В тот день, когда он прощался с Мопси Флиберт, Фокс натянул на себя колючий, старый свитер, чтобы выйти к ней. На дворе была середина июля. Хотя жара была меньшим из всех его зол в тот момент. Он схватил в шкафу единственное, что могло скрыть все еще опутывавшие его шею и грудь бинты.
Еще долгое время после его охватывала паника от воспоминаний о том, как пальцы нащупывали рваные раны на собственной шее. Он [до тошноты] помнил, как пульсировала кровь. Будучи целителем, Саваж был достаточно закален, чтобы не терять самообладание при виде ран. Но оказалось, что, когда эти самые раны принадлежат тебе, вся та закалка мгновенно куда-то улетучивается. Сейчас на память о них остались лишь уродливые, бледные нити шрамов. Они начинаются под подбородком, забираются за воротник. Еще больше их прячется под рубашкой. Фокс скрывает их незатейливыми дезиллюминационными чарами, чтобы не быть обреченным всю оставшуюся жизнь прятать шею в горловинах водолазок или прослыть чудаком, который всегда и всюду появляется в шарфе. Наложение этих чар незыблемый ритуал, все равно что почистить зубы. Не было случая, чтобы он забыл об этом.

МакГонаггал догадался. Скромнейшим образом рвал и метал в своем праведном гневе. Рад был бы, вероятно, что-то потребовать, но сам не знал, что было бы уместно. [Да и ему бы планов не испортило?!] Фокс давно заметил его тихую ревность, но так и не смог придумать, как ему к ней относиться. То, что Саваж не может иметь никаких видов на Мопси Флиберт, было предельно очевидно только самому Саважу. Да еще, вероятно, Мопси, которая в здравом уме никогда не купится на это во второй раз. Но никак не ревнивому и горячему шотландцу. Должен ли был Фокс во всем признаться, или пропасть из жизни Флиберт, МакГонаггал так до конца и не определился.
Только вот Саваж уже пропадал из ее жизни. Так старательно, что ему это почти удалось. Но у Судьбы изощренное чувство юмора. Она вновь привела его в этот дом несколько месяцев назад, спустя больше, чем десять лет с тех пор, как они расстались. Привела так, что избежать встречи не представлялось возможным. За одной встречей последовала вторая, третья. Пылкий МакГонаггал в этом вероятно успел усмотреть коварный умысел, но это было ничем иным, кроме как пыткой.

Если повезет, сегодняшний визит станет последним. Хотя бы на какое-то время. С Хогсмидом покончено. [И Саважу внезапно жаль.]
Чертовски глупо знать, сколько именно шагов от калитки до двери. Кажется, он из раза в раз приходит сюда ровно по своим следам, наступая на одни и те же камни дорожки. Стучит тоже как всегда, здоровается уже неоднократно сказанными ранее словами и проходит внутрь, даже не вызывая в этот раз такой бурной реакции у питомцев Мопси. Только вот что-то изменилось. В доме или самой Мопси. Но оказывается, что в нем.
МакГонаггал. Упрямая сволочь так хотел оставить за собой последнее слово?! Кроме него некому. Он изменил защитные чары. Словно нарочно подгадал.

Дезиллюминационное заклятье словно смыло водой. В подтверждение тому Мопси не сводит встревоженного взгляда с его шеи, впервые увидев то, что трудно не заметить. Фокс каменеет на несколько долгих мгновений, чувствует, как капли холодного пота сбегают по спине, и хочет провалиться сквозь этот паркет. Пальцы правой руки невольно медленно тянутся к горлу. Он касается бледных, неровных следов от когтей, словно еще есть призрачная надежда, что их там чудесным образом не обнаружится. Но они с ним навсегда. И Фокс больше не смотрит Мопси в глаза.
– Не стоит беспокойства. Они старые. – спокойно произносит он.

В тот июльский полдень Фокс пытался быть равнодушным. Он хотел ударить больнее, чтобы наверняка и насовсем оттолкнуть ее. Ему удалось. Удалось слишком хорошо, потому что Мопси внезапно, едва ли не впервые, обрушила на него тогда свой гнев. Ее колючие кулачки несколько раз ударили его в грудь. И еще раз, выколачивая на деле из него последнее невеликое его нутро. Пока он не перехватил ее запястья. Саваж на ногах-то стоял на добром слове, но смог удержать ее, когда Мопси попыталась вырваться. Он не видел ничего кроме ее глаз в дюжине дюймов от его лица. И поддавшись внезапному порыву, в последний раз ее поцеловал. Все еще удерживая в уже дрожащих руках тонкие девичьи запястья.
Он отпустил ее и отстранился также внезапно. Не сказав ни слова, Фокс резко развернулся и направился к дому, так не разу и не обернувшись. Когда за его спиной тихо закрылась дверь, он шумно прислонился к ней, почти упав, но остался стоять, не в силах больше сдвинуться с места.
На груди его старого свитера, там где кулачки Мопси ударили посильнее, медленно распускались алые цветы из его крови, пробирающейся через бинты.

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:55:06)

Не жди меня, я больше не умею
Смотреть в твои глаза
И во спасенье лгать.

Слова Флиберт выбивают из него весь дух. Ему вдруг отчаянно не хватает воздуха, но внешне он изо всех сил старается оставаться невозмутимым. Фокс Саваж, парень, которому все нипочем.
– Капитан Британия, полагаю?! – усмехается Саваж хрипло без тени веселья, буквально роняя между ними это свое предположение. Кто еще мог рассказать Мопси то, что теперь она Знает?! Участливый самаритянин, чтобы его..! В груди слабо клокочет смесь злости и какой-то совсем детской обиды.

МакГонагалл казался ему приятным человеком. Какова ирония! В книгах часто именно такие славные парни и оказываются на поверку скотами в решающий момент. Так кого винить, если ты сам пожелал увидеть в нем приятеля?! Умник Фокс так долго прятался от всех, что совсем одичал. Размяк и забыл, что никто ему больше в этом мире не друг. Никому нельзя доверять. Оступись и жди толпу с вилами и факелами у дверей.
Расскажи ей все, или это сделаю Я – стращал его пылкий шотландский тип. Но, очевидно, не дождался. Не дал и шанса. Собаке собачья участь.

Фокс сейчас не удивился бы даже если старина Малькольм внезапно вышел бы на свет из-за какого-нибудь угла, чтобы лично присутствовать при этом марше всех униженных и лично дирижировать его покаяниями. Красавец-герой разоблачил коварного злодея, так он это видит?!
Фоксу не доводилось ранее быть кем-то разоблаченным, но с предательством он был отлично знаком. Ближе только с презрением.

Стоит Флиберт шагнуть в его сторону, как Фокс каменеет и прирастает к полу. Обращается в холодное изваяние, не способное больше чувствовать что бы то ни было. И все равно тонна усилий требуется, чтобы остаться неподвижным, когда Мопси протягивает руку. Не отстраниться, не перехватить ее ладонь. Не вздрогнуть, когда холодные пальцы касаются шеи удается чуть хуже.

Ее прикосновения причиняют почти физическую боль. Она разбегается ледяными мурашками по ключицам и стекает по лопаткам, заставляет леденеть нутро. Фокс не сразу соображает, что стоит с закрытыми глазами с той самой секунды, как пальцы Мопси коснулись его шеи. Словно существует толика призрачной надежды открыть глаза и оказаться в другом месте. И сделать все, чтобы никогда больше не попадаться на глаза Мопси Флиберт. Да и кому-либо еще. Теперь, когда в числе хранителей его тайны оказался МакГонагалл, ему остается только терять рассудок от ожидания неминуемой катастрофы.

Смотри туда, где страшно! – учил когда-то Фокс совсем мальчишкой младших брата и сестру.
Саваж распахивает глаза, смотрит на Мопси не мигающим, серьезным взглядом и тщетно пытается прочитать ее мысли. 
Он никогда не бравировал этими шрамами нарочно, но когда они, случалось, все же попадались на глаза его женщинам, Фокс отшучивался самыми безумными версиями их происхождения. Сцепился с пумой, пробирался на свидание к ней через кусты барбариса, укрываясь от погони. Чем нереальнее была версия, тем быстрее девушки теряли интерес к правде. Сколько раз эти шутливые небылицы легко слетали с его уст?! И почему никогда ранее или впредь он не смог бы так же легко отмахнуться от Мопси?!

Слова застревают в горле и все, что удается выдавить из себя Фоксу, это кривое подобие улыбки и рваный выдох.
– Что ты хочешь услышать? – собирает последние крохи собственной храбрости Саваж, – Что твой шотландец не успел тебе рассказать сам?
Фокс выглядит почти сломленным, но в его голосе уже звенит вся его злость на МакГонагалла.
– Что ты знаешь, Мопси? Ты мне скажи..!

Покой храня я только и успею
Сказать тебе прощай, не жди меня

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:55:31)

Я умею смотреть на тебя бесконечно -
Как на древнюю медь и бегущую воду.
Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем
Дышать. И уже ненавижу свободу.

Мир вокруг рассыпается на части и его вот-вот погребет под этими обломками. Его внутренности сейчас уместились бы в наперстке. Фокс предпочел бы, чтобы мир и правда обрушился с оглушающим грохотом, но проклятый этот дом стоит крепко. Воздух звенит и вибрирует в ожидании того, как Саваж теперь выкрутится. Очевидно, он неправильно все понял. Запаниковал?! Что бы там Мопси не знала, речь совсем о другом. И как теперь ему объяснятся, после того, что он успел бросить ей в лицо?! Если такой МакГонаггал планировал свою хитроумную ловушку, он заслужил оваций. Загнанный зверек угодил в приготовленный ему капкан. Добивай побежденного.

Как до смешного обидно снова быть обманутым в лучших своих ожиданиях. Дамблдоровы выкормыши. Все как на подбор! Благородны и светятся в темноте от своей святости. На деле выпотрошат и сделают чучело в собственных интересах. Фокс смотрит на Мопси, сожалеет о сказанном всем своим видом, но не может найти других слов. Шотландец – гениальная сволочь. Он загнал его в ловушку, в которой теперь, чтобы Фокс не сказал, будет выглядеть жалким. Как сохранить последние крохи достоинства, жалуясь бывшей на ее нового избранника?! «Он вынудил меня прийти сюда и все тебе рассказать»? Помахивал перед носом прознанной тайной, приговаривая: «Прыгай выше, Песик! Танцуй!». О, святой МакГонаггал даже втайне не получал удовольствия от своего нового положения! Он весь – сплошь забота о твоем душевном покое. В истории так удачно уже есть злодей.

Фокс беспомощно поводит плечами, долго кашляет, чтобы вновь обрести дар речи.
– Я не…взъелся. Я… – устало выдыхает Саваж, но слова в нем быстро заканчиваются, – Я…просто…Прости меня, пожалуйста! Я…я не должен был…это
Правая рука невольно взлетает к лицу. Фокс растирает лоб, сжимает пальцами на несколько секунд переносицу и в конце концов он сам того не замечая, закрывает себе ладонью рот.
Саваж не сводит с Мопси глаз, готовый провалиться сквозь землю, потому что в очередной раз заставляет ее выглядеть такой несчастной. Он – ходячая ее беда. Ему бы издохнуть давно, а он все приходит на ее порог.

– Из-за тебя она..! – МакГонаггал в сердцах многозначительно не договаривает, вешая на Фокса все грехи, словно грязное, смердящее пальто. Две минуты назад он не побрезговал открыть Саважем дверь в одну из комнат штаба, чтобы уединиться для этой содержательной беседы. Запальчиво сообщил Саважу, что тот оборотень, и велел покаяться во всем перед Мопси. Но не остановился даже после того, как Саваж покорно согласился на это пойти.
Фокс невесело усмехается. Пока МакГонаггл мечется по крошечной комнате словно тигр в клетке, сам он прирос к книжному шкафу и не сводит с Малькольма внимательного взгляда.
– Так исправь все! – с тенью насмешки в голосе спокойно произносит Фокс, – Сделай ее счастливой! Я никогда не стоял у тебя на этом пути.
Малькольм вскидывает на него горящие, синие глаза. В них искрами сгорают последние крохи его терпения. Но Саваж в очередной раз только что умер. А вместе с ним последние крупицы его вежливости и инстинкта самосохранения и он, расплываясь в улыбке приговоренного к смерти, участливо спрашивает:
– Не знаешь как?!

Фоксу вдруг становится чертовски стыдно за этот свой взгляд побитой собаки. Это все еще Мопси. Девушка, которую ты когда-то так любил. Девушка, которая умела слушать тебя, как никто и никогда не умел.
– Шрамы здесь не при чем. Хотя Малькольм очевидно сделал что-то, чтобы ты их сегодня увидела. Боюсь, это долгая история, хотя ее мне тоже все равно придется рассказать…Найдется что-нибудь выпить?!

Он следует за Мопси в соседнюю комнату, но останавливается в дверях. Фокс завороженно наблюдает за ее руками.
– Ты очень ему нравишься. – тихо произносит Саваж, – И он…немного ревнует. Хочешь смешную шутку?!
Что же, собаке собачье. Но Фокс не готов покорно плясать под его свисток. Тайны за тайны.
– Я оказался на твоем пороге тогда в ноябре из-за него. Это было его задание, и ему предложили самому выбрать кого-нибудь себе в помощь. До того мы едва пару раз неплохо поговорили и, видимо, я показался ему – Фокс усмехается, – неплохим человеком. Вероятно, сейчас он об этом жалеет. Да и славным парнем меня тоже больше не считает.

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:55:56)

Поздно ночью. Через все запятые дошел, наконец, до точки
Адрес, почта. Не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни строчки

Он принимает из рук Мопси бокал так, чтобы не коснуться ее пальцев. Выходит довольно ловко, но недостаточно, чтобы этот маневр остался незамеченным. Покорная, вежливая дань чужим предубеждениям. Фокс не хочет верить, что [его] Мопси одна из тех, кто побрезгует столь заурядным прикосновением, когда узнает правду. Но он с этим чувством слишком близко знаком. И знает, что ударить могут оттуда, откуда не ждешь.
А так даже проще. Жирная граница, разделяющая их, которую нельзя пересекать. И всем будет спокойнее. 

Могучие когти остервенело взрывают землю, поднимая в воздух лохмотья сырых, прошлогодних листьев. Он спасается бегством по кругу. В границах им же самим расставленных флажков.

Он остается стоять в дверях. Словно, как и положено образцовой нечисти, не может войти без ее приглашения. Вальяжно прислоняется плечом к дверному косяку и успевает почти насладиться запахом виски, прежде чем сделать глоток.
Фокс состоит из грации, стати и отменных манер. Это последняя крепостная стена, оберегающая тайну. Фокс - образцовый на вид джентльмен. Оттого лишь унизительнее каждый месяц обращаться в жалкого вида создание. Не человек и не волк, уродливое существо, загнанное в чужое тело, запертое там, где оно ненавистно каждой клетке. И оно готово отвечать взаимностью всем своим яростным нутром. Зелье позволяет сохранять разум. Бесполезнейшая порой вещица, как выяснялось неоднократно.

Зверь не разбирает пути. Собирает хлесткие удары костлявыми ветками и выцарапывает боками засечки бед на стволах деревьев. Грозен и безумен. Безобидней кролика в заведомо зачарованной зоне.
Словно мифический зверь, он рвется сожрать эту ночь и ехидно щурящиеся звезды. Жаль, выдуманное им проклятье не обратит его в горсть горького пепла при попытке вырваться за край собственного заклятья.
Надышаться бы. Разбиться. И сгинуть.

Саваж слушает внимательно и не может скрыть [печальной] улыбки. До него не сразу доходит смысл сказанного. Мопси поведала пылкому влюбленному в красках, как когда-то Фокс разбил ей сердце?! Не мудрено, что МакГонагалл бегает по потолку. Но думать о нем теперь почти не выходит.
Фокс отлично знал, что причинил ей боль. Но все эти годы он жил в прекрасной иллюзии, что она давно это переступила и живет дальше. Он не был готов нести ответственность за еще одну загубленную по его вине жизнь. На него в свое время повесили достаточно вины за чужие разбитые чаянья и надежды. Он оставил это все позади и выстроил новую жизнь, не просто на руинах прежней, а попутно балансируя на шаткой конструкции, вынужденный жонглировать собственным враньем. Одно неаккуратное движение и все поймут, что он мошенник и лжец, выдающий себя за кого-то другого.
– Я не виню, – едва слышно откликается эхом Саваж, и снова концентрируется на запахе виски. Потому что иначе, ему кажется, он рискует осесть на пол в лучших традициях барышень, сбегающих от неудобных бесед в обмороки.

О чем он думал, отправляясь сюда?! Как теперь он может ей все рассказать?! А главное зачем? Чтобы снова лишить ее покоя?! Он ведь именно поэтому и решил тогда все за них двоих. Чтобы уберечь ее от этого. Чтобы, когда они будут уже чертову прорву лет не_вместе, она не вспоминала о нем, просто увидев за окном полную луну. Чтобы, отгоревав их расставание, могла впредь безмятежно спать, не подозревая и не размышляя о том, как коротает свои полнолуния Фокс Саваж.

Порой он жалеет о вновь обретенной способности сохранять разум в этом облике. Забытье теперь непозволительная роскошь. Но иногда ему кажется, что он куда-то безвозвратно исчезает даже из собственного прошлого. Что останется, когда он совсем сгинет? - вот вопрос на миллион. Скучный тип в дорогом плаще? И двенадцать недель в году недоразумение, которое облаивают субтильные собачонки.

Кажется, он опустошает свой бокал. Вся его благостная невозмутимость не иначе улетучивается следом за испорченными маскирующими чарами. 
– У меня действительно была Причина. – Фокс рвано усмехается, – «Достойной» ее назвать сложно. Скорее Уважительная. В какой-то мере. Ужасный каламбур. Малькольм узнал о ней и, очевидно, счел нечестным, что я ее утаил. И…
Саваж нервно посмеивается и опускает глаза, словно ищет подсказку в собственном стакане.
– Вероятно, – подчеркивает Фокс, – немалая часть его переживаний связана теперь с тем, что ему Кажется, что наша с тобой история не закончена.
Саваж снова может смотреть Мопси в глаза лишь потому, что это часть его циркового номера. Он ловко подбрасывает в воздух еще одну ложь.
– Я пытался убедить его в обратном. Я…

Зверь мчит вперед, не разбирая дороги. Словно наивно надеясь вырваться в какой-то миг из ненавистной шкуры. Так один мальчишка когда-то выдумывал себе на ходу условия. На пару секунд быстрее, и он сбежит от своих бед на целую ночь. Предложение заманчивое - его ночи длятся вечность.

– Я никогда не собирался исповедоваться тебе в этом. – вдруг продолжает Фокс куда серьезнее, – И не считаю правильным делать это сейчас. Только лишь потому, что старина Малькольм отчаянно желает видеть этот мир кристально чистым и прозрачным. Даже если сам в это самое время опасается, что это все изменит.
В голосе его звенит тихая насмешка. Бедняга МакГонагалл, он сам себя загнал в эту ловушку. Он желает, чтобы правда стала известна. Он уверен, что Мопси станет легче, что она сможет перевернуть страницу. Но что, если нет?! Очевидно, в сознании Малькольма, Флиберт все еще варится в прошлом и это мешает идти ей дальше. Просто Фокс отчаянно не хочет в это верить. Он сделал все, что должен был. Все, что мог. Он честно пропал из ее жизни. Он провернул все так, чтобы Он остался злодеем в этой истории. Оградил ее от каких-либо сожалений и чувства вины. Он выбрал лучший вариант из тех, какими только располагал.

Как глупо, но самодостаточно. Уберечь свой разум, чтобы озвереть вопреки проклятому нутру, по собственному желанию. Когда злость и горечь заполняют легкие, не оставляя ни одного свободного дюйма даже для этого душного, сырого воздуха. Эта злость как топливо. Как дрова в печи. Она лишь заставляет бежать быстрее. И она не оставляет места ни для чего больше.

Тихо, звуки. По ночам до меня долетают редко
Пляшут буквы, Я пишу и не жду никогда ответа

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:56:14)

Так отважно, так без дрожи,
Взять случайно и обнять.
Все, что мы друг с другом можем
максимум - потанцевать.

Все, что остается Фоксу, завороженно наблюдать за ней. Мечущейся по собственной гостиной, пытающейся найти себе место и…напиться?! Наблюдать и тлеть где-то глубоко внутри, множа собственную внутреннюю пустоту. Фокс выглядит всегда отлично и разве что не сияет. Но ткни пальцем в грудь и рискуешь проткнуть дыру. Туда, где черной сажей перепачкан остов, да пепел гоняют сквозняки.
[Это он причина такому ее поведению?!]
Смутное чувство стыда навязано ему словоохотливым, веселым парнем. На вид и не скажешь, что он одарит тебя чем-то подобным. Такие, как этот Капитан Шотландия не совершают ошибок. Моральный их компас указывает всегда на север, и стрелка его вовсе не способна дрожать и смотреть по сторонам. Такие парни состоят только из самых светлых и лучших устремлений. Даже в собственных мыслях Фокс звучит саркастично и едко.

Стать бы этим двоим, по мнению Саважа, отличной парой. МакГонагалл – объективно лучшая версия даже былого Фокса. Восторженный юношеский дух, да решимость и сплошь благие намерения в куртке из драконьей кожи. Такие парни, как Малькольм – мечта девчонок. Надежные, заботливые. Фокс в этом всем всегда был неуклюжим. Саваж – красивая картинка. Манеры, острый ум да неплохое чувство юмора, которое чудом уцелело. Он обходителен и галантен, но в нем никогда не было такой слепой уверенности в правильности собственных устремлений. Даже относительно собственных решений, не то что диктовать их другим. Парни вроде Малькольма знают, как поступать правильно на уровне инстинктов. У Саважа готовых ответов никогда не было. Быть может, оттого он в них не верит. Но он покорно пришел сегодня сюда. Не из страха ведь быть разоблаченным.

Много лет Фокс был так увлечен собственными бедами, что совсем не размышлял о том, какую боль в действительности мог причинить Мопси. Он о ней вообще старался не вспоминать, оберегая себя и чтобы не тревожить ее дух. Словно она могла как-то почувствовать, если бы он в собственных мыслях обращался к ней.
В его картине мира его оправдывало положение вещей. Он бежал не потому, что струсил или был равнодушен к ней. Он сделал лучшее, что только мог. Избавил ее от всей этой грязи. Да, быть может, не предоставив ей выбор и шанс принять решение самой. Но может ли быть справедливым вообще ставить человека перед подобным выбором?!
Он избавил ее от чувства вины. Захотела бы она уйти в самом начале, или когда-то потом, пусть даже спустя много лет. Он подарил ей ее неведение. Пусть и ценой ее сомнений. Фокс искренне верил, что с ними она однажды точно справится. Ему казалось, что он мужественно забрал себе всю горечь истинной причины их расставания - всю вину. Поганое чувство будет похуже боли. В боли он теперь отлично разбирается.

Такая Флиберт надрывает ему сердце. Плевать, он сотворил это с ней или кто-то иной. В то же самое время, Фокс бесстыдно втайне любуется ей. Уголки губ трогает слабая улыбка.
Бокал вдребезги о камин. Вот какой ты стала, Девочка? Флиберт, которую он знал, едва ли не вздрагивала от громких звуков. Или он это выдумал. Звучит ужасно, но Мопси внезапно идет этот внутренний надрыв и новые острые грани. Былой Фокс бросился бы избавляться от осколков на полу. Потому что так, до зубного скрежета, поступать правильно. Но всей этой ситуации они даже идут. Два разбитых на части человека в крошечном этом домике на самом краю света. Что-то обязано было разбиться. Разлететься вдребезги о стену. Обещая призрачное новое счастье хоть кому-то из них, если очень повезет.

Он не сводит с нее глаз весь этот вечер, но словно видит впервые, когда получает внезапную индульгенцию. В его взгляде нет благодарности, нет удивления или облегчения. Только что-то предательски саднит в груди. Все известные ему слова застревают в глотке разом. Он послушно ждет ее возвращения. Еще один ее [не]верный пес.
Прикосновения ее легкие и невесомые. Он сжимает хрупкие ее горячие пальцы чуть крепче, чем принято, просто потому что ему кажется, что, если он чуть ослабит хватку, она снова исчезнет. В этот раз уже точно насовсем.
Фокс, как сын высокопоставленного чинуши, отлично выдрессирован на множество аспектов этикета, в том числе танцы. Но то, что танцуют они, сложно назвать танцем. Под ногами символично хрустят редкие осколки бокала. Сердце предательски колотится слишком громко, а дышать он, кажется, и вовсе забывает.

Он не сводит глаз с ее лица, в то время как ее взгляд вновь устремлен на его шею. Чувство стыда оттого внезапно равносильно тому, если бы он заявился к ней не одетым. Но Фокс не отводит взгляд. Словно ждет, чтобы хоть на мгновение на ее лице промелькнуло то самое выражение, которое дало бы понять, что он все сделал когда-то правильно.
Безумный порыв, секундная мысль – украсть еще один поцелуй. По старой привычке, или назло самонадеянному шотландцу. Но порыв остается лишь мыслью.

Тот второй внутри, ехидно скалится. Он будет побеждать всегда. Это в сказках нежные и самоотверженные девы спасают своей любовью от проклятий тех, кого и спасать бы, вероятно, не стоило. В жизни им остаются стаи любвеобильных собак, да неуклюжий танец спустя несколько долгих вечностей, как символ черт знает чего.
Гори все огнем.
– Ты стала еще красивее. – тихо произносит Фокс, сам до конца не понимая, что вкладывает в это. Невинную попытку нарушить наконец молчание, тихое злорадство его по отношению к Малькольму, или заурядную вежливость. Но это, пожалуй, единственная его мысль из всех, что роятся в его голове, которую он может сейчас произнести вслух. Потому что неуместно говорить Мопси, Как он по ней на самом деле скучал все эти годы.

Оставь меня здесь; оставь все, что есть
Сожги изнутри - сожги, и живи

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:56:34)

Я помню все, но ты другой сейчас -
Я этого не знаю человека...
Конец сеанса - сохраняйте чеки,
Вам будет скидка в следующий раз...

У старшего сына семейства Саваж всегда и на все был готовый ответ. Он знал, чего хотел, кто он и чем будет заниматься сегодня вечером, через неделю, или через месяц. Даже когда он не мог определиться с призванием, он знал, что его 12 Превосходно в аттестате позволят выбрать, все что он только пожелает. И внезапно этих ответов не стало.
Он больше не знал, кто он. Не знал, что делать и что с ним теперь будет. Как отнесутся к этому его друзья и должен ли он вообще им сознаваться. Что он должен сказать Мопси и, что куда важнее, что скажет она.

Знаете, что в Мунго выдают парню, ставшему оборотнем?! Отвратительно написанную книжонку "Примирись со своей ликантропией или Итак, вы стали оборотнем" Маршы Сайкс. В ней куча и еще два наиглупейших и очевиднейших совета из серии "Плохо есть своих соседей и их питомцев". Фокс более чем уверен, что кроме того, что Марша Сайкс недалекая, но деятельная особа с уймой времени, которого хватает на написание подобных книг, она в жизни не встречала оборотней. И уж точно у нее никогда не было любимой девушки и ее не терзал вопрос, как Она отнесется к такой новости.

Однажды в шутку с одним из своих писем из поездки к родителям Фокс отправил будущей своей невесте длинный список. "Сто вещей, которые я люблю в Мопси Флиберт". Начиная с ее ямочек на щеках, и заканчивая тем, как она ест яблоки. На деле же он давно знал, что покорила она его своей непохожестью на всех других. В то время, как сам Саваж большую часть жизни пытался угодить всем и казаться лучше, чем он есть на самом деле, Мопси не подстраивалась ни под кого и всегда оставалась собой. И именно в этом была независимой и свободной.
Тогда Фокс решил, что должен ей это вернуть.
Он не знал, что будет с ним. Будет ли он опасен, будет ли ему нужна помощь. Но он точно знал, что не хочет впутывать в это ее.

Фокс никогда не верил в то, что для каждого на этой планете уготована только одна единственная половинка. Но уверен, что существует какая-то статистика, подтверждающая его мысли. Согласно этой теории, у каждого мужчины есть женщина, лучше которой ему уже не найти. Им не обязательно быть вместе для этого, не факт, что он ее достоин, а возможно, он и вовсе не смог ее добиться. Но у каждого есть та, с которой он сравнивает остальных и которую не в силах забыть. У каждого должна быть своя Мопси Флиберт.
– Меня бы спрашивать последнего о таких вещах. – улыбается Фокс, –  Я стал ужасно циничен.

Они непременно были бы счастливы поначалу. Быть может, даже долго. Но рано или поздно что-то пошло бы не так. За целую жизнь, которую принято планировать, они непременно успели бы наскучить друг другу. Или кто-то из них некоторым образом мог перерасти второго или их отношения. Они ведь тогда были совсем детьми еще. Загадывать счастье на целую жизнь вперед – красивая утопия. На деле же такие истории скорее исключение из правил.
Как это не цинично, их история закончилась трагично, но эффектно. А еще честно. Тихо угасать долгими десятилетиями совместной жизни, которая рано или поздно перестанет радовать, быть может, было бы менее болезненно, но вероятно даже куда печальнее, на трезвый и холодный взгляд. А так им удалось остаться друг для друга юными и прекрасными собственными воплощениями. Всполохами нежных воспоминаний, не успевшими померкнуть и опошлиться за время долгого и совместного быта.

Фокс слушает ее признание с печалью и болью в глазах. Ему бы хотелось, чтобы это был просто красивый эскиз для ее нового романа, но не поверить сложно.
Когда ему наконец удается проглотить здоровенный ботинок, что застрял в глотке, он внезапно сипло произносит:
– Забавно. Я сделал то, что сделал, чтобы счастлива могла быть ты.
Фокс улыбается, но выходит невесело. Не выдержав, он все же медленно перехватывает тонкие пальцы и отводит ее руку от собственной шеи. Подносит к губам и оставляет поцелуй в ее горячей ладони.
– Еще не поздно. Присмотрись к шотландцу. – улыбается Фокс.

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:56:54)

Запястья у птиц тоньше страниц,
Жаль, что живу без сердца —
Я обнял бы твою тень.

Фокс не двигается несколько долгих секунд. Достает палочку, неспешно заставляет исчезнуть осколки стакана на полу. Столь логичная и практичная идея склеить их магией в прежний сосуд ему сейчас кажется слишком неуместной.
Он пренебрегает просьбой хозяйки и не собирается уходить. Вместо этого он бесцеремонно направляется на кухню, игнорируя встревоженных питомцев Флиберт, и возвращается со стаканом воды, который, так и не произнеся ни слова, протягивает Мопси.
Был бы здесь Шотландец, уже душу бы из него вытряс за эти упавшие слезинки. Впрочем, присутствие его здесь Фокс и так отчетливо улавливает. Во всех, черт бы их побрал, смыслах. Губы едва заметно трогает печальная улыбка.
 
Когда-то очень давно Фокс легко нашел в себе мужество ее отпустить. Щедрым, но некрасивым жестом вернул Флиберт ее свободу, которая когда-то его так привлекла. Он искренне верил, что желает ей только самого лучшего. Он действительно хотел бы, чтобы она стала счастливой без него. Сам он больше не мог ей этого дать. Но неудобная правда заключается в том, что где-то очень глубоко с равной силой он малодушно желал, чтобы она тосковала о нем. Чтобы какая-то случайно обнаруженная ею вещица, напоминающая о нем, отзывалась у нее такой же тягучей тоской, в которой тонул он сам. Саваж честно желал ей его забыть, и сам же этого ужасно боялся.

Он старается не нарушать границ. [Еще больше.] Даже отступает на шаг назад. Вместо всех возможных жестов поддержки, упрямый взгляд печальных глаз.
Я вероятно заслужил твой гнев. Обстоятельства всегда были любимым моим оправданием. Но я побывал где-то, что превращает ад в курорт. Я познал, кажется, все виды боли, страха, гнева и отчаянья. И смог там выжить. Я заслужил пару поводов гордиться собой.

Я научился жить без тебя. Научился не помнить. И не ускорять невольно шаг в нелепой погоне за схожим силуэтом в потоке людей, одновременно продумывая в голове, как пробегу мимо, не задержав взгляд дольше, чем на мгновение, чтобы иметь возможность сделать вид, что не заметил тебя, если вдруг это действительно окажешься ты.
Прошло больше 10 лет, Мопси. Я многому подобному научился, но вот ты снова появилась и все, о чем я думаю, это ты.
Зелье, позволяющее сохранять разум – худшее из зол. Я предпочел бы вовсе разучиться думать. Чтобы, ощущая, как "ломается" скелет, не бредить о твоих руках. Чтобы не представлять снова и снова, как бы ты отреагировала, узнай правду. Чтобы не обжигал льдом липкий страх при мысли, что ты однажды можешь увидеть меня вот Таким.
И что было бы, не прими я тогда своего решения.

Все изменилось, Моя Любовь. Теперь я страстно желаю только одного. Чтобы ты никогда не знала меня. Было бы и мне не плохо встретить тогда кого-то другого. Кого забыть оказалось бы проще.
Я ведь почти справился...

Все это только поднимает мутью со дна старье, которое я так тщательно в себе хоронил. Стерильные больничные потолки и сестру, которая улыбалась через боль, сидя рядом часами, и умудрялась меня смешить. Моих родителей и тот отвратительный ужин. Мое выдающееся великовозрастное бунтарство, которое завело меня ночью в лес.

Ты просто не заметила. Ведь я хожу, разговариваю...пусть это тебя не обманывает. Я мертв, Флиберт. У меня не было похорон, только те, на которых мои родители прощались со своими на меня планами. Я гениально научился притворяться, что цвету и пахну. Но я мертв уже много лет. Стоит ли оплакивать мертвецов спустя такое количество времени?

Фокс проходит к окну. Потому что говорить, глядя ей в лицо, ему не хватит смелости. Только вот даже слабого света в гостиной и сумрака за окном оказывается достаточно для того, чтобы в стекле перед самым носом он видел отражение Мопси, сидящей в кресле.
– Я сознаюсь и уйду. – спокойно произносит он, но голос предательски дрожит в какой-то момент. Фокс улыбается на каком-то рваном выдохе. Закрывает глаза и замолкает на несколько секунд, чтобы перевести дух. После чего резко оборачивается через плечо, словно ему все еще нужно ее разрешение. Он смотрит ей в глаза и куда-то сквозь нее одновременно.

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:57:12)

Оставь хоть что-нибудь на память о себе…
Полтакта не слетевших с грифа нот,
ведь я кричу тебе через закрытый рот:
«Оставь хоть что-нибудь на память о себе!»

Хотел как лучше..! Губы его трогает рваная, невеселая ухмылка. Все, что еще секунду назад рвалось наружу и звенело в нем обрывками ярких воспоминаний, меркнет. Стремительно сменяется тьмой, затопляющей его, а следом всю комнату. Как благородно это звучит! Разве не заслужил ты столь трогательного понимания с ее стороны, Фокс?! За все-то твои мучения, АхТыНашБедняжка! Ты так долго убеждал себя, что Отпустил ее. Избавил от всех неприятностей. Такой красивый и возвышенный жест. Кого ты на самом деле оберегал? Сознайся хоть раз честно! Ее или себя? Отбрось высокопарные притянутые за уши мотивы, и сознайся себе, что натворил трусливый мальчишка! Ты предпочел причинить ей боль, чтобы однажды она не причинила ее тебе. Вот и все твое благородство. Сказки о прекрасных рыцарях кончились, сдохли в корчах. Остались даже не чудовища. Жалкого вида, неуверенная нечисть.
Осознание этого не ложится, а падает на плечи. Он, не ссутулившись и не втянув головы, мгновенно теряет всю свою стать кого-то там успешного и владельца чего-то там. Утрачивает всю свою решительность, с которой пару секунд назад собирался раскрывать душу. Он почти физически ощущает, как становится меньше ростом. Скукоживается во что-то, требующее жалости, в костюме не по размеру.
Отчего же ты так не любишь жалости, Саваж?! Ведь ты только и делаешь, что жалеешь себя.

Однажды, совсем недавно, я дал слабины. Внезапно я, словно мальчишка, стал фантазировать. Представил, что было бы, если в какой-то другой параллельной вселенной мы вновь оказались бы вместе. Все это достаточно легко представлять отдельными фрагментами.
Я непременно навестил бы моих родителей, чтобы порадовать их этой новостью. Чтобы сказать им, что, несмотря на все произошедшее, мы с Мопси Флиберт снова вместе. Всем бедствиям назло. Назло всем тем, кто наивно полагал, что их мнение нас интересует. На зависть всем, кто хоть когда-то по глупости своей и заносчивости находил «забавной» лучшую из женщин.
Я с не сходящей с лица улыбкой самого счастливого человека сообщил бы моей матери, что люблю тебя больше жизни и никогда больше не отпущу. Что у нас будет куча детей, но она не приблизится к ним и на сотню футов, покуда не научится себя хорошо вести.
Я стал бы умнее. Я жадно ловил бы каждый миг, не обзаведясь безусловной верой в то, что теперь и отныне все будет хорошо. Нет, я лучше других знал бы, как можно все потерять в пару мгновений. Оттого лишь жить начинаешь ценить по-другому, урывая у нее каждый новый день с каким-то особым наслаждением.
Я научился бы драться за тебя. И отвоевал бы у всех.

Я наконец увез бы тебя из этого проклятого Хогсмида. Знаю, ты любишь его. Так любят старое пальто. Он милый, родной и очень уютный, но по правде он давно стал тебе мал. Оставаясь здесь, ты забываешь, или не понимаешь, насколько ты восхитительна. Насколько лучше ты этого места. И этих людей. Все они тоже давно стали тебе малы.
Не пожелай ты жить в Лондоне, весь мир принадлежит тебе. Не знаешь, что выбрать - раскрути глобус и ткни пальцем! Нам всего-то и нужно для счастья, что твоя печатная машинка, да любимая, старенькая кофеварка. Да еще, видимо, неполная дюжина собак. Мне все равно, чем заниматься. Продавать книги, или наполнять чьи-то бокалы в ближайшем пабе. Мы начали бы новую жизнь. Где-нибудь, где о нас никто и никогда не слышал. Двое безумцев, сбежавших от прежних своих жизней и уготованных судеб.

Все это легко представить. Смехотворно крошечную кухню, и в сотый раз сбежавший кофе, потому что ни один из нас не в состоянии по утрам собрать в кучку хоть какие-то крохи концентрации. Запах кривобоких пирогов с черешней по выходным. Два плетеные кресла на веранде или балконе, в которых чертовски удобно за бокалом вина провожать закатное солнце, обсуждая не иссякающие темы. 
Я вижу, как, позабыв обо всем, ты босая бежишь к печатной машинке, пока жив и ярок возникший образ. И почти могу ощутить поцелуи ежедневных встреч и прощаний. Твой запах и тепло рук. Все это легко представить. Но этой идиллии даже в собственной голове я не позволил бы себе нарушить реалиями, которые легко перечеркивают все мои фантазии. Этого дерьма и без того достаточно в моей жизни. А может быть, я просто не посмел подпустить эту грязь даже к вымышленной тебе.

– Я не уверен, что... – негромко начинает он какую-то очередную ироничную реплику, которая словно и не принадлежит ему сейчас. Будто его организм способен по неведомой инерции поддерживать беседу, чтобы та не сорвалась в пропасть мелодраматичных признаний почти на смертном одре. Но Мопси перебивает его.

Фокс становится старше лет на десять. При упоминании оборотней впору бы было здесь сверкнуть молнии и разверзнуться пропасти. Но все внезапно происходит очень естественно. Фокс успевает встретиться с ней затравленным взглядом, и тут же каменеет в ее внезапных объятьях.
Он даже не пытается выискивать, что именно его выдало. Весь этот вечер шел к этому. Летел с горы, словно неуправляемый состав поезда, как бы Саваж не пытался обмануть себя.
Он только слабо разводит руками. Хотя больше оттого, что не знает, куда их деть.

Разве так не лучше? Что мог бы он рассказать ей сам?
Что добрая четверть его жизни это что-то, где много...мерзости. Боли. Звуков, которые он никогда бы не подумал, что может из себя извлекать от этой боли. И что для того, чтобы хоть как-то себя отвлечь от нее, он изведал вкус не только костяшек пальцев левой руки... Он спешно отгоняет воспоминания о том, как впивался зубами в собственные запястья, зверея еще больше от вкуса собственной крови. А потом на ржавой койке, разбитый и вывернутый наизнанку трижды раз за ночь, мечтал сдохнуть.
Еще четверть его жизни - это картонный дурень. Еще один, новый. Чуть менее смехотворный, чем был Умник Фокс. Успешный предприниматель. Владелец магазина. С такой идиотской улыбкой, что у него просто не могут быть плохи дела.
А еще есть просто Он. И как бы неотразимо он не выглядел, он тот тип, что держит картонку. Потому что за ней он...жалкий. Разбитый и жутко напуганный. Всегда. Потому что к этому нельзя привыкнуть. У него есть три четверти жизни. Три четверти каждого чертового месяца, но проходит пара дней и он снова в аду, потому что время идет слишком быстро.
Поэтому он ненавидит календари. И тот дом в лесу. Так сильно, что порой не может заставить себя переступить его порог. И что он может много и долго придуриваться кем-то, кем не является на самом деле. Смеяться и показательно выступать с пантомимой "Фокс Саваж Великолепный", но свою жизнь он большую часть времени тоже ненавидит.
А Его ненавидят собаки.

Слова даются ему не сразу.
– Прости меня… – начинает он негромко, но замолкает. Тяжело выдыхает и становится почти бесцветным. Как тот старый и уставший лес вокруг его конуры. Он на деле всюду носит его с собой.

Оставь раскаянья свои колючей мгле.
И то, что ты есть, — вовсе не ошибка.
Ты подарила мне свою улыбку.
Оставь хоть что-нибудь на память обо мне.

Отредактировано Fox Savage (2024-05-11 17:57:38)