Жизнь тебя сожрёт.
15.04.1976 | Хогсмид | Remus Lupin, Fenrir Greyback
Они бы и не встретились, если бы с легкой подачи своего друга Ремус едва не загрыз прошедшей ночью человека.
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-21 01:48:22)
Marauders: forever young |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: forever young » ЛИЧНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 15.04.1976 Жизнь тебя сожрёт [л]
Жизнь тебя сожрёт.
15.04.1976 | Хогсмид | Remus Lupin, Fenrir Greyback
Они бы и не встретились, если бы с легкой подачи своего друга Ремус едва не загрыз прошедшей ночью человека.
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-21 01:48:22)
Повинуясь куда больше чувствам, нежели разуму, Люпин мчался по темному коридору потайного хода: уроки вот-вот должны были закончиться, а ему совсем не хотелось никого видеть. Никогда до сегодняшнего дня ему еще не приходилось этого испытывать: предательства лучшего друга. Могли быть ссоры, взаимные упреки, обиды, но он даже в кошмарах представить себе не мог, что кому-то из троих приятелей придет в голову шутки ради воспользоваться его беспомощным состоянием, поставив под угрозу чужую жизнь. Да и жизнь самого Люпина в придачу: за такое его легко могли выкинуть из школы, не разбираясь, насколько сам оборотень был виноват. Он провинился уже тем, что раскрыл свою страшную тайну друзьям, а теперь и Снейп был в курсе, да, к тому же, еще и очень зол – и трудно было его этим попрекать.
Думать наперед сегодня тоже совсем не получалось: к поганому настроению добавлялась еще и боль во всем теле от недавнего превращения. Так что, только добравшись до лаза, ведущего в подсобку «Сладкого королевства», Ремус вдруг осознал, насколько сложен его план побега. Сегодня в магазине нет столпотворения школьников, как бывает в дни групповых походов в Хогсмид, а у него не было при себе мантии-невидимки Джеймса, способной укрыть беглеца от посторонних глаз, оставив единственным препятствием входную дверь. Впрочем, палочка-то у него была при себе, а переизбыток эмоций подталкивал к рискованным решениям.
Пришлось все же повременить с активными действиями и как следует подумать. Минут десять парень, выглядывая из-за дверного проема, наблюдал за продавщицей, но вскоре отмел идею дождаться, пока та решит куда-нибудь отойти. Хоть и торопиться Люпину было некуда, проторчать здесь несколько часов тоже не казалось хорошей идеей.
Присмотрев себе укромное место за стеллажом у самой двери, оборотень взмахом палочки сбросил с полки банку лакричных конфет в дальнем конце подсобки. Стекляшка разлетелась с громким звоном, а ее содержимое стало расползаться по полу с недобрым шипением. Люпин едва успел юркнуть в свое укрытие прежде, чем хозяйка вбежала в комнату, и тут же поспешил выскользнуть в магазин, как только появилась возможность, пока женщина с недовольным бормотанием пыталась загнать черных головастиков в ведро.
Теперь путь был открыт. Пересекая совершенно пустой магазин, Люпин послал заклинание в дверной колокольчик, заранее заставляя тот замолкнуть, и вынырнул на улицу, тут же свернув за угол: четверка мародеров давно изучила не только тайные ходы замка, но и безлюдные переулки прилежащей деревни, разгуливая без положенного разрешения. Одиноко шатающийся школьник здесь, конечно, выделялся, но учителя сейчас находились в школе, а кто-то другой едва ли станет тратить время, чтобы сообщить о прогульщике. Да и мантию с гербом он оставил в спальне, а сам был достаточно рослым, что, казалось, вполне мог сойти хотя бы за вчерашнего выпускника, а не сегодняшнего студента.
Тем не менее, посторонних взглядов Ремус старался избегать, а вскоре в этом ему должны были помочь еще и сумерки. Он шел без цели, кости ломило, на душе скребли кошки, и не хотелось ничего другого, кроме как отыскать уединенное место и переварить события минувшей ночи. Погода стояла теплая, мороз не гнал парня к теплу, к местам, где точно нельзя появиться, не напросившись на вопросы. О том, как будет возвращаться обратным путем, Ремус даже не думал: сейчас ему меньше всего хотелось находиться в Хогвартсе.
Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.
Кости ломит с отчаянной силой, словно их до сих пор выворачивает трансформацией, а мышцы отзываются ноющей болью на любое движение. Фенрир чувствует себя больным и старым, а ещё чертовски злым. Словно с похмелья. Но в голове, не считая зудящей в висках паскудной боли, сущей мелочи на фоне всего остального, чертовски ясно.
Грейбэк знает, что лучшее «лекарство» — это покой и крепкий сон, но делает всё с точностью да наоборот. Он не хочет видеть наполненные тем же страданием и мукой лица других членов стаи. Он не хочет слышать их скулеж и нытье. Как и не хочет чувствовать себя побитой псиной. Он хочет просто напиться, пока вата и вакуум не заполнят голову настолько, что из памяти на какое-то время исчезнут последние отголоски прошедшей дикой охоты.
Зверь всегда охотится.
Но нашел ли он себе прошедшей ночью жертву? Фенрир не знает, и его уже давно не терзает слепой ужас этой неизвестности.
Аппарация выходит неприятной, почти болезненной, словно его расщепляет на части. Мужчину шатает из стороны в сторону, желудок сжимается в предательском спазме, а во рту горчит. Накидывая на голову капюшон, Грейбэк нетвердой походкой, словно уже пьяный, отправляет по знакомым улочкам окольными путями в сторону «Кабаньей головы».
Не глядя на редких прохожих, не интересуясь окружающим миром. У него есть вполне себе конкретная и понятная цель и он намерен её достичь. Но Фенрир резко замирает, словно столкнувшись с преградой. На мгновение переставая дышать, а потом медленно втягивает носом воздух, делая глубокий вдох.
Так-так-так…
Взгляд скользит по почти пустой улице и быстро и безошибочно находит верную цель.
Волк волку волк. И кажется, что его присутствие осталось для собрата незамеченным. Возможно, что лишь пока что. И лучше бы, конечно, чтобы так и оставалось, но Фенриру уже стало любопытно.
И любопытство оказывается сильнее отвратительного состояния и мерзкого настроения.
Догнать? Дудки, двигаться без лишней необходимости откровенно не хочется, тем более спешить. Помедлив, Грейбэк издает резкий свист, чтобы привлечь к себе чужое внимание.
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-21 01:49:14)
Люпин едва разбирал, куда идет, да это и не требовалось – ему просто важно было двигаться, а не сидеть на месте. Дурные мысли от того никуда не испарялись, и все равно оборотень словно старался оказаться быстрее их, перегнать, сбежать от размышлений, зная, что те нагонят его, стоит только остановиться, и навалятся с утроенной силой. Впервые за годы ему хотелось впрыгнуть в автобус и умчаться отсюда прочь, домой, забиться в свою комнату и никого не видеть, ведь вопреки его желаниям, скоро наступит ночь, ее сменит утро – и все равно нужно будет вернуться в замок, иначе все равно кто-нибудь отправится на поиски, и станет только хуже. Эту ночь не выйдет просто забыть, сделав вид, будто ничего не случилось. Снейп не забудет увиденного в Визжащей хижине, Люпин – того, что шутка друга легко могла превратить его в убийцу, а Дамблдор – неоправданного доверия.
Резкий звук заставил парня замереть и обернуться. На безлюдной улице нетрудно было заметить единственную фигуру в темном капюшоне, стоящую к Ремусу лицом. Глаз он не видел, едва только проглядывалась ухмылка, но зато он почувствовал. Ничего подобного в жизни Ремуса еще не случалось: он словно ощутил, как на загривке встала дыбом шерсть, которой в этом облике там быть не могло. Этот человек просто источал опасность, внушая страх юному магу одним своим присутствием. А ведь Люпину совсем не свойственно было пугаться каждого встречного незнакомца. Пусть он и всего лишь школьник, но постоять за себя сумел бы, всегда так считал. Сейчас – нет. Страх сковывал мальчишку, и он едва нашел силы сделать шаг вперед и в сторону, будто обходя незнакомца по кругу. Или что-то заставило его сделать этот шаг, хотя инстинкт самосохранения, человеческий инстинкт, гнал прочь.
- Кто ты? – голос показался хриплым, не своим. Парень мысленно отругал себя за то, что не сумел скрыть испуга.
А еще, в глубине своей души он будто бы и сам знал ответ на свой вопрос, но тот никак не желал трансформироваться в понятные для человека слова. Зверь внутри него знал, кто перед ним стоит, Люпин же не способен был его понять. До сих пор эта часть его натуры причиняла юному оборотню только боль, но никогда не пыталась вступить в диалог с его человеческой сущностью.
Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.
Это может быть ошибкой, но… Ему кажется, что всё-таки нет.
Конечно, Фенриру было интересно, как сложится жизнь Лайелла и его сына. Ему было чертовски любопытно, как надломится и сломается всё мировоззрение старшего Люпина, когда его единственный ребёнок обратится в бездушную злобную тварь, которая заслуживает только смерти. Он был увлечен самой мыслью, чего в волшебнике окажется больше: верности своим убеждениям или слабости? Оказалось, что он такой же двуличный, как большинство людей, а смерти заслуживают все оборотни, кроме его сына. Впрочем, может, мнение Лайелла в корне изменилось, и он видит в оборотнях теперь нечто иное? Новой беседы с той далекой первой встречи у них не сложилось, но оно и к лучшему. К тому же Грейбэк не сомневается, что касательно лично него мнение едва ли изменилось. Он и не спорит, согласный с тем, что является чудовищем. Что «Фенрир» — это всё то, что презирает, отвергает и не зря боится магическое сообщество.
И… Нет, это действительно не ошибка. Шанс встретить в Хогсмиде другого оборотня мал, если только не знать один маленький любопытный секрет.
На подходящего ближе мальчишку, настороженного и напряженного, мужчина смотрит со смесью усталости и интереса.
— Ты знаешь, — уклончиво отвечает Фенрир и усмехается, хотя эмоция получается ломкой и болезненной.
Помедлив, добавляет:
— Чувствуешь.
И в его ответе в первую очередь скрывается очевидный для каждого из них факт: «Я такой же, как ты».
Хотя можно пойти дальше и признаться в том, что он тот, кто сделал Ремуса таким. Дефектным. Опасным. Отвергнутым.
Но Фенриру интереснее пообщаться с мальчиком, чем сразу столкнуться с глухой ненавистью.
Конечно, он следил за жизнью Люпинов, но издалека. И как же было велико его удивление, когда мальчишка поехал в Хогвартс. Это было очень неожиданно и любопытно. Запущенная им цепочка событий развивалась по совершенно неожиданному сценарию. В кого-то другого это могло вселить надежду, воодушевить на мирную борьбу за права и жизнь оборотней, но Грейбэк давно примирился с мыслью, что в их ситуации построить что-то новое можно только на руинах старого мира.
— Хреновый день, — констатирует Фенрир с тихим хриплым смешком и кивает в сторону проулка, который ведет к «Кабаньей голове». — Выпьем? Или ты прилежный школьник, который не нарушает двух правил за один день? Даже если он… такой.
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-21 01:49:06)
«Знаешь» - это слово не казалось уместным, «чувствуешь» - уже точнее. А еще точнее было бы сказать «чуешь». Зверь внутри Люпина, которого парень старательно смирял во все дни, кроме полнолуния, сейчас проснулся и ощерился, унюхав своего сородича и не зная, ждать от того дружеского жеста или нападения. Как и любому чувству, которое испытываешь в своей жизни впервые, Ремус не находил подходящего описания и объяснения своим ощущениям. Вот ты смотришь на девочку и вдруг, необъяснимо, хочешь не поддразнить ее, а остаться наедине. А вот ты видишь незнакомца, и чуешь в нем какое-то смутное родство, не кровное, иное. И чувствуешь страх, совсем не такой, какой следовало бы при встрече с типом грозного вида на безлюдной улице.
Люпин покрепче сжал в ладони свою волшебную палочку: он был неплох в практической магии, хотя и не льстил себе настолько, чтобы считать, будто способен одолеть взрослого волшебника, если только тот вообще умел сотворить заклинание. Магический мир относился к оборотням жестоко, отторгая их, словно чумных. И жизнь Ремуса только доказывал, что страх волшебников не так уж необоснован. Это доказывала буквально сегодняшняя ночь, когда Снейп едва не стал его жертвой. Существовал ли еще один мальчик, которого однажды приняли в Хогвартс? Или перед ним тот, кто всю жизнь провел, как изгой?
- Я не пьяница, которому нет дела, с кем пить. Кто ты? – голос Люпина стал увереннее. Он замер, не понимая, зачем вообще приблизился. Нет, он не подчинится ни невидимой силе, заставлявшей тело содрогаться, ни этой очевидной попытке задеть его мальчишеское самолюбие. Правил, случалось, Лунатик нарушал и с десяток за день, а сегодняшний и в самом деле выдался похуже большинства им прожитых, и все же Ремус прекрасно знал, какая публика собирается в «Кабаньей голове», а этот человек казался ему опасным.
В то же время, Люпин не пытался убежать: самый разумный поступок, но юный оборотень не хотел показаться трусом. Тем более, ему еще никогда не доводилось встречать других таких же, свое будущее в каком-то смысле. У незнакомца были ответы на вопросы, которые Ремус еще даже не сформулировал или попросту боялся это сделать. Проще жить сегодняшним днем, чем пытаться заглянуть в грядущие годы, когда заранее знаешь, что ничего хорошего тебя там не ждет.
Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.
«О как», — сразу чувствуется, чей сынок. Но мужчина в ответ только лениво ухмыляется и перебирает в уме варианты ответа.
У него было много имен, одни значимее других, но основных, пожалуй, всё-таки три.
Скажи он сейчас «Фенрир» — что будет дальше? В голове возникают разные предположения, одно хуже другого, и все они ведут к тому, что здесь он в итоге не напьется, а ведь так хочется. Значит, этот вариант не подходит.
Иронично, что его редко узнают в лицо, весь его облик не внушает обычным волшебникам ужас или страх, они видят в нём просто бродягу. Но имя… имя меняет всё.
«Джон»? Он так долго был «Джоном», что сроднился с этим именем и до сих пор использует его в тех случаях, когда нужно как-то представиться, но при этом не выдать свою личность. «Джон» — хороший, нейтральный вариант, но не для этой ситуации. Ведь эта встреча особенная.
Лайелл Люпин своими словами создал «Фенрира». Фенрир, в свою очередь, определил жизнь Ремуса.
— Сэмюэль, — царапает горло созвучие, которое он не слышал… сколько уже лет? И внутри что-то отзывается глухой тоской, старой ноющей раной. — Но можно просто Сэм.
Отступив на шаг назад, мужчина прислоняется спиной к холодной каменной стене, словно в поисках опоры. Тяжело выдыхает, зябко кутается в старую мантию, чувствуя прорастающий изнутри озноб.
Зверь внутри недовольно ворочается, утробно ворчит. Он чувствует страх молодого волка, но это его скорее раздражает, чем интригует. Минувшей ночью выдалась славная охота, он устал, и это редкий случай, когда хищник сам желает уснуть до зова следующей луны. Сытый и довольный.
— Когда-то, — Фенрир поворачивается в ту сторону, где находится Хогвартс, пусть его высоких остроконечных башен и не видно за близ стоящими домами, — я тоже учился в этой школе.
Так давно, что в это даже самому трудно поверить.
— Тебе повезло. — Нереально и иррационально. Интересно, о чем думал Дамблдор, чем руководствовался, когда решился на это?
— Как тебя зовут?
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-21 01:48:51)
Ремус неотрывно следил за незнакомцем, пытаясь разгадать его намерения. Нежелание произносить имя несложно было понять: оборотни не слишком расположены к открытости. Однако же, именно он затеял этот разговор, и Люпин твердо намеревался настоять на своем – никакого разговора, если ему не представятся. Возможно, застигнутый врасплох, так он просто хотел хоть в чем-то перехватить инициативу, показав, что рассчитывает на общение равных, а не идет по приказу, отданному неизвестно кем.
Мужчина вел себя странно, но юный оборотень быстро напомнил себе, что и сам так твердо стоял на ногах лишь потому, что гнев заставил его забыть о боли и прочих «приятных» ощущениях, какими всегда сопровождалось первое утро после полнолуния.
- Я рад, - начал парень, старательно подбирая слова, избегая лишних и стараясь не обидеть собеседника, - Что Хогвартс и прежде был таким же гостеприимным местом.
Люпин выпрямился, с удивлением обнаружив, что до сих пор стоял так, словно собрался вступить в схватку или удрать. Спрятав палочку, он заставил разум обуздать вырвавшиеся на свободу инстинкты. До сих пор молодому оборотню казалось, что все дни и ночи между двумя полными лунами зверь внутри него спит, и только теперь он обнаружил, что это вовсе не так. Мог бы прийти к такому выводу и раньше, прекрасно зная, что уши его улавливают звуки, а нос – запахи задолго до того, как друзья успевают заметить то же самое. До сегодняшнего дня это казалось забавным преимуществом, поводом для шуток, но никогда Люпин не пытался взглянуть на такие проявления своего «недуга» серьезно. Сегодняшний день подарил Ремусу малоприятное открытие: другие могут признать в нем оборотня, просто проходя мимо. И вселить в него безотчетный страх.
Впрочем, без ущерба для своей гордости парень смог объяснить этот внезапный страх перед незнакомцем не трусостью, а совершенно естественной реакцией: ведь то же чувствовал бы молодой зверь, повстречав собрата старше и сильнее себя. Ему только не нравилось, что волк внутри так явно проявлял себя, реагируя быстрее, чем Люпин успевал обдумать происходящее. Так ли это плохо?
Задав вопрос собеседнику, Ремус сам, по глупости, толкнул себя в ловушку: теперь он должен был ответить, а воспитание и гриффиндорская натура не позволяли бессовестно соврать, назвавшись первым пришедшим в голову именем. И было еще кое-что: странное чувство, словно его ложь тут же будет раскрыта. Учуяна. Слишком мало еще он знал о себе и тех, кто на него похож.
- Джон, - ответил Люпин, хотя и непростительно замешкался. В каком-то смысле он даже не соврал, обойдясь полуправдой и назвав свое второе имя, по которому его будет не разыскать. То, что их объединяло, еще не давало повода доверять стоявшему перед Ремусом человеку. А еще парень со стыдом вдруг понял, что боится его только потому, что тот – оборотень, и сильно смутился.
- Я выпью с тобой, Сэм.
Раз уж Люпин плюнул на правила, почему нужно было остановиться именно сейчас? Причин бояться оборотня, кроме той, которой Ремус сам стыдился, у него не было, да и, к тому же, его любопытство требовало ответов. Хоть каких-нибудь. Пусть разговаривать открыто они не смогут, но всегда можно подобрать нужную формулировку, понятную только двоим. «Кабанья голова» - не самое приятное место, но не набросятся же там на него? Что же касается тайны, которую Ремус привык так тщательно оберегать, он не находил возможным вариант, что Сэму вдруг взбредет в голову объявить, кого он привел в паб, ведь тот и сам не мог открыться, чтобы объяснить свою находку.
Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.
Джон.
Иронично для совпадения и тоже с горчащим привкусом воспоминаний.
«Джон, значит, Джон», — и Сэм только криво усмехается и пожимает плечами, он может понять, по какой причине младший Люпин предпочел не называться настоящим именем. Он не вызывает у него доверия. Да и с чего бы?
На прозвучавшее согласие мужчина поднимает одну бровь, но этим и ограничиваются его недоумение и невысказанный вопрос. Он лишь указывает кивком головы в нужном направлении, отстраняется от стены и делает первый шаг, но останавливается, скосив взгляд на нового знакомого.
— Это нормально, — произносит словно неохотно и медленно, в действительности старательно подбирая слова для того, что ему прекрасно знакомо.
Первым оборотнем, которого встретил он сам, была Фрида. Прошло четыре года с момента его обращения, и было странно почувствовать, как, казалось, что дикий и не знающий страха зверь боится, а его инстинкты говорят лишь об одном: «Беги».
Беги, потому что с этой матерой злой тварью тебе не справиться.
И это при том, что женщина его даже словом не обидела и, делая поправку на некоторые её особенности и детали их встречи, вообще была весьма… учтива. Только волк считал иначе.
— Скоро он обвыкнется и перестанет так ярко реагировать на меня. — И добавляет тихое: — Пойдем.
После чего первый огибает ближайший дом и ныряет в узкий проулок.
Он не видит, что Люпин следует за ним, но слышит и чует. Молодой. Самую малость испуганный и любопытный. Фенрир помнит себя таким, хоть и с трудом. И ему очень хочется узнать, что заставило Дамблдора приютить щенка-оборотня в стенах школы? Но этот вопрос стоит задавать не «Джону», а самому старику. Едва ли парень знает ответ. Но сама эта мысль не даёт покоя.
«Кабанья голова» встречает их привычными для мужчины сумраком, зловонием и грязью. Всё вместе это создает странную иллюзию укрытия, места, где можно на время спрятаться от внешнего мира.
Себе Сэм заказывает огневиски, хотя, на всякий случай, и просит два стакана, а для «Джона» из-под стойки появляется пыльная бутылка сливочного пива. Он расплачивается за весь заказ.
Усевшись в дальнем углу за обшарпанным столом, мужчина наполняет свой стакан и кивает на второй. Коротко поясняет:
— Если хочешь, — он не нянька и не один из тех моралистов взрослых, кто будут менторским тоном рассказывать о вреде алкоголя.
Залпом осушив свой стакан, Фенрир чувствует, как напиток обжигает глотку, а потом незримый узел где-то в районе солнечного сплетения ослабляется. Мужчина с облегчением выдыхает и откидывается на спинку своего стула. Разглядывает сидящего напротив юношу, и улыбка обозначается в самых уголках губ, спокойная и усталая.
— Что ты хочешь узнать? Спрашивай.
Первая фраза Сэма осталась непонятой Люпином, а от второй он вздрогнул. «Он»? Теперь уже не требовалось задавать уточняющие вопросы, чтобы понять, о ком тот ведет речь. Нет, Люпин не был готов воспринимать волка, которым становился каждое полнолуние, как отдельное существо, живущее внутри него. Всегда, до сегодняшнего дня, Люпин считал происходившее с ним ужасной болезнью, проклятьем, которого не заслужил, а никак не вторым своим «я». От этой мысли стало гадко, даже страшно, а уверенность в том, что сейчас он не совершает ужаснейшую глупость, начала стремительно таять. А если в действительности ему не хочется ничего знать? Далеко не всегда знание приносит облегчение: вряд ли Люпин мог сделать этот вывод из собственного небольшого жизненного опыта, и все же он был продиктован здравым смыслом. Его вело любопытство, но куда могло завести?
Среди эпитетов, которыми можно было охарактеризовать паб «Кабанья голова» явно не нашлось бы место слову «приветливый». Немногочисленные посетители и мужчина за стойкой смерили Люпина, как тому показалось, презрительным взглядом, хотя и не проявили никакого интереса. Запах же стоял такой, что мог скорее напрочь отбить аппетит, чем пробудить его, как случалось, стоило перешагнуть порог «Трех метел» или «Сладкого королевства». Правда, даже последнее Ремус сегодня оставил за спиной без всякого сожаления.
Стараясь не выглядеть слишком нелепо, Ремус переминался с ноги на ногу, оставшись стоять неподалеку от входа в ожидании своего спутника. Стоило Сэму выбрать столик, Люпин поспешил к нему, желая как можно скорее убраться из центра темного зала. В еще более темный угол: хозяин не пытался создать даже видимость чистоты, и дневной свет пробивался сквозь стекла едва-едва.
Парень с сомнением посмотрел на предложенный огневиски: он твердо дал себе обещание не делать ничего только лишь с той целью, чтобы показаться достаточно взрослым для этого неприятного места и компании собеседника. Сэм будто бы тоже только предлагал, а не бросал вызов, так что Люпин помедлил, отвлеченный следующими словами. Наверное, на лице у него было написано, с какой целью он согласился на разговор. Или это просто было закономерно?
- Ты встречал… - Ремус запнулся, выругав себя за глупость. Если Сэм говорил о том, что «он» со временем привыкнет, очевидно, собрата по несчастью тот встретил не в первый раз. – Скольких еще ты встречал?
Ведь он понятия не имел, сколько всего существует в магическом мире оборотней. Если они способны чувствовать друг друга, есть ли нечто наподобие тайного клуба? Такой секрет несложно сохранить – никому из них не хочется быть раскрытым. О недуге Ремуса, не считая родителей, знали только некоторые профессоры, да друзья, и то лишь потому, что были к нему внимательны, и обо всем догадались. Хотел бы он оказаться в обществе себе подобных? Каковы эти взрослые волшебник, которым всю жизнь приходится таиться? Ему не хотелось делать поспешных выводов, но собеседник не выглядел человеком счастливым и довольным своей жизнью. Или, может, Ремус просто проецировал на него представление о собственном будущем.
Может, никому и не было дела до их беседы, но Люпин не мог задать вопрос прямо. Сомневался он и в том, что собеседник собирается кричать во весь голос, кто он такой. Тем временем, Ремус пришел к решению: он пододвинул пустой стакан поближе к бутылке с крепким напитком, решив обойтись без слов. Его «хочу» прозвучало бы как-то по-детски. Считается, будто алкоголь помогает справляться с мерзким настроением и тяжелыми разговорами – чем не повод проверить?
Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.
Вопрос не ставит Фенрира в тупик, но заставляет задуматься. И не о том, сколько правды стоит сказать — ему нечего скрывать в этом вопросе, особенно сейчас, а о том, как подать ответ. Он может ответить что-то вроде «Да, много» или обозначить что-то более конкретное, вроде «Да, больше полусотни», но это не даст понять, что так было не всегда.
И что их общество — именно как общество и нечто цельное — существует не так давно, а до этого каждый из них был сам за себя.
— Да, — отвечает он после паузы и, глянув на подвинутый бокал, тянется к бутылке и наливает огневиски себе и «Джону». — Если первый раз пробуешь, то лучше не смаковать и первый глоток делать залпом. Скорее всего, покажется, что это редкостная дрянь.
Он дает этот совет так спокойно и легко, словно между строк не проглядывается другая, более сложная для разговора тема. И подступиться к ней не просто.
— В общем, да. Но не сразу. Первое время мне даже казалось, что других и не существует, настолько трудно произойти даже случайной встрече.
Качая в пальцах бокал и глядя на янтарную жидкость через мутное стекло, Фенрир отхлебывает свой виски, но на этот раз не залпом, а небольшими глотками, позволяя напитку наждачкой и огнем пройтись по горлу.
— Первую… — он запинается, но выдерживает заданный тон и не упоминает ни оборотней, ни волков. В «Кабаньей голове» они нахрен никому не сдались, но это не является гарантией, что разговор не подслушают хотя бы случайно. И лучше не усложнять ни себе, ни мальчишке жизнь. — …я встретил случайно через четыре года как, — ещё одна заминка, и на губах мужчины появляется усмешка, прежде чем он произносит, — заболел.
Когда-то это было для него и болезнью, и проклятием. Чем-то, что невозможно изменить и исправить. И в какой-то степени так оно до сих пор и есть, но отношение Фенрира к этой части своей жизни и самому себе с тех пор радикально изменилось.
— Фрида жила на окраине небольшой маггловской деревни, разводила кур и совершенно не любила разговоры и чужаков. В отличие от меня она научилась заботиться о себе, пришла к какой-то стабильности, но взваливать на себя ответственность за ещё кого-то не собиралась.
Хотя он и не уверен, что предложи она остаться, то он бы согласился. Она до ужаса пугала его тогда. И, чего скрывать, порой навевает жуть до сих пор. Ведьма.
— Ещё через год я встретил Сайласа. Мы были почти ровесники и легко сошлись, быстро сдружились. Жизнь в изоляции и постоянных… — скитаниях, — переездах имеет свои последствия. Но подпустить к себе человека с такими же проблемами, как у тебя, оказалось проще, чем кого-то ещё. Это лучше, чем одиночество. И в этом нет страха. Через полгода мы случайно нашли Эдди в отстойный период его жизни. Его жизнь вошла в этот крутой поворот всего два месяца как, он совершенно не представлял, как жить, что делать, и хотел прыгнуть с крыши высотки. После этого шесть лет мы держались вместе, много где бывали, но никого не встретили.
Впрочем, они ведь и не искали. Точнее, не искали лишь часть из этого времени, а потом случился переломный шестьдесят четвёртый год. Бывали моменты, когда казалось, что они так и останутся втроём. Но уставшие от одиночества, скитаний и постоянного страха оборотни стали объединяться.
— Раньше каждый сам по себе выживал, как мог, а сейчас мы живём сообществом. Помогаем, поддерживаем, заботимся. Нас много, и вместе нам легче.
Он умолкает, давая «Джону» время переварить услышанное.
Отредактировано Fenrir Greyback (2025-04-22 23:56:54)
Вы здесь » Marauders: forever young » ЛИЧНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 15.04.1976 Жизнь тебя сожрёт [л]