Половину занятия по истории магии Лили просидела, задумчиво подперев голову кулаком и разглядывая слизеринца в третьем ряду у окна. Ей было решительно непонятно, как ему хватало наглости делать вид, будто ничего не случилось. Делать вид, что он просто самовлюбленный придурок, которому плевать на чувства других. Лили ни секунды не сомневалась в том, что так оно и было, вот только Мэри МакДональд почему-то выбрала его среди прочих, она даже рассчитывала на какие-то нормальные отношения. Нормальные? С ним? Вот уж точно, лучше бы она пошла на свидание с гигантским кальмаром из Черного озера.
Мэри не появлялась на лекциях весь день, так что узнать ее версию событий было невозможно. Но Эванс и сама прекрасно чувствовала, что будь подруга в порядке, она бы была сейчас с ними, а не где-то в башне или в туалете на третьем этаже. Стоило ее разыскать. Вот только один вид этого напыщенного сноба вызывал у Лили огромное желание разобраться с ним. Желание, от которого нужно было бежать, пока она не наговорила лишнего, пока не сделала то, о чем потом очень пожалеет.
Подхватив учебники, Лили выскочила в коридор с первым же ударом колокола. Конечно, профессор Бинс опять заснул, не дождавшись окончания лекции, а значит, не было никакого смысла оставаться в одном кабинете со слизеринцами, тем более, с Мальсибером и его дружками.
- Лили, ты видела Мэри? Ее не было сегодня.
Оглядывается, цепляя взглядом слизеринца в толпе.
Это совсем не ее дело, ей совсем не нужно вмешиваться. Они достаточно взрослые и способны сами во всем разобраться, у Эванс и без того проблем хватало, ведь еще совсем недавно Джеймс забыл про их свидание. Про свидание, которое она так ждала, ради которого даже оставила недописанным сочинение по ЗОТИ.
- Она, наверное, в башне. Иди, я догоню.
Это совсем не ее дело.
Но если что-то и могло вывести Эванс из себя, то только самодовольное лицо Энтони Мальсибера. Если бы не значок старосты, она бы припечатала его к стенке, чтобы он знал, что не смеет так поступать с ее друзьями, с теми, кто ей дорог.
Казалось, он был даже рад расставанию с Мэри. Столько бахвальства, спеси, этого мерзкого чувства превосходства на лице, как у всех слизеринцев. Никогда, никогда она не смогла бы встречаться с одним из них. Скорее бы проглотила живьем слизняка.
- Не хочешь объясниться?
Лили подходит к нему вплотную, и толпа учеников вокруг сама собой рассеивается. Никому нет до них никакого дела, это ведь вполне нормально не лезть в то, что тебя не касается. И ей защитники ни к чему. Она не станет выходить за рамки приличия, не станет опускаться до его уровня.
Глядя ему в глаза, Лили ждет ответа. Он ведь отлично понимает, о чем она спрашивает. Они оба все понимают.
Единственное, чего Эванс не знает, это того, хватит ли ей терпения не повышать на него голос - это было бы, конечно, не достойно ее. Но необходимость заступиться за подругу, расставить все точки над i кажется куда важнее, чем соблюдение формальной вежливости. Она совсем не девочка-цветочек, как ее некоторые называли, она бы никогда не позволила никому так с собой обращаться. Так, будто ты пустое место.

Отредактировано Lily Evans (2023-09-19 10:20:01)

Возмущению Лили не было предела. Несколько секунд она просто стояла, хватая ртом воздух, пока этот самовлюбленный тип бросал ей оскорбления прямо в лицо. Да и какие оскорбления! Подозрения в том, что он ей мог нравиться. Нет, это уже слишком. Кем он себя возомнил?
Первым желанием Эванс было желание огреть его чем-то тяжелым. Например, сумкой с учебниками. Та отлично бы справилась с тем, чтобы стереть с его лица эту гаденькую ухмылку. Ведь она-то надеялась, что они поговорят как взрослые! Что он объяснит ей, почему Мэри не пришла на занятия, и что лично он, Мальсибер, собирается с этим делать. Почему же так сложно было вести себя нормально?
Глаза Лили опасно сверкнули, а рука сама собой нашла в кармане палочку. Нет, она не станет нападать на него первая. Но если он посмеет ей что-то сделать, она сможет себя защитить. Она не какая-то там жертва. Хотя, пожалуй, именно такие были в его вкусе.
Бедная Мэри, она совсем не виновата была в том, что увидела в нем человека. Как жаль, что Лили видит в нем лишь самовлюбленного и, без всякого сомнения, опасного идиота.
- У меня есть парень, придурок, - неприятное слово, мерзкое. Но у Лили не было для него другого. Других он просто не заслуживал. Не после того, что сделал. - Но даже если бы не было, ты точно был бы последним из тех, с кем я согласилась бы пойти на свидание.
Попытка Мальсибера уйти вызвала у нее новый всплеск негодования. Так сбегают только слизеринцы. Никогда бы гриффиндорец не сбежал от разговора, это было подло, низко. Дотянувшись до его плеча и едва не сбив кого-то из младшекурсников, Лили развернула его к себе. Непонимание смешалось с ненавистью. Ненависть с презрением. Презрение с желанием понять, что здесь, в конце концов, происходит. Зачем он вообще связался с Мэри, если считал ее ниже себя?
- Мы с тобой не закончили, - произносит она и от всей души надеется, что слизеринец не сломает ей руку, которой она решила его удержать. - Ты думаешь, это смешно? Вот так ломать чужие жизни? По-твоему, это забавно?
От внезапного толчка в спину Лили отпускает его. Смотрит исподлобья, наблюдает. Почему мальчишки такие идиоты? Вопросов слишком много, и она не решается их задать. Ей все еще хочется заехать ему по лицу. Безо всякой магии. Только один она озвучивает вслух, - главный.
- Что Мэри тебе сделала?

Если Лили и боялась кого-то в жизни, то этим кем-то явно был не Энтони Мальсибер. И пусть он считал себя грозой младшекурсников, для нее он был всего лишь очередным заносчивым, высокомерным слизеринцем, снобом и выскочкой, забывшим о том, что у каждого в школе были как права, так и обязанности. И в его входила обязанность с уважением относиться к тем, кто к нему обращался. Если же он полагал, что его чистокровность остановит ее, он сильно в ней заблуждался.
- Выбирай выражения, - говорит она, сузив глаза.
Ему не запугать ее. Ведь для этого нужно совсем угрожать не ей. Но ему знать об этом не стоит.
Ничего иного, как оскорблений про ее родственников-магглов, она и не ждала от него. Ее совсем не задевают обидные слова, ведь она слышала их так часто, что они потеряли смысл. Какая разница, кем были ее родители? Он, правда, считает, что это так важно? И на секунду вместо злости она ощущает искреннюю, неподдельную радость за то, что Мэри наконец избавилась от общества этого напыщенного болвана.
Но Энтони подходит к ней, нависая над ней и стирая улыбку с ее лица.
От его внезапной близости, от ощущения его дыхания на своей коже Лили замирает, словно застигнутая врасплох. Он так близко, что, кажется, она может рассмотреть его ресницы. Мягкий завиток черных, как смоль, ресниц. Она не сразу может вспомнить, кого еще из парней видела так близко. Может, Северуса, они так много времени проводили в детстве. Или Поттера... Джеймса. Нет, их просто нельзя сравнивать. Даже думать об этом нельзя.
Он достает волшебную палочку и направляет прямо на нее.
Секунда - и вот он снова похож на самого себя, мерзкого, дотошного, неприятного слизеринца с огромной манией величия. Джеймс никогда не был таким.
Чувство самосохранения велит ей отступить, уйти сейчас, пока не стало слишком поздно, но вместо этого Эванс шагает к нему, решительно и безрассудно. Кажется, она даже чувствует, как палочка касается ее груди. Плевать. Она не смотрит на нее, - только на него - глаза в глаза. И теперь в ее взгляде угроза. Она староста Гриффиндора и никогда не позволит какому-то слизеринцу оскорблять ее и ее близких.
- Ну, давай, бей, - командует она. - Расскажешь потом, как защищался от гриффиндорки, которая даже палочку достать не успела. Очень смело. Может быть, твои дружки тебя даже похвалят. У вас ведь так принято? Нападать со спины или втроем на одного... Давай, докажи, что ты их достоин.
Лили была почти уверена, что Мальсибер не решится напасть. Не здесь, не в коридорах школы, на виду у других учеников и преподавателей. Он не был идиотом, несмотря на все, что она говорила о нем Мэри.
Даже не оглядываясь по сторонам, Эванс знает, что вокруг полно народу, и не в интересах слизеринца попадаться на нарушении школьных правил - по крайней мере, не так глупо. Да и что он может ей сделать?
- Не стоит доставать палочку, если не собираешься ей воспользоваться, - понизив голос до шепота, говорит Лили. И это угроза. Она не станет сражаться с ним его методами. Если вся эта ситуация, связанная с Мэри, и сошла ему с рук, то нападения на старосту ему бы точно не простили.
Эванс отступает на шаг назад. Ее пальцы по-прежнему сжимают волшебную палочку. Просто так. На всякий случай.
- Теперь ты готов мне ответить?

Лили не понимала, почему Энтони ведет себя так спокойно. Будто его вовсе не касалось то, о чем она говорила. То, что случилось с Мэри. С самого начала Лили чувствовала, что их отношения не закончатся ничем хорошим, она предупреждала подругу держаться подальше от этих слизеринцев - конечно, ради ее блага. И сейчас тот, кто причинил ей столько боли, стоял рядом, совершенно равнодушно и мерзко ухмыляясь. Делая вид, будто ничего не случилось, будто все это было лишь плодом ее больного воображения.
Ей хотелось его ударить. Наплевав на свой страх и благоразумие. Ей хотелось - его - ударить.
Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже. И это вторжение в личное пространство было грубым, неприятным. Совсем не таким, как прикосновения Джеймса.
Его намек на то, что она его боится, захлестнул ее волной возмущения. Мэри стоило раньше избавиться от него, ей стоило бы прервать их отношения в самом начале. Мальсибер не заслуживал ничего нормального, ничего человеческого.
Он смотрит на нее с ухмылкой, вызывая у Эванс безудержное желание стереть ее с его лица. Любым способом: словами ли, действиями ли. Ей просто нужно видеть, как он страдает. Он должен был страдать. Не меньше, чем страдала Мэри.
- Да ты просто... - слова застревают у нее в горле, и Лили впервые не знает, что сказать, как назвать его поступок, с чем сравнить его предательство. - Ты просто самовлюбленный кретин. Мэри рассказывает мне все. Я все про вас знаю. Знаю, что ты мучил ее, знаю, что заставлял делать разное... И если ты скажешь, что Мэри была с тобой счастлива, что хотела этого... Знаешь, просто проваливай, а. Или я за себя не ручаюсь. Размахиваешь палочкой, как взрослый, а сам даже не способен ответить за свои поступки...
Лили смотрит на него в упор, тяжело дыша. Грудь вздымается вверх, пальцы судорожно сжимают палочку в кармане мантии. Расстояния между ними слишком мало, она чувствует его злость, его бессильную ярость. Что ж, это у них общее.
Ей даже хочется, чтобы Мальсибер первым преодолел эту границу между здравым смыслом и ее неконтролируемым гневом. Она ударила бы его первой, вот только ее учили не обижать слабых, а слизеринец отчего-то выглядит именно так. При всем своем внешнем лоске, при всей своей спеси. Такой же, как все они. Ничем не лучше. Лили всегда это знала.
Сделав над собой усилие, она отступает первая. Это кажется правильным, достойным гриффиндорки. Не станет она опускаться до его уровня.
- Просто признай, что боишься меня. Признай это, и я отстану. Вы же все такие. Смелые, пока ничего не грозит. Обижаете слабых, делая вид, что сильнее. Обижаете первокурсников и маглорожденных. Гордитесь собой, наверно. Чем ты лучше? Ты же тоже, наверно, гордишься своим поступком?
Пальцы Лили смыкаются на его рукаве. Всего на секунду. Только чтобы удержать его, если он опять решит уйти.
Ей страшно, что Энтони перехватит ее руку, что причинит ей боль. Но ее боль за Мэри гораздо сильнее. За Мэри и за Северуса, ее когда-то друга, попавшего в дурную компанию. Дело было не только в подруге, но признаться в этом себе Лили была не готова.

Эванс всегда считала себя правильной девушкой. Настолько правильной, чтобы не ввязываться в конфликты без веской необходимости, чтобы не устраивать ссоры на ровном месте, чтобы в принципе быть со всеми дружелюбной и вежливой, отзывчивой. И, о Мерлин, она, действительно, старалась. Она старалась не подавать виду, что острые, как бритва, слова Мальсибера, в самом деле ее задевают.
Проще было бы отвернуться, уйти, оставив его наедине с его желчью и злобой. Рано или поздно он сам бы себя уничтожил, по-другому и быть не могло. Но Лили стояла и слушала, задыхаясь от праведного гнева и не находя слов, чтобы возразить ему.
Слов было слишком мало. Он перешел какую-то незримую грань, за которой слова еще что-то значили, за которой ответ был все еще важен. Он обвинил ее в том, что она, Лили Эванс, гриффиндорка, прилежная ученица, староста, встречавшаяся с Джеймсом Поттером, - что было известно, пожалуй, всем в школе, - что она его хотела.
Если бы у нее под рукой был яд, она плеснула бы ему в лицо, только чтобы стереть эту отвратительную ухмылку с его лица, чтобы он не смел смотреть на нее подобным образом. Будто она вещь. Будто и Мэри была для него вещью. Будто все девушки были для него не более чем забавные игрушки. Игрушки, предназначенные для его эго и для чего-то более низменного.
Лили не видела в Мальсибере ничего хорошего, ничего человеческого. Только злость и похоть. Только желание управлять другими, как своими марионетками.
Зря она затеяла этот разговор. Нужно было сразу понять, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но если Энтони думал, что она отступится, что уйдет вот так, после нанесенных им оскорблений, он сильно ошибался. И совсем неважно, что ей потребовалось не меньше минуты, чтобы решиться на то, что казалось таким правильным.
Замах руки, и Лили бьет слизеринца по лицу, стирая его усмешку. Вот так, по-маггловски, совсем не как волшебница. Он назвал ее грязнокровкой, пустым местом - да, в его вселенной она была такой, но для нее он тоже значил не больше, чем грязь на ее ботинках. И ударить его было, пожалуй, даже приятно. Это было справедливо.
- Ты просто мразь, - Лили выплевывает слова ему в лицо, глядя со смесью ненависти и отвращения, глядя ему  прямо в глаза. - Ты мизинца его не стоишь. И не смей со мной говорить о Мэри. Никогда больше. Просто заткни свой поганый рот, пока я не помогла тебе.
Сейчас бы в самый раз уйти, но Эванс хочется вцепиться ему в горло, прижать к стене покрепче и хорошенько встряхнуть. Чтобы он знал, что с ней нельзя разговаривать в подобном тоне, что нельзя оскорблять ее, называя пустым местом, нельзя влезать в их и без того непростые отношения с Северусом, и нельзя, просто недопустимо, делать ей грязные намеки. Лили не одна из его девиц, и она совсем не похожа на Мэри, милую и добрую Мэри, - если Эванс и видела в нем когда-то что-то хорошее, то только потому что подруга ее убедила в этом.
- Ты мне отвратителен.
Плевать на палочку и на самозащиту. Лили даже хотелось, чтобы он дал ей повод оттолкнуть его, чтобы дал повод ударить еще раз. Она слишком долго сдерживалась, чтобы и дальше оставаться правильной девушкой.