Очень многое о людях могут поведать их дома. Немало сведений, конечно, дают манера разговаривать, двигаться и держаться в обществе, работа, хобби и связи, но жилище представляет собой другой не менее важный источник интересной и полезной информации, которая тоже стоит внимания. А в аврорской службе информации никогда не бывает слишком много, поэтому цепляться приходится за всё, что так или иначе относится к делу. Поэтому несмотря на то, что Доркас не была при исполнении, наблюдать и делать выводы она продолжала по обыкновению, тем более что обстановка в особняке Дирборна к этому располагала.
Гобелены, картины и статуи, роскошная мебель и предметы декора и быта, изящная посуда и внушительное собрание книг, анфилада комнат и лепнина на потолках — всё это вызывало у Доркас когнитивный диссонанс. Все эти вещи были бы куда уместнее в музее или галерее, чем в доме такого человека, как Карадок, который производил впечатление того, кто если не обитает в собственном пабе, то с большой долей вероятности арендует маленькую квартиру где-то в шаговой от неё доступности. И внезапно такой особняк?! Ладно, не внезапно, всё-таки она была тут и до этого, но раньше ей никогда не проводили подобную этой экскурсию, по которой можно было бы оценить весь масштаб спрятанного здесь богатства воочию. В действительности она и снаружи дома-то не бывала и пользовалась теми немногими помещениями, которые были в распоряжении членов Ордена (холл, коридор и зал для тренировок и собраний), чтобы рассуждать в цифрах, и если бы сам Дамблдор как-то в ходе очередной встречи не нарёк это место особняком, ей такое и в голову бы не пришло, потому что маршрут передвижений для гостей был весьма ограничен и хозяин дома очень постарался чтобы там ничто не могло выдать тот факт, что он не просто при средствах, но и при таком достатке. Само существование этого места вызывало больше вопросов, чем ответов, намекая, что у Дирборна за душой был некий секрет, делавший всё это реальным. Вроде того, где он оказывается бастардом какого-то чистокровного сноба, от которого таким образом пытаются откупиться, или же, наоборот, долгожданным родственником некоего спонсора, о котором ранее и слыхать не слыхивали, но кого теперь щедро одаривали, стараясь искупить вину за упущенное в разлуке время? Она точно не поверила бы, что Карадок всё это приобрел сам, разливая алкоголь за барной стойкой, или приторговывая чем-то из-под полы, или проворачивая какие-то подозрительные махинации, столь обыденные для бизнеса в Лютном в качестве сопутствующего способа дохода. Более того, она сомневалась, что он хотел всем этим владеть или, скорее даже, получал от этого обладания какое-то удовольствие. В нём не ощущалась эта гордость собственника, как Доркас её про себя называла, какую она периодически замечала у состоятельных людей, с которыми ей доводилось общаться по тем или иным причинам — ту черту, что заставляла их самозабвенно прикасаться ко всей этой нажитой роскоши со странной смесью нежности и тщеславия, складывающейся в пассажи вроде: «Только на остекление и витражи ушло порядка десяти тысяч галлеонов» или «Это портрет моего прапрапрадеда Гвилима Лливелина, выдающегося магозоолога и селекционера в области скрещивания лунтелят», если пялиться на их имущество достаточно долго. Доркас, как ей казалось, пялилась достаточно долго, однако Дирборн не проронил ни слова и никак не прокомментировал её любопытство, закрыв эту тему, не открывая, чередой известных ритуалов гостеприимства: когда они устроились, подали чай и кофе, добавив их разговору хоть какой-то оттенок непринуждённости. Стало быть, о своём богатстве он говорить не привык— или не хотел, заключила Доркас, угощаясь напитком, что в общем-то тоже вполне укладывалось в её предположение о какой-то тайне. Не то чтобы это как-то интриговало, скорее озадачивало. У всех есть есть секреты — и Карадок Дирборн не исключение — однако когда речь идёт о буквально настолько больших тайнах, это призывает относиться к их владельцам с чуть большей настороженностью. Особенно, если эти самые люди позволяют себе сразу после быть столь обескураживающе откровенными.
Рассказ Карадока на контрасте с изначальным затянувшимся молчанием своей предельной честностью и детальностью малость отдавал достаточно распространённой манипуляцией (осознанной или нет, не имело значения) и не только тем, что он утаил сведения от следствия, а теперь решил ими поделиться. Искренность всегда стремится отыскать в собеседнике сопереживание, что, конечно, не очень вяжется с установкой быть непредвзятым. А сейчас она должна быть объективной. Чисто по-человечески, она безусловно ему сочувствовала. Никто не заслуживает проходить то, через что прошёл Дирборн или любой из родственников или знакомых, кто в этой серии кого-то потерял. Но как аврор она была обязана быть беспристрастна. То, что для него личное дело, для неё — профессиональная рутина. Не зря же, в конце концов, устав не даёт им права расследовать дела, где есть личный интерес. Хотя скрепя сердце Доркас должна была признать — как владелец паба, её отец в какой-то мере потенциально попадал под определение «личный интерес». К счастью, именно потенциальность давала ей возможность вести расследование не только официально, но и настолько это в её власти тщательно, ведь вела по этому тернистому пути Доркас не месть, а желание её не допустить. Поэтому она позволила себе то, что обычно не разрешала в беседах со свидетелями, когда действовала по протоколу — подробности:
— Мой отец владеет пабом, — начала она. — И поскольку случай в Graphic Bar, к сожалению, не единичный, есть верроятность, что эта тррагедия может повторриться снова, и под ударром может оказаться в том числе и он. Я гоню от себя эту мысль, людям свойственно думать, что несчастья это то, что всегда прроисходит с дрругими, но по собственному опыту знаю, что никто не может быть застррахован. Это вам вместо заверрений и обетов, что я не оставлю это дело прросто так. Пока не удостоверрюсь, что моему отцу ничего не угррожает... Я не могу обещать, что рраскррою его, но я буду делать всё, что в моих силах, чтобы ответственные за это понесли своё наказание. Прримите мои соболезнования.
Она взяла небольшую паузу, чтобы перевести дух и за парой глотков кофе обмозговать вторую часть сообщения Карадока и свой ответ. Здесь и сейчас Доркас Медоуз выступала не как должностное лицо, поэтому бессмысленно было напоминать Дирборну о том, что ему не следовало утаивать данные, которые могли бы помочь следствию. Хотя бессмысленным это было не столько из-за того, что оба они были не самыми сознательными участниками процесса, сколько из-за тех монет. Основная сложность была ведь именно в них, а не в том, что Карадок проигнорировал свой гражданский долг, а она — наплевала на порядок процедуры.
— Я опущу ту часть, где говоррю вам, что вы поступили очень прренебррежительно к этому ррасследованию, мистер Дирборн, и перрейду срразу к сути. У меня есть основания полагать, что вашей сестрре врряд ли могло стать известно что-то ещё неизвестное следствию. Как я уже сказала, прроисшествие в Graphic Bar не однорразовая акция террора. И было опррошено куда больше людей, чем вы можете прредставить. Но их показания в основном являются несостоятельными из-за арртефактов, которрые были обнарружены на местах прреступлений. Мой прредшественник, наверрное, не упоминал монеты, тогда связь с ними ещё не пррослеживалась. Везде, где прроисходили взррывы, мы нашли монеты — хотя сходство ими не огрраничено. Но именно из-за этих момент все свидетели по-рразному запомнили события, прредшествовавшие взррыву, и тому что случилось после. Некоторрые заявили, что оррудовала грруппа, дрругие — что один или парра человек, трретьи — что это был сам Гриндевальд, кому-то прривиделась Чёрная метка, кто-то рразглядел маски Пожирателей смерти. Одни утверрждали, что нападавшие были в мантиях, а дрругие — что в маггловской одежду... — она развела руками в разные стороны, как будто это всё объясняло, и примирительно улыбнулась, чтобы Карадок не счёл, будто бы это она на него так махнула. — Думаю, вы понимаете, почему я настрроена скептична. Пока ещё ни один опррошенный не дал мне наводку, которрая бы сузила крруг поиска, а не ррасширрила его. Статистика удрручает. Но! Я допускаю мысль, что, возможно, вам всё же известно что-то, чего я не знаю... Опять же, удрручающая статистика. Легальные способы получения инфоррмации не так шустрры, как те прресловутые птички. И тут напррашивается вопррос: какая цена у ваших сведений? Вы ведь не спрроста не понесли их в Аврорат. Что вам нужно, мистер Дирборн?
- Подпись автора

| I would sin for you Lose control for you Start a war for you I would kill for you |