслями о собственной выгоде. Когда маг замолкает Северус делает вдох, осознав, что всё это время дыхание отчего-то задерживал.

- Конечно, нужны, сэр. - Снейп рад переключиться на обсуждение ингредиентов и из уважения к бывшему учителю даже не указывает на то, что просил он икру тритона, а не глаза. Это вполне можно решить позднее.

Сейчас куда интереснее, что скажет волшебник принесший пророчество. Снейп, мать которого оказывалась вестником худших дней его жизни к предсказаниям относился весьма серьезно, хотя и был совершенно не способен к прорицанию сам.

Отредактировано Severus Snape (2023-06-18 18:12:32)