В домах, подобных этому, Амели неизменно чувствует себя неловко и… неуместно. Пожалуй, что «неуместно» — самое подходящее слово. Возможно, причина в том, что её детство, не считая времени, проведенного в стенах Хогвартса, прошло в скромном доме в Сент-Моус. До смерти родителей она жила с ними в Сент-Айвсе, но воспоминания о городе были далекими и смазанными, словно ненастоящими. Осиротевшую девочку забрала к себе бабушка, и до одиннадцати лет Амели не видела ничего иного, кроме рыбацкой деревушки с парой пабов. Там даже своей школы не было, и приходилось по несколько часов в день проводить в автобусе.
Хогвартс, как и для многих других магглорожденных волшебников, стал для Амели спасением. Он открыл для неё двери в огромный новый мир, показав, что тот гораздо больше, чем вид из окна её спальни. И удивительнее, чем пишут в книгах.
Правда, этот новый удивительный мир не был добрым и радушным к таким, как она. Но ведь ей давно не четырнадцать, чтобы оробеть от впервые услышанного хлесткого «грязнокровка» — в первый раз прозвучавшего странно и непонятно. И лишь чуть позже сокурсники объяснили ей оскорбительный смысл.
Так почему она робеет сейчас?
Да, с этим во всех смыслах восхитительным и шикарным домом не идет ни в какое сравнение и её скромная съемная квартирка в Лондоне. Маленькая, ну так ей много места и не нужно, тем более, что большую часть времени она проводит на работе, но уютная. Она была её убежищем, её крепостью, местом, где можно просто быть собой, без оглядки на предрассудки и взгляды, полные превосходства. В каждом потертом кресле, в каждой зачитанной книге чувствуются тепло и принятие. И сейчас, стоя перед этой холодной роскошью, Амели ощущает, как родная и уютная крепость отдаляется от неё, словно мираж в пустыне.
В конце концов, почему она робеет, если знала, на что соглашается?
Там, в лифте, да и позже, уже в кабинете, Амели ни разу не смутило то, что перед ней находится чистокровный волшебник и как может измениться его взгляд, если он узнает о её происхождении. Родословная не могла изменить того факта, что в первую очередь она видела человека, которому нужна помощь.
Ведомая своим долгом, она не видит разницы между теми, кто нуждаются в её помощи. Для Амели одинаково ценна каждая жизнь. И она не судья, чтобы решать, кто этого дара достоин, а кто нет. Её задача: оберегать, помогать и спасать. Хотя её забота и сострадание рождены скорее из человеколюбия, чем острого чувства долга.
Так какое значение имеет для этого место? В конце концов, она сюда пришла как целитель. И именно этим она сама сейчас ценна.
Коротко мотнув головой, чтобы отогнать роящиеся в голове мысли, волшебница ступает на выложенную аккуратной плиткой дорожку, ведущую к дому. Раскинувшиеся по обе стороны зеленые газоны кажутся настолько яркими и насыщенными, словно ненастоящими. Но, наверное, ей просто нужно чаще следовать своим же советам и бывать на свежем воздухе. Возможно, тогда она научится видеть красоту и в этом искусственном великолепии, или, по крайней мере, перестанет чувствовать себя такой чужой.
Преодолев расстояние в десяток метров, волшебница поправляет рукав блузки и складки на юбке, прежде чем постучать в дверь. Сердце стучит в груди, словно птица, пойманная в клетку, но она глубоко вздыхает и выпрямляет спину.

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-06-04 02:14:30)

— Доброе… — Амели слегка опешила, увидев Мейсона в таком виде. Растрёпанного, невыспавшегося, в расстёгнутой рубашке — её взгляд почти не спотыкается об этот факт, не считая робкой доли секунды, после чего целеустремлённо возвращается к лицу напротив.
Ощущение диссонанса настолько острое, что выбивает из колеи. Стоящий перед ней волшебник совсем не похож на лощёного аристократа в идеально выглаженном костюме, которого ожидаешь увидеть по приближении к такому дому. С другой стороны, Мейсон же дома. Болеет. И дом — это как раз, пожалуй, то самое место, где можно не соответствовать чьим бы то ни было ожиданиям.
Несмотря на то, что приветствие волшебника звучит чуть бодрее, чем её собственное, в его голосе сквозит не меньшее замешательство.
Амели улыбается уголком губ, стараясь скрыть за этим своё удивление и, возможно, даже некоторое облегчение.
И, получив приглашение, переступает порог, стараясь скрыть своё изумление от царящего вокруг хаоса. Комната больше напоминает поле боя после ожесточённой схватки или результат неудачного переезда: повсюду книги, метла небрежно прислонена к стене, на пути преграда из табуретки, а на полу, словно насмешка над порядком, бельё. И над всем этим великолепием, словно символ анархии, порхает золотой снитч.
Не выказывая хоть какое-то осуждение, ведь у неё дома царит свой собственный «творческий беспорядок», волшебница возвращает внимание к хозяину дома.
— Погода сегодня замечательная, — настолько незначительное заявление, словно это светская беседа, где разговоры о погоде — часть обязательного ритуала, — мне захотелось хоть немного побыть на солнышке и свежем воздухе, пока есть такая возможность, — а это уже что-то, пусть и самую малость, но личное.
Чтобы миновать неловкую сцену, целительница покладисто проходит в гостиную, куда указывает волшебник. И здесь ощутимо, что к её приходу готовились.
— Как твоё самочувствие? Голова меньше болит?

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-06-24 15:10:54)

Оглядывая гостиную, Амели не задерживает на чем-либо взгляд дольше, чем вскользь. А потом с тихим: «Спасибо» присаживается на диван, стараясь сохранить дистанцию и не утонуть в мягкости и ощутимом уюте.
Всем своим вниманием она обращается к Мейсону. Слушает. Мягко улыбается самыми уголками губ. Чуть склоняет голову к правому плечу, а потом убирает за ухо выскользнувшую и упавшую на лицо отросшую прядь чёлки.
— Ты не ответил на мои вопросы, — укор незначительный, почти невесомый и такой же мягкий, как интонации, в которые закралось что-то похожее на отголосок обиды. Но Амели принимает предложенные правила, не настаивает, не спрашивает повторно и переключает внимание на завтрак. Приготовленный согласно рекомендациям. И совершенно нетронутый.
Демонстративно показательный, как экспонат в музее.
Одна бровь волшебницы вопросительно изгибается, пока она возвращает взгляд к хозяину дома.
— Мм, Мейсон, а ты знаешь, что смысл завтрака не только в том, чтобы его приготовить, но ещё и съесть? Возможно ли, что из-за травмы ты забыл этот факт?
Или нет аппетита? Впрочем, про это она не спрашивает, подозревая, что демонстрация выполнения рекомендаций — это именно демонстрация. И ей даже почти любопытно, насколько пусты выстроившиеся у камина бутылки. Только Амели не уверена, что хотела бы знать ответ на этот вопрос.
Предложение завтрака оказывается неожиданным. Следующая за этим фраза, проиллюстрированная приподнятым уголком губ и нахальным взглядом, ощущается как подначивание.
— А мне что-то угрожает?
Её пребывание здесь всё же неофициально, и если она чем-то и рискует, так это не удержать маску из профессионального равнодушия. Правда, кажется, с этим она уже не справилась. И случилось это раньше, чем она оказалась на пороге этого дома.
— Я составлю тебе компанию за завтраком. Но, полагаю, тебе тоже нужно что-то посвежее.

Словно только и требовалось, что проговорить вслух и признать, что здесь ей ничто не угрожает. А где — да? Или, наоборот, нет? Вспоминая о том, что магглорожденные волшебники не так давно легко исчезали прямо из больницы, Амели вовсе не уверена, что по-настоящему безопасное место хоть где-то существует. И эта тревога неотступной тенью везде следует за ней по пятам, но здесь и сейчас словно действительно отступает. Не исчезает совсем, нет, но позволяет сделать спокойные вдох и выдох, не сжимая невидимые пальцы на горле.
И предоставленной небольшой паузы наедине с собой оказывается достаточно, чтобы испить её и распробовать, понять, что не кажется и это что-то, что происходит по-настоящему.
С возвращением Мейсона пространство вокруг приходит в движение. Без суеты, но наполняется чем-то обыденным, простым и по-своему уютным. Оперевшись на подлокотник, волшебница наблюдает за его действиями и неторопливым, размеренным приготовлением завтрака.
В больнице всегда что-то происходит, но веселого обычно мало. Впрочем, сегодня ей не нужны обтекаемые фразы, чтобы уйти от темы или непринужденно её закрыть.
— Мужчину вечером доставили. Вероятно, кто-то хотел подшутить над ним, но что-то напутал в трансфигурационных чарах. Вместо того чтобы превратиться в гуся, несчастный уверен, что он и есть гусь. Ходит на корточках, руками машет как крыльями, шипит, гогочет и всех стажерок перещипал за, — Амели невольно запинается, бросает быстрый взгляд в сторону Мейсона, занятого готовкой, и продолжает почти невозмутимо, словно и не хотела сказать что-то другое, — ноги.
И осторожно, словно невзначай, кладет ногу на ногу, чтобы со стороны был вообще не различим небольшой синяк на голени. Потому что ногам от мистера гуся тоже досталось.
— Как прошли твои несколько дней?