К крайнему своему неудовольствию, разлепив глаза нынешним утром, Люпин обнаружил себя в окружении стерильных стен и пустых кроватей, аккуратно застеленных бледными простынями. До отвращения безликое место, которое оборотень не мог терпеть, но в последнее время оказывался здесь чаще, чем считал допустимым. Воспоминания о вчерашнем дне вспыхивали в памяти волшебника яркими пятнами, когда он проваливался в некое подобие сна: то люди в масках, направляющие палочки в его друзей, то безжизненное тело Лили, то кривая ухмылка Грейбэка, то лицо Петтигрю, искривившееся в насмешливой гримасе. Последнее, Ремус знал, было лишь плодом его воображения, но когда бред отступил, память все еще возвращалась к нему неохотно. Бой отложился в ней, как мешанина из криков и страха за близких, а после, как ему казалось, Люпин отчаянно протестовал против попыток отослать его в Мунго, намереваясь просто отлежаться пару часов, ведь любые травмы всегда заживали на нем, как на собаке, - без всякого переносного смысла.
И больше ничего, до самого утра, пока он не проснулся здесь, а пухленькая целительница не начала вливать в него какое-то мерзкое на вкус зелье, приговаривая, что ему не следовало лезть в драку, дабы потом не пришлось морщиться от лекарств.
- Питер, - радостно выдохнул Люпин, резко сев в кровати, о чем тут же пришлось пожалеть: в глазах потемнело, и он вынужден был опереться ладонью о кровать, чтобы не потерять равновесие и не рухнуть на пол. Очевидно, задуманный план побега придется отложить. Ненадолго зажмурившись, парень снова открыл глаза и посмотрел на друга: - Все живы? Сириус? Лили?
Он был рад тому, что Хвост решил навестить его в этом унылом месте, но еще у того были ответы на вопросы, в которых Ремус сейчас больше всего нуждался, а никто до сих пор про него не вспомнил – и это пугало.

Подпись автора

Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит. 

- Надеюсь сбежать отсюда еще до вечера, - бодро заявил Люпин, но тут же, поморщившись от очередного принесшего боль движения, поправился: - Ну, может быть, до завтрашнего вечера…
Все  же Мунго стоило покидать лишь в том состоянии, в котором он смог бы позаботиться о себе, а не становиться обузой кому-нибудь из орденцев. От его хронического недуга была хотя бы одна польза: любые раны заживали куда быстрее, чем у всех остальных. И хотя Ремус с радостью променял бы это преимущество на жизнь обычного волшебника, выбора ему все равно никто никогда не предоставлял.
Люпин смог, наконец,  выдохнуть, узнав, что его друзья тоже вернулись с задания живыми. Едва ли здоровыми, но этот свой вопрос парень задать не успел, ошарашенный словами друга. Недолго Ремус молчал, вглядываясь в лицо Питера. Вчера досталось всем, и физически Хвост почти не пострадал, но несложно было догадаться, что именно его терзает.
- Иногда и мне так кажется, но разве это делает нас плохими людьми? Мы проиграли одну битву, зато лучше узнали своих врагов. Одно поражение – это не проигранная война. А уж Фенрир, поверь, не будет вспоминать о вчерашнем дне, как о победе, после того, как ты лихо приложил его булыжником! – одного только воспоминания о том моменте хватило молодому оборотню, чтобы улыбнуться. – За что ты себя коришь, Питер?
Люпин знал, что его другу схватки были не по душе, и до сих пор не был уверен, почему Петтигрю вступил в Орден. Хотел ли он и в самом деле бороться, или быть ближе к друзьям? Не позволить им считать себя трусом? Ремус никогда не колебался, выбирая для себя этот путь, но хоть и считал борьбу делом правильным, не стал бы осуждать приятеля, реши тот отойти в сторону. Очень надеялся, что не стал бы… Нельзя лезть в драку, если не готов умереть – добром не кончится. И нельзя заставлять себя рисковать только для того, чтобы не упасть в чужих глазах. 
И все же ничего из этого Ремус не произнес вслух. Ему хотелось верить, что они с Питером по-прежнему идут одной дорогой, и просто по-разному видят перспективы хорошего финала, а предложение больше не лезть в драку могло бы оскорбить друга. Возможно, нет никаких шансов, но Люпин не смог бы жить в том будущем, которое уготовано им, приди Волдеморт к власти. Только не с осознанием того, что никак не попытался это предотвратить.

Подпись автора

Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит. 

Ремус слушал молча, позволяя другу выговориться: возможно, он первый, кому Питер смог поведать о своих переживаниях. И смотрел он на Люпина так, словно тот мог отвернуться и потребовать избавить его от компании труса. Бедный Хвост…
- Ты никого не убил, Питер. И делал это не по своей воле. Не надо винить себя в том, на что ты не мог повлиять.
Считалась, будто волшебник сильной воли мог противостоять заклинанию, призванному ее подавить. Ремус такого в своей жизни не видел, и на своей шкуре ни разу не испытал действия «Империуса», а к рассказам с чужих слов предпочитал относиться с изрядной долей скепсиса.
- И спрятаться иногда куда вернее тактически, чем бросаться на врага в лоб. Питер их было больше, они опытнее многих из нас, и, поверь, практиковались в таких вещах, к которым нам с тобой прикоснуться противно. 
Кое-что из непростительных заклинаний попрактиковали и на Люпине, и как-то сил сопротивляться «Круциатусу» оборотень в себе не нашел. Спасибо, что не начал вопить во всю глотку, но, как знать, сколько времени он стерпел бы подобное, вздумай кто выпытывать из него информацию таким способом?
- Ты мой друг, Питер. Был, есть и останешься, - протянув руку, Ремус положил ладонь на плечо своему гостю, стараясь не наклоняться сильно, чтобы не повалить его со стула. - Когда-то маленький Питер Петтигрю не сбежал, узнав, что у его приятеля отрастают хвост и клыки, а потом ушел с ним ночью в Запретный лес. Ты не убедишь меня в своей трусости.
Люпин улыбнулся. Пусть  у него иногда проскакивала мысль, что в Орден Питер подался не столько из-за собственного желания, сколько для того, чтобы не показаться друзьям слабаком, все же среди них ему было самое место. Всегда. Испугаться мог любой из них, важно то, что смелости в душе у Питера было с достатком – вот во что верил Ремус.
- И ты не побоялся того, кто вселяет ужас в меня… - тише добавил волшебник.
Почему-то до сих ор Люпин так и не рассказал друзьям, кто был повинен в его «болезни». А сейчас не видел причин не открыть эту тайну Питеру, доказать, что по-прежнему доверят ему то, чего не знает ни одна другая живая душа.

Подпись автора

Волк слабее льва и тигра, и медведя и гориллы,
Но тебя в лесу Запретном это вряд ли подбодрит.