[indent]Александрия наблюдала за солнечным лучиком, проникшим через открытое окно студии. Он игриво скользил по листу юного Такера Брауна и играл в прятки с его пальцами, усердно порхающими над наброском, над которым Браун корпел последний час. На лице Такера отразилось напряжение, ведь он изо всех сил пытался казаться серьезным перед своими учителями. Но маленькие морщинки у его глаз и чуть приподнятые уголки губ выдавали его с потрохами – он веселился и ничего не мог с собой поделать.
[indent]- А вот еще анекдот… - продолжила Лекси, намереваясь во что бы то ни стало заставить Брауна наконец сдаться и рассмеяться. А какие у нее тут еще были развлечения? В распоряжении Лекси была только низкая софа, на которую ей было велено положить согнутую в колене ногу, большое зеркало, в отражении которого она видела себя в полный рост, и стоящая поодаль вешалка, где потревоженная легким ветерком тихонько раскачивалась ее полупрозрачная накидка. В ней Александрия и вышла сюда из соседней комнаты, где оставила всю свою одежду. У нее не было больше ничего – совершенно пустая зала и трое мужчин с мольбертами напротив, время от времени прожигающих ее прямыми взглядами. Такер Браун был хотя бы ее ровесником. Остальные же двое – являлись профессорами, примерно одного возраста с ее отцом. И они, конечно, казались ей безумно скучными.
[indent]- Так вот… Зельевар говорит клиенту: «Я приготовил зелье, которое решит ваши проблемы со сном». Клиент спрашивает: «Как часто я должен его принимать?» А зельевар ему отвечает: «Каждые два часа!»
[indent]Такер Браун с большим трудом смог сдержать смешок. Александрия тоже рассмеялась и ее плечи задрожали, что совершенно не понравилось профессору Томасу Фоули. На лбу у него выступила упрямая межбровная складка.
[indent]- Александрия, не смейся, пожалуйста, - попросил он, хмурясь, но все же ни на секунду не отрываясь от своей работы. Лекси знала его с тех пор как была еще ребенком. Тогда он был гораздо моложе, но эти горизонтальные линии, испещрившие его лоб, всегда были на том же месте. Может он с ними родился? И наверняка так же нахмурился, как только впервые закричал на руках у колдомедика.
[indent]Лекси и сама с детства брала уроки рисования у Томаса Фоули. И поэтому, когда он предложил ей позировать обнаженной в его арт-галерее, она сначала растерялась. Да, она и раньше, бывало, выступала в роли модели, но никогда еще не снимала с себя одежду полностью. Ей было странно представить себя стоящей совершенно нагой перед ее строгим учителем, мистером Фоули. А еще он был приятелем ее отца, что добавляло неловкости. «Ах, ну что бы сказал на это папенька? Наверняка он вышел бы из себя, и строго-настрого запретил это делать». Отчасти поэтому она и согласилась.
[indent]- Пусть тогда и Такер тоже не смеется, - в шутку потребовала Лекси, все же стараясь не двигаться. Пусть она и подтрунивала над Брауном, к своей работе она относилась серьезно. Хотя стоять вот так без движения было тяжелее, чем казалось. Принять одну позу и не двигаться тридцать, сорок, пятьдесят минут, час. Сначала тело начинает покалывать, а потом и вовсе перестаешь чувствовать... Александрия перенесла вес с одной ноги на другую. Должно быть на ее лице на мгновение промелькнула гримаса страдания, что не укрылось от взгляда профессора Грегори Эббота – именно он был третьим из писавших ее сегодня художников.
[indent]- Сколько ты можешь еще потерпеть, милая? – добродушно спросил он, погладив ладонью свою седую бороду. – Нам нужно минут двадцать. Справишься?
[indent]- Конечно справлюсь, - не раздумывая ответила Александрия, выпрямив спину и слегка приподняв подбородок. Босые ноги замерзли, и а пальцы рук, которые она держала навесу, уже начинали неметь. Но она ни за что не станет жаловаться.
[indent]К тому же, боль была далеко не самым тяжелым испытанием. Сегодня ей впервые пришлось преодолеть себя. Поначалу она порядком занервничала, когда стояла по ту сторону двери зала, куда должна была выйти голой, накинув на себя лишь тонкий полупрозрачный пеньюар. А потом и вовсе с ним расстаться. Ей еще повезло, что в галерее было всего три художника, а не двадцать. Трудно раздеться, когда все время думаешь: «На меня смотрят». Но суметь перешагнуть через свои страхи и смущение, чтобы получить новые ощущения, унять свое любопытство, узнать каково это, совершить подобный шаг, бросить вызов самой себе и победить – это того стоило. Да и когда еще делать это, если не сейчас? Пока она юна, стройна и красива, пока ее грудь не потеряла упругости. Не зря ведь искусство во все времена воспевало красоту юного человеческого тела. И мысленно повторяя об этом самой себе, ловя мужские взгляды по другую сторону мольбертов, Александрия начинала чувствовать себя прекрасной, такой, какая она есть, без вороха всей этой одежды, без тугого корсета, в котором порой было тяжело дышать, и без стягивающих ноги шелковых чулок. Всякий раз, когда Томас Фоули говорил что-то вроде: «О, вот так восхитительно! Замри!», или когда Грегори Эббот улыбался ей своей доброй улыбкой, а Такер Браун так забавно краснел, словно впервые видел перед собой голое женское тело, все это придавало Александрии сил. И постепенно всего за какой-то час она уже привыкла к их бегающим по ее обнаженному телу глазам: зеленым, серым, янтарным…
[indent]Но в какой-то момент она заметила еще одну пару глаз – темно-карих. Сначала они мелькнули в дверном проеме, затем задержались там, внимательно изучая все происходящее, а после стали приближаться – неизвестный Александрии мужчина распахнул неплотно прикрытую дверь и вошел в зал. Он следовал к центру студии неспешно и тихо. Обычно именно так движется кот, ступая по паркету мягкими лапами, не создавая ни скрипа, после чего неожиданно оказывается у тебя за спиной. Может быть поэтому ни Фоули, ни Эббот, ни Браун его не заметили, продолжая старательно работать над линиями и изгибами на своих холстах. Александрия смотрела и не могла оторваться от пристального взгляда незнакомца. Его глаза казались ей бездонными, словно два черных омута, притягивающих, затягивающих ее на неизвестную глубину. В них горел темный огонь. Но это было не пламя, в котором можно согреться, оно было пугающее, дикое, неприрученное, такое, в котором сгораешь до тла. И что-то в его взгляде было неуловимо узнаваемое. Словно она где-то видела его раньше.
[indent]- Теодор! Уже одиннадцать? Как пролетело время! Мы скоро закончим писать. Еще десять минут, подождешь?
[indent]Слова Фоули прокатились по полупустому залу, и будто заново запустили замерший на мгновение мир. Стрелки часов шагнули вперед, художники пришли в движение, повернули головы и протянули руки для рукопожатий, приветствуя пришедшего незнакомца, у которого было имя – Теодор.
[indent]- Александрия, это Теодор Нотт, мой давний друг и попечитель фонда Николаса Фламеля, – буднично произнес Томас Фоули, представляя ее мужчине так беззастенчиво, словно они все находились не в галерее, где на ней не было ни клочка одежды, а на каком-нибудь пафосном званом обеде. Но едва ли было бы лучше, если бы он и вовсе проигнорировал ее присутствие, будто она какой-нибудь предмет мебели, стоящий в комнате, вроде вот этой напольной деревянной вешалки.
[indent]- Теодор, это Александрия, дочь Арно́ Блишвика, ты его знаешь. На прошлой неделе мы играли у меня вместе в покер. По-моему ты в тот день обставил его…
[indent]Голос профессора Фоули звучал в ушах Александрии, словно белый шум. Взгляд Теодора снова скользнул по ней - на этот раз по ее телу побежали мурашки. И несмотря на то, что последний час она вполне расслабленно чувствовала себя обнаженной в компании трех мужчин, сейчас ей вдруг захотелось стыдливо прикрыться. Она почувствовала, что ее щеки запылали. Наверное это из-за той настойки, что дал ей Эббот перед выходом для храбрости. Она была довольно крепкая и наконец подействовала, вот поэтому и стало жарко. По шее стекла маленькая капля пота, пробежала по груди и остановилась у левого соска. Но Александрия не позволила себе проявить робость или смущение, а вместо этого дерзко выпрямилась, расправляя плечи и заставив грудь качнуться, одним движением избавившись от влажного следа на коже.
[indent]- Рада познакомиться, - произнесла она, в свою очередь внимательно разглядывая Теодора. Его лицо трудно было назвать красивым в классическом понимании этого слова. Но оно цепляло - резкими скулами, волевым подбородком. Его хотелось рассматривать, изучать.
[indent]- Ну как тебе моя картина? – продолжал Фоули. - Думаю я выставлю ее в галерее. Уверен, покупатели найдутся быстро.

Отредактировано Alexandria Blishwick (2024-11-18 13:56:49)

Подпись автора

Если хочешь сделать что-то, — делай это сейчас

[indent]Вы когда-нибудь наблюдали за тем, как меняется природа перед грозой? Воздух вдруг тяжелеет, начинает казаться почти осязаемым, отчего становится труднее дышать. Птицы срываются с места, стараясь скорее покинуть зону предстоящей грозы. Небо темнеет, заволакивается тучами, а ветер усиливается, начав беспощадно трепать листья деревьев.
[indent]Теодор Нотт тоже был грозой. Едва он вошел в студию, как все мгновенно перевернулось с ног на голову. Спокойствие сменилось волнением, смех – тишиной, работы Фоули и Эббота сделались незначительными пустышками. Даже солнце, спустившееся к полудню ниже, стало ослеплять всех своими лучами, бьющими прямо в глаза. Оставаясь совершенно спокойным, как нерушимая скала, Теодор Нотт заставлял всех вокруг колебаться, как колеблется море возле начавшего пробуждаться вулкана.
[indent]Александрия стояла неподвижно, наблюдая за происходившими вокруг изменениями, и за тем, как взгляд Нотта переходил с ее обнаженного тела на картину, созданную Такером Брауном, и обратно. Словно он сравнивал ее настоящую с нарисованной на холсте картинкой. И Александрии захотелось узнать, какую из версий предпочел бы этот мужчина. Ее настоящую или ту идеальную с холста? И, словно прочитав ее мысли, он сказал, указав на картину Брауна, что купит ее, и готов много заплатить.
[indent]Щеки Александрии вспыхнули. Сердце заколотилось как сумасшедшее, но внешне она сохраняла спокойствие. «Зачем Теодору Нотту картина, написанная с ее обнаженной натуры? Повесит у себя дома над камином и станет смотреть всякий раз, когда вечерами будет сидеть в кресле напротив со стаканом огневиски? Но разве он не мог для своего интерьера найти картину поинтереснее? В этой арт-галерее было выставлено множество пейзажей. Его дому, наверняка такому же загадочному и мрачному, как и он сам, больше подошел бы шторм с тонущим кораблем на переднем плане, или охваченный огнем замок, или снежная буря, поглотившая свет. Неужели Фоули не предложит ему что-то другое?» Она ждала этого, но Томас Фоули молчал. «Ну что же», - Александрия поджала губы, делая глубокий вдох, стараясь выровнять сбившееся дыхание, - «пускай покупает». Это лишь картина. В идеальной картинке все равно нет души. Даже если оживить портрет заклинанием, это все равно будет всего лишь портрет – далекое эхо, только отголосок того, кто изображен на нем, образ, увиденный художником – поверхностная красота, не имеющая ничего общего с внутренним содержанием.
[indent]Но вот что еще ей было не понятно - почему мистер Нотт решил, что она хочет уйти? Что ее кто-то заставлял раздеваться здесь? Что ее использовали? Вовсе нет. Разве он не понимал, что между понятиями «обнажиться» и «раздеться» - огромная пропасть? Раздеваясь, мы просто сбрасываем с себя одежду, а обнажаясь - открываемся, снимаем покров с тайны, которую скрывает ткань. И для Александрии это был один из способов почувствовать долгожданную свободу. Настоящую свободу, к которой она стремилась, стараясь жить полной жизнью, разрушать границы дозволенного. Так желавшая всю жизнь выйти из под контроля своего отца, она не собиралась переходить под контроль другого мужчины. Тем более такого властного, как Теодор Нотт, считавшего себя вправе распоряжаться ею.
[indent]Но художники вдруг начали сворачивать мольберты, собирать краски, и стало понятно, что сессия окончена. Нотт сумел прервать их работу, хотя до ее завершения оставалось всего минут двадцать. Тем не менее, Такер Браун успел закончить картину. Александрия спустилась с подиума, набросила накидку и подошла посмотреть на результат. Это было не совсем то, чего она ожидала. Такер Браун изобразил ее легкой, воздушной, словно она состояла из невесомого облака, а не из плоти и крови. Неужели он видел ее именно такой? Она улыбнулась Брауну легкой полуулыбкой, попрощалась со всеми и вышла в коридор вместе с Теодором Ноттом, любезно открывшим перед ней дверь.
[indent]По сравнению со светлой залой, которую они с Ноттом только что покинули, в коридоре было темно. Лишь витражное окно и пара факелов давали немного света. Где-то за множеством закрытых дверей слышались чьи-то приглушенные голоса, шаги, шорохи. За стенами этого коридора бурлила жизнь и время шло вперед, но почему-то ей казалось, что в этом коридоре оно остановилось.
[indent]Их руки случайно соприкоснулись, когда они шли рядом. А может вовсе и не случайно? Иногда людям нравится выдавать намеренные прикосновения за нечаянные. Александрия почувствовала легкий трепет, пронзивший ее от плеча до кончиков пальцев босых ног, обутых в легкие туфли.
[indent]Наконец они остановились и Александрия посмотрела на Нотта - теперь была ее очередь разглядывать его. Она сама нарисовала бы этого мужчину – безупречно и дорого одетого, элегантного, идеально причесанного, с прямыми четко очерченными скулами и глазами, за которыми скрывалась какая-то темная тайна. Казалось, если смотреть в них очень долго, то можно ее увидеть. Но только, если очень внимательно смотреть. Ей хотелось начать прямо сейчас.
[indent]- Два галлеона, - произнесла она. – Два галлеона за полтора часа работы мне заплатил Фоули.
[indent]Александрия случайно поймала свое отражение в витражном окне коридора. Она все еще была полураздета, а стоящий напротив мужчина предлагал ей собраться и аппарировать с ним, чтобы показать ей свой книжный фонд. Очень заманчиво.
[indent]- Но я бы позировала и бесплатно, - добавила она, уверенно встретив прямой взгляд Теодора.
[indent]Ее отец был богат, и Нотт это знал. А значит, должен был понимать, что она не нуждается в том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, и дело не в деньгах. Иногда кажется, что в твоем распоряжении все время мира, но это не так. Если хочешь сделать что-то, - делай это сейчас.
[indent]- Два галлеона, - повторила Александрия, - столько я заплачу тебе, если ты согласишься позировать мне. Нет, не обнаженным, - пояснила она с улыбкой, - я напишу твой портрет. У тебя очень необычные черты… - подняв правую руку, Александрия осторожно прикоснулась пальцами к острым скулам Нотта, медленно проведя по ним сверху вниз, отмечая интересный рельеф лица. Но затем резко убрала руку, запоздало поняв, что слишком увлеклась своим художественным видением и со стороны ее жест мог быть воспринят чересчур интимно для общения столь малознакомых людей.

Подпись автора

Если хочешь сделать что-то, — делай это сейчас

[indent]Начало октября выдалось теплым. Солнце уже покинуло зенит, когда Александрия полностью одетая, вышла из галереи. Спускаясь по ступеням с сумкой и тубусом, перекинутыми через плечо, она со смесью удивления и любопытства смотрела на Теодора Нотта, ожидавшего ее на улице. Наверное примерно то же чувствовала и Алиса, когда выйдя погулять с книгой в один из своих самых обычных дней, провалилась в кроличью нору и оказалась в Стране Чудес. Александрия до сих пор ощущала легкое волнение от прикосновения своих пальцев к лицу Теодора. Ему тоже это понравилось, она была в этом уверена. Она видела, как от неожиданности расширились его глаза, в этот момент они стали казаться ей еще темнее, чем прежде. Почувствовала, как он слегка подался вперед ей навстречу, как сделал глубокий вдох, словно хотел ощутить ее запах. Совсем так же как и она, когда его мантия опустилась на ее плечи, согрев, окутав своим теплом, словно большое, мягкое, черное облако. Теперь она была даже чуточку рада, что совсем забыла о времени, потерявшись между переменами и лекциями, между преподавателями и студентами, между прошлым и настоящим. Настоящим, в котором Теодор Нотт спас ее, когда она из-за своей легкомысленности оказалась практически голой в коридоре полном зевак. Как понять, что между тобой и другим человеком возникло особое притяжение? Очень просто – если вы сомневаетесь, значит его не было.
[indent]Александрия поравнялась с Теодором и протянула ему его мантию. Неужели она прямо сейчас собиралась довериться этому мужчине и позволить ему увести себя отсюда в неизвестное ей место? Да, и она в этом не сомневалась. Искусство требует смелости, так же как и сама жизнь, в которой важно уметь наслаждаться моментом. Чем больше ты насыщаешь день событиями и приключениями, тем он кажется длиннее. А чтобы продлить жизнь, наполняй каждый свой день.
[indent]- Я захватила все необходимое, - сказала она, глядя на Теодора. Солнечные лучи мягко освещали его лицо, прямой нос и подбородок. Александрия наслаждалась этой игрой света и тени, уже думая о том, как будет переносить его черты на холст. – Тебе уже приходилось позировать? Как думаешь, ты справишься?
[indent]Александрия откровенно забавлялась. Ей не терпелось поменяться с Теодором Ноттом местами. Теперь была ее очередь наблюдать, как он, замерев, будет сидеть неподвижно, а она станет рассматривать его. Ей хотелось создать что-то большее, чем просто портрет – поймать суть этого мужчины. Передать то, что она увидела в этой сути.
[indent]- Нет, позировать голой – это не то, чего я хочу от жизни, - ответила она, вспомнив его вопрос, заданный еще в коридоре галереи. – Но иногда нужно выйти за пределы привычного, чтобы найти что-то действительно ценное. И чтобы почувствовать что-то новое. Меня больше интересует вопрос, почему тебя так разозлило, что совершенно незнакомая тебе девушка позирует голой?
[indent]Александрия пыталась скрыть улыбку, но в уголках глаз появились предательские морщинки.
[indent]- Фоули в первую очередь художник, а потом уже друг моего отца. Он способен рассматривать красоту обнаженного тела как искусство, а не как объект вожделения. Он же уже… - она хотела сказать «зрелый», но остановила себя, задумавшись над тем, сколько лет мистеру Нотту? Кажется, они с Томасом Фоули были давними приятелями. Но, в отличие от Фоули, Нотт не выглядел стариком. Высокий, подтянутый, с волосами без малейшего намека на седину. – Фоули же уже видел множество обнаженных тел, мое ничем не отличается. К тому же, я доверяю ему. Он один из моих учителей, и я хорошо знаю его стиль. Он никогда не написал бы пошлый сюжет, не потребовал бы от натурщиц развратных поз. Его не интересует бессмысленный эпатаж ради того чтобы его работы заметили. Он и так довольно известен в магическом сообществе. И пишет ради искусства, а не ради денег. Многие его картины – откровение. Хоть они и не всем нравятся, - добавила она, усмехнувшись, вспомнив разгромную оценку Теодора Нотта в адрес работы Фоули. Впрочем, довольно было разговоров о Фоули. Если она хотела создать портрет мистера Нотта, то к чему терять время?
[indent]Коснувшись руки Теодора, Александрия вложила свою ладонь в его, осторожно сжав его пальцы. Теперь он волен был аппарировать ее туда, куда захочет.
[indent]- Я готова увидеть твой книжный фонд.

Отредактировано Alexandria Blishwick (2025-04-20 14:01:12)

Подпись автора

Если хочешь сделать что-то, — делай это сейчас

[indent]Когда удушье и темнота от аппарации отступили, Александрия открыла глаза и увидела перед собой длинную аллею и несколько старинных лондонских зданий. Она хорошо знала эту набережную на северном берегу Темзы, иногда гуляла здесь, но никогда не думала, что тут скрыто что-то волшебное. В Лондоне было достаточно закрытых заведений для избранных, о которых никогда бы не догадались магглы, да и волшебники, не посвященные в тайну конкретного места. Может все дело было в настроении, но Лондон с его бесконечными туманами, всегда казавшийся ей мрачным, сейчас был полон ярких красок как никогда прежде. Вдоль дороги лежали разноцветные листья, в воздухе витал запах дождя.
[indent]У реки было холодно, пронизывающий ветер трепал волосы Александрии. Теодор продолжал сжимать ее руку. Его мужественная и крепкая ладонь окутала ее тонкие озябшие пальцы, согревая их своим теплом. Рядом с Теодором ей было удивительно спокойно, она чувствовала себя защищенной. Хотя он по-прежнему казался ей загадочным и таким не похожим на всех мужчин, что она когда-либо встречала. Брошенная им фраза о том, что «она зря ему доверяет» взбудоражила ее ум. Обычно люди с пеной у рта уверяют тебя, что ты можешь им доверять, а мистер Нотт, напротив, предупреждал, что доверять ему не следует. Она невольно вспомнила о том моменте, когда спускалась по ступеням из галереи, а он ждал ее внизу. В тот миг он так взглянул на нее, что ее опалило жаром, потому что никто никогда еще не смотрел на нее так. Словно она – величайшая драгоценность. Так ювелиры любуются редким бриллиантом, который может стать главным украшением в их коллекции, и Александрии это невероятно польстило. Она надеялась, что Теодор не заметил, как она зарделась, не в силах объяснить себе природу неожиданной, непонятной ей власти этого мужчины над ней, ведь они только что познакомились. Александрии странно было осознавать, что она так не смущалась даже когда позировала обнаженной и несколько мужских взглядов были устремлены на нее. Ее это не трогало, словно она была закована в броню и ничто не могло достать до ее нежной сердцевины. Но Теодор Нотт, глядя на нее, пока она шла по лестнице полностью одетой, тем не менее умудрился раздеть ее своим взглядом, поселиться у нее под кожей, как будто он и в одежде сумел рассмотреть ее насквозь, в то время как другие смотрели на нее несколько часов, и не смогли увидеть, что она из себя представляет, даже когда она была обнаженной.
[indent]Теодор Нотт вел Александрию куда-то вглубь двора, где здания стояли так близко друг к другу, что в некоторые уголки совсем не проникал солнечный свет. Навстречу им шли магглы, но они, казалось, их не замечали, обходили, обтекали их, словно ручей камень. Александрия чувствовала предвкушение, как когда будучи маленькой девочкой, просыпалась утром на рождество и торопилась к елке, чтобы открыть подарки. Наконец, они достигли двери, больше похожей на вход в какую-то каморку со старым хламом, и Александрия сразу поняла, что они на месте. Книжный фонд был надежно укрыт от любопытных глаз за множеством охранных заклинаний. Когда Теодор произнес пароль, в уголках его глаз появились забавные морщинки, выдающие в нем мальчишку. Впервые с момента встречи она увидела на его лице что-то отличное от той серьезности, что он напускал на себя, надевая словно маску, защищавшую его от внешнего мира.
[indent]Книжный фонд оказался уникальным местом. Он словно жил своей жизнью и в отсутствии Теодора Нотта, скрипел начищенный паркет, гудели голоса, что-то взрывалось, клубился сероватый дым, где-то вдалеке стучали стрелки часов. Все в этой части здания, построенного много веков назад, дышало магией и историей потрясающих открытий. Портреты на стене недоверчиво воззрились на Александрию, словно она - чужеродный объект, которого не должно было быть здесь. Теодор Нотт привел ее в свое тайное убежище, в котором он наверняка не раз прятался от чего-то, тяготившего его снаружи. Показал ей свое некое «тайное пристанище», где он мог побыть сам собой, расслабиться и отдохнуть. И Александрия не понимала, чем смогла заслужить это доверие с самых первых минут их знакомства. Он с таким упоением рассказывал ей обо всем, что было внутри, и в эти мгновения в его глазах мелькали отблески солнечных лучей, преломляемых стеклами огромного окна. Казалось, что вот-вот он замрет посреди всего этого, прислушается к разным шумам и шорохам, наслаждаясь жизнью вокруг себя. Александрии стало интересно, всех ли натурщиц из галереи Теодор Нотт имеет обыкновение приводить в свой книжный фонд? Но по тому, как темные глаза следили за ней из под опущенных ресниц, она понимала, что нет, не всех.
[indent]Но как же занятно и любопытно все было устроено в этой обители знаний. Даже сотрудники фонда были неотъемлемой частью этого маленького мира, скрытого от лондонской суеты. Алхимик показался Александрии непосредственным парнем, полностью поглощенным своей работой и магическими изысканиями, а Софи… кем бы она ни была, произвела впечатление очень эффектной девушки в своем стильном костюме и элегантных красных туфлях. А когда она воскликнула «Теодор!», едва увидев мистера Нотта, Александрия сразу подумала о том, что этих двоих наверняка многое связывает. Они общались так, словно были давно и тесно знакомы, и на мгновение она даже задалась вопросом, а кем все-таки они приходятся друг другу? Александрия еще у галереи уловила эту усмешку и интонацию в речи Теодора, когда он сказал, что познакомит ее с Софи, словно бы он говорил о ней не как о коллеге, а как о своей… давней подруге? И теперь, когда он в какой-то момент слишком резко прервал Софи и поторопился пройти в свой кабинет с Александрией, так что от стальных ноток в его голосе по спине у нее побежали мурашки, она решила, будто он хотел что-то скрыть. Словно бы Александрия могла узнать или заметить что-то лишнее, что-то личное, что не предназначалось для ее глаз и ушей.
[indent]Впрочем, Александрия сказала себе, что это не ее дело. И вскоре они с Теодором Ноттом остались в его кабинете наедине. Любой кабинет мог многое рассказать о своем владельце, выдать его характер. Эта комната являлась личной, камерно-интимной, максимально демонстрирующей то, к чему довлеет ее владелец, поэтому Александрия с любопытством разглядывала все вокруг. Но все же старалась держать себя в руках, и не забывать, зачем она здесь. А именно, чтобы нарисовать портрет Теодора. А вовсе не с ним на свидании. Хотя… в какой-то момент, как и всякая юная девушка, она вдруг позволила себе представить себя рядом с ним в качестве пары. Но тут же одернула себя. Такой мужчина никогда не женился бы на ней. Священные двадцать восемь не могли позволить себе небрежность в растрачивании драгоценной чистой крови, поэтому их выбор спутника жизни всегда был лишен подобных глупостей, таких как любовь или романтика. Об этом она знала еще с детства. Чистота крови прежде всего.
[indent]- Итак… - Александрия прошла вдоль стен кабинета Теодора, осматривая обстановку. Ее внимание привлек старинный письменный стол, который, как наверняка и все вещи здесь, мог рассказать свою историю. И аккуратный диван с валиками и высокой спинкой, стоящий напротив стола. – Какой портрет ты хочешь? На котором ты будешь смотреться вдумчивым и важным? – она скорчила серьезную физиономию, словно ей прямо сейчас необходимо было прочесть с десяток свитков, написанных древними рунами. – Тогда ты можешь разместиться за столом. Или… портрет, на котором ты будешь выглядеть расслабленным, поймавшим ускользающее время, чтобы щедро и потратить его на блаженный отдых? Тогда садись на диван... И закрой глаза. А когда закроешь, представь что-нибудь приятное, так чтобы я смогла нарисовать твою улыбку.
[indent]Она открыла сумку, вынимая из ее недр краски и кисти, и сказала:
[indent]- Мне понадобится много света, - и затем добавила: - Не волнуйся, я не стану писать тебя, «как те магглы в их сомнительных школах».
[indent]Александрия не смогла удержаться от последней ремарки. Ведь Теодор с таким запалом раскритиковал Томаса Фоули, словно бы тот был главным самозванцем магической Британии, выдающим себя за художника, и на самом деле им не являющимся. Она удивилась этому, ведь Фоули был не только другом ее отца, но и ее учителем. Александрия очень давно его знала. Высказываясь о нем столь негативно, Теодор Нотт разрушал его созданный в голове Александрии образ. И возможно тому была причина, и он знал о Фоули что-то, чего не знала она?
[indent]Александрия также не разделяла пренебрежительного отношения Теодора к магглам. Она считала, что они достаточно талантливы, и у них тоже можно было многому научиться.
[indent]- Знаешь, многие древние произведения искусства созданы магглами, - произнесла она с улыбкой, даже не скрывая удовольствия, от возможности слегка поддеть Теодора. – Например, прекрасные статуи в Риме, которые дошли до наших дней. Работы великолепных резчиков по мрамору или живописцев Эпохи Возрождения, которые смогли показать красоту и формы Венеры, выходящей из волн, и продемонстрировать, что женское тело - это красиво.
[indent]Обнаженное тело не обязательно должно было говорить лишь о плотской чувственности, - так считала Александрия, - оно также могло нести в себе изящество форм, дух того времени, когда его изобразила кисть мастера. К тому же позирование помогало художникам раскрепоститься, выйти за рамки обыденного, научиться видеть не просто плоть, женскую грудь, а тонкость, чистоту и идеальность линий. Она на мгновение задумчиво прикрыла глаза, наслаждаясь картинками в своем воображении.
[indent]- Мне стоит лишь вспомнить, как мягко ложится свет на полушария груди, как он оттеняет волосы, каждую ложбинку, изгибы, ключицы… и я понимаю всех художников, что хоть раз пробовали писать обнаженную натуру.
[indent]Александрии отчаянно хотелось, чтобы Теодор понял - смысл позирования обнаженной был для нее не в том, чтобы раздеться. Если бы она хотела, чтобы кто-то посмотрел на нее голой, она бы пошла в Лютный переулок и там бы без проблем нашла желающих, которые заплатили бы ей в десять раз больше чем два галлеона.
[indent]Она подошла к Теодору, остановившись напротив него, подняла подбородок и вновь заглянула в его темные глаза. Насколько сильно он действительно хотел, чтобы неизвестная ему художница нарисовала его портрет? И почему привел ее сюда?
[indent]- Если бы мое тело чем-то отличалось от других для Томаса Фоули, он отказался бы меня рисовать. Он бы не смог этого сделать, если бы оно для него что-то значило. Он видел бы перед собой свою ученицу, дочь старого друга, вспоминал бы ту девочку, что знал совсем маленькой. В этом случае творчество носило бы адресный характер. А это противоречит смой концепции искусства. В каждой натурщице художник видит лишь красивый объект, чью красоту он хочет запечатлеть на бумаге.

Отредактировано Alexandria Blishwick (2025-05-11 17:28:44)

Подпись автора

Если хочешь сделать что-то, — делай это сейчас

[indent]Александрия обернулась и только сейчас поняла, что одна из стен в кабинете мистера Нотта полностью занята книжными полками. Полки были высотой от пола до потолка, плотно уставленные томами в разноцветных переплетах. Оказалось, Теодор Нотт был коллекционером фолиантов. И наверняка книголюбом и увлекающимся читателем. Александрия осмотрела стеллажи сверху донизу - больше тысячи книг! Сколько же из них он прочел? Легко было прикинуть: если читать по часу каждый день, то можно прочесть около пятидесяти книг за год, следовательно - тысячу где-то за двадцать лет. Мистеру Нотту вряд ли было меньше тридцати пяти, а значит он мог прочесть их все. Должно быть, он знал очень много всего.
[indent]Мир книг всегда казался Александрии потрясающим, но немного пугающим. Не все волшебные книги были безопасны, некоторые вполне могли, самое малое, укусить читателя, а то и вовсе свести с ума. Ей стало интересно, есть ли на этих полках действительно опасные книги? Александрия прочла несколько наименований томов по астрономии, артефакторике, алхимии, зельеварению. Название одной из книг ей прочесть не удалось – золотые буквы расползались по корешку, словно рой насекомых. И этот рой издавал какой-то звук, похожий на жужжание. Обычно в библиотеках стояла тишина. Но здесь, так же как и во всем книжном фонде, что-то постоянно происходило: книги шелестели страницами, шуршали, скрипели обложками. Но стоило Александрии провести пальцами по боку одного из фолиантов, он тут же исчез, словно призрак… Она нахмурилась и убрала руку от стеллажа. У Александрии дома была одна книга, которая открывалась, лишь если отгадать ее загадку. Иногда больше десяти минут приходилось потратить, и порой это было очень неприятно. Но еще никогда ни одна книга с ней так не поступала, как этот растворившийся в воздухе том.
[indent]Теодор Нотт, похоже, тоже не собирался проявить к Александрии благосклонность. Он согласился позировать для портрета, но когда они оказались в его книжном фонде, он передумал, потому что «не хотел быть объектом для нее». А кем же он тогда хотел для нее быть? Он привел ее в безумно красивое место с огромным панорамным окном, цветущим на балконе садом, полным лимонов и мандаринов, но не хотел, чтобы она запечатлела его во всем этом великолепии. Так зачем она здесь тогда? Ей не стоило сюда приходить. Но, как и Алиса из Страны Чудес, Александрия частенько давала себе очень разумные советы, но довольно редко следовала им.
[indent]- Хорошо, будь по-твоему, - Александрия убрала принадлежности для рисования назад в сумку. На мгновение она еще раз задержала взгляд на цитрусовых деревьях и на том, как солнце светит сквозь их ветви. Она могла бы выйти на этот балкон и до заката простоять вот так, пытаясь отличить аромат листьев бергамота от апельсиновых, но вместо этого отвернулась назад к столу. Вопрос Теодора о том, чего бы она хотела прямо сейчас, застал ее врасплох. Обычно человек всегда отлично знает, чего хотят от него другие, но не знает, чего хочет сам. Не хватит и всей жизни, чтобы это понять.
[indent]- Я никогда нигде не была, - ответила она. - Мечтаю увидеть Музей Лувра в Париже.
[indent]Александрия, не понимала, к чему все эти вопросы, раз мистеру Нотту ни к чему свой портрет, написанный неизвестной начинающей художницей. Хотя некоторые ее картины уже продавались и выставлялись в Магической арт-галерее в Лондоне, вряд ли он о ней что-то слышал. Да и куда он повесил бы ее работу? На стенах в его кабинете были портреты философов, алхимиков и ученых, но никак не его самого или каких-либо членов его семьи. А также там не было изображений обнаженных натурщиц. У всего в кабинете, как и наверняка в жизни Нотта, было свое место. У работающего телескопа было место у окна, у модели маяка – на столе. И для картины Такера Брауна здесь места нигде не было.
[indent]- Зачем ты купил мой портрет? – спросила она, бросив взгляд на коричные конфеты, которые, казалось, не вписывались в эту обстановку. Почему-то в этот момент она подумала о лимонных дольках в кабинете Альбуса Дамблдора. Что бы он сказал сейчас, если бы оказался здесь? Наверняка что-то вроде: «Случилось то, что должно было, только и всего».

Подпись автора

Если хочешь сделать что-то, — делай это сейчас