Хотя Бертрам и желал для себя спокойной размеренной жизни, рутина не равно стабильность, когда ты ждёшь скорых перемен к лучшему. В стенах Школы дни тянулись в томлении, потому что волшебника снедала тревога о будущем. Теперь же, когда будущее, казалось бы, в его руках (хотя бы отчасти), Бертрам не может найти покоя по другим причинам. Всё, что они делают по велению Тёмного Лорда, крайне опасно и грозит самыми скверными последствиями. И хотя Бертрам старается изо всех сил, создаётся впечатление, что все усилия напрасны. Да, он должен запастись терпением, переворот в стране не дело одного дня. Но что, если борьба затягивается, и это не входит в планы даже Лорда? Что, если он ожидал от своих Рыцарей гораздо большего рвения и преданности? Или ошибся в стратегии — разве так не может быть? Впрочем, последнее вряд ли. Однако, даже то, что Бертрам до сих пор не был представлен для посвящения, уже говорит о том, что в его жизни наступил застой. И этот застой гнетёт пуще простуды в середине жаркого лета. Только поэтому он не может быть со своей любимой всё время. Не может ей ничего обещать в ближайшем будущем.

Обри лежит, обняв подушку, пока Эдит варит кофе. И несмотря на то, что это утро стало ещё одним чудесным утром их тех, ради которых стоит жить — по крайней мере, именно в такие утра Берти чувствует себя абсолютно счастливым — всё же тяжёлые тучи дум опять начали сгущаться, как только Бэгнольд покинула кровать, и, похоже, сама она чувствовала то же самое. Ведь из-за той ситуации в библиотеке Лестрейнджей теперь и её положение шаткое, а судьба — непредсказуема.

Когда комната заполняется густым горьковатым запахом ароматного кофе, Бертрам поворачивается набок, наполовину укрываясь одеялом, и наблюдает за действиями любимой женщины. Она красива, как Афродита, но несвободна, как стихия, запертая в сундук. Как долго им ещё ждать? И что Бертраму сделать, чтобы, наконец, разбить этот плен общественных условностей и взятых на себя обязательств?

Начало речи Бэгнольд до того необыкновенно даже для неё, как-то по-старомодному ласково, что на лице Берти непроизвольно всплывает улыбка искреннего умиления. Суть, однако, которую он улавливает с запозданием, далеко не умилительна. Улыбка не успевает раствориться, но взгляд беспокойно и недоверчиво всматривается в утончённые черты Эдит, потом — падает на пол.

— Итак... что же?

Когда любимая женщина делится с тобой своими проблемами, они становятся твоими проблемами. Итак, миссис Бэгнольд узнала об ... их связи? И что дальше? Единственную дочь выгнали из дома? Это было бы странно, ведь в том, чтобы влюбиться в возрасте Эдит нет ничего предосудительного и тем более странного. В чём же тогда проблема? Ей не нравится именно Бертрам? Навряд ли, у него хорошая репутация, если миссис Бэгнольд вообще о нём что-то знает. Единственным страшным вариантом Обри кажется только тот, где родители Эдит повторяют глупую ошибку его родителей и решают выдать её замуж за кого-нибудь, кто кажется им самим более подходящим кандидатом на роль министерского семейства. Но разве такие люди, как Бэгнольды, страдают настолько замшелой тупостью?

Отвлечённый комментарий о гравюре заставляет снова улыбнуться, но в этот раз лицо Бертрама быстро отражает внутреннюю напряжённость. Он садится, прикрывая наготу краем одеяла, и приглашает Бэгнольд переместиться вместе с чашкой в его объятия.

— В чём проблема, моя любовь? Чем всё закончилось?

Ей не стоило разглашать информацию об их встречах. Положение Бертрама и так подвешено, ещё не хватало, чтобы пошли слухи о его связях с полукровкой. Тем более, дочерью Миллисент. Когда Эдит оказывается в его руках, Берти обнимает её за талию, притягивая спиной к себе и отпивает из её чашки. Кофе волшебницы как всегда вкусный, но сваренный во взволнованном состоянии, несёт в себе привкус горечи и тревоги. Неужели она собирается порвать с ним? Сердце начинает разбег. Оно будто готовится к прыжку над пропастью, края которой не видно, так он далёк. Не может быть. Эдит не может так поступить. Он не может её потерять. Ведь это всё, что у него есть... верного, светлого и дающего радость.

Вот уж горным троллем Бертрама ещё никто не называл! Потому что он с гор? Напыщенные высокомерные англичане! В самих течёт кровь швейцаров и министерских клерков, а гонору, как у королей! Что она понимает вообще, эта миссис Бэгнольд? Бертрам хмурится, взволновавшись ещё больше, гордость никогда не делала его сильнее. Он уже хочет что-то сказать, желваки на сжатых челюстях приходят в движение, но отступление Эдит от темы на время действует как Умиротворяющий бальзам. Она как будто читает его мысли, тут же называя прекрасным. Ах, вот только какую это играет роль?

— Я люблю тебя, я очень тебя люблю Берти, но моя мама она против тебя. Она считает, что мне нужен другой человек. Человек, который сможет обеспечить мне будущее, а теперь, по ее мнению, шансов мало. Я сказала, что она говорит чушь, но она и слушать не стала. Потребовала, чтобы мы больше никогда не виделись.

Бертрам легонько касается губами кожи у Эдит за ухом. На этом можно было бы и сменить тему. Он бы заверил Бэгнольд, что их будущее обязательно ответит на все ожидания, что ему самому не терпится скорее соединиться с ней в вечных узах, проводить с ней каждое мгновение и никогда не отпускать от себя, но... Женщина говорит и говорит, а Бертрам замечает, что ему всё сложнее сдерживать вскипающее раздражение. Неужели она не видит, что он и так делает всё возможное, чтобы они в перспективе могли сами устраивать свою судьбу? Неужели не понимает, что сейчас нельзя предпринимать резких движений, что такие заявления загубят все его планы на корню? Она действительно хочет сделать его тем, кто "не сможет обеспечить будущее"? Как можно быть такой слепой и эгоистичной?

Руки больше не удерживают любимую талию, взгляд ускользает от встречного взгляда. А последние слова Эдит делают ещё больнее, смешивая сладость и разочарование. Как будто это он виноват, что они не могут открыто быть вместе! В глубине души Берта действительно снедает вина, но за злостью он не видит её, если вообще способен.

— Ты думаешь, я не хочу? — говорит волшебник сквозь зубы, и подносит ко рту свою чашку кофе с тумбочки, пробуя напиток, точно это огневиски. Поджимает губы и отставляет чашку. Сложно наслаждаться горечью кофе, когда горечь с досадой и так переполняют тебя. В конце концов, придя внутри себя к какому-то подобию уверенности и согласия, Обри возвращает взгляд возлюбленной. — Эдит. Ты хоть понимаешь, что будет, если мы перестанем скрываться? чем всё это обернётся? Из-за капризов твоей матери ты готова попрать все наши шансы когда-нибудь жить действительно так, как мы хотим? — он качает головой. Вот так, значит? — Я не ожидал от тебя такой наивности.

В конце концов, разве любящая женщина не должна ценить усилия мужчины и помогать ему, проявлять смирение и верить в своего возлюбленного? Она что же, думает, что лучшая участь для Берти — из-под полы продавать в лавку проклятые бирюльки да по вечерам лизать ботинки Лестрейнджей?

Ещё минут десять назад Берти сходил с ума от запаха её волос и вкуса её губ. Сейчас же рядом с ним сидит будто совершенно чужая женщина. Не может быть такого, чтобы Бэгнольд говорила все эти вещи осознанно. Не мог же он так в ней ошибаться? Конечно нет, нужно просто набраться терпения и всё разъяснить. Это всё эмоции... Иногда женщины бывают эмоциональны. Главное самому не поддаваться и не дать слишком неспокойной в последнее время тёмной стихии внутри выйти из берегов.

Отредактировано Bertram Aubrey (2024-06-16 12:38:12)

Эдит рвёт и мечет, но не так, как в тот раз, когда нашла письмо Несси. Она не злится, она, скорее, истекает ливнями праведного возмущения и обиды, и во рту у Бертрама отчего-то становится очень кисло. Он ждёт, когда Бэгнольд успокоится, но терпения не хватает, и на контрасте с чудесными мгновениями любви, ещё не высохшими на простыне, разгорающаяся истерика женщины выводит его из себя.

"А чего ты ожидал? Что я буду девушкой выходного дня, пока твои родные не отправят сову с очередным письмом?" — врезается в стенки черепа изнутри. "Не смотри на меня как на чужую, Бертрам!"

— Я сдержал своё слово, — сжатые зубы едва обуздывают раскатистый рык. Обри встаёт решительно, не контролируя вспышку гнева, даже не думая прикрыться. — Замолчи сейчас же! Хватит!

С дюжину секунд он испепеляет Бэгнольд взглядом, тщась найти нужные слова — самые точные, бьющие ровно в цель, — затем отправляется к графину налить чистой воды.

Брошенные женщиной фразы саднят в груди, что только распаляет ярость. Разве это справедливо? Где понимание? Где разум? Мерлин, да какой разум, у неё просто помутилось в голове на почве... даже не знаю, чего.

— Где моя рубашка?! — Берти находит одежду на полу возле стула и подбирает дорогую рубаху, надетую специально по случаю этой поездки. Прислонив её к себе, он оборачивается к Эдит. — Думаешь, меня всё устраивает? Ты думаешь, я рад скорее оказаться в церкви и постели невесть с кем вместо того, чтобы... Эйтаковы подвязки!* Мне тоже это всё надоело! Я тоже бы хотел вести себя так, как мне хочется, а не как то требуется, но я же не закатываю скандалы из-за этого!

Выпив воды, Бертрам усилием воли подавляет желание разбить стакан, в итоге с грохотом ставит его на туалетный столик.

— Авроры лезут под руку, Лестрейндж следит за каждым шагом, Лорд — Лорд так и ждёт, чтобы сожрать мою душу, и тут, когда я просто хочу забыть обо всём этом и провести время с любимой, тут ещё твоя истерика! Ты думаешь хоть чем-нибудь, выпускница Дома Рейвенкло? Ничем ты не думаешь, ты даже ни секунды не задумалась, что это подставит меня, а может даже убьёт! И тебя тоже! — палец негодующе указывает на женщину, загнанную в угол кровати, но пламя в груди не удовлетворено. Бертрама трясёт от негодования, и взгляд ищет, что можно разрушить.

* — на гэльском

Отредактировано Bertram Aubrey (2024-04-14 09:48:12)

Эдит не замолкает, хотя Бертрам попросил, хотя он сказал ей замолчать. А что будет, когда она будет его женой? Как прекрасен это голос, когда она стонет, и как противно режет уши в такие моменты, как сейчас! Бертрам на пределе, точно вот-вот разразится молниями. А ведь он действительно терпелив, но даже любимая женщина может довести. Мерлин великий, что за каша у неё в голове? Разве Бертрам говорил, что она глупа? И как, как она предлагает решить проблему? Может, ему пойти убить мистера Лестрейнджа? Может, ему самого Тёмного Лорда заавадить? Чтобы всем спокойно жилось. Тогда-то они точно смогут ходить по Косому переулку за ручку, а там и до свадьбы недалеко. Вот только подождите, кажется, ваша мамаша против? Ай-ай, может, её тоже заавадить?!

Святой Иосиф свидетель, Берти изо всех сил старается держать себя в руках, хотя ему хочется хорошенько встряхнуть Эдит, а то и просто одним движением палочки залепить ей рот.

— Я... Ты... Ты сама-то себя слышишь? Как мне тебя понимать? Я мало делаю по-твоему, мало предпринимаю?!

— ...Ты же никогда, подчеркиваю, НИКОГДА не выходишь из себя и всегда держишь себя в руках!

— Силенцио!

Наконец-то тишина. Бертрам так и замер, с вытянутой палочкой в сторону Бэгнольд. Ох как ей это не нравится! Но он попросил. Он не хотел с ней ругаться, не намерен ссориться. Что вообще на неё нашло? Эдит никогда раньше не устраивала скандалы на пустом месте. В глазах Берти мелькает мысль и беспокойство. Он подходит и берёт Эдит за запястья, удерживая крепко и вглядываясь в глаза.

— Ты принимала вчера зелье? Принимала? Финита инкантатем. Эдит?

Отредактировано Bertram Aubrey (2024-04-21 20:39:16)

Не принимала. По глазам видно. Он не видел, и наверняка это так. И... Вероятно, это не в первый раз? Иначе зачем ей юлить? Бертрам так зол, что готов применить Непростительное заклятье. Всё сходится, и этот разговор... теперь понятно, к чему он.

Мало ей было, что его высекли. Надо, чтобы убили. За что? Что он ей такого сделал? Бэгнольд будто помешалась... Когда Фионелл понесла, она много плакала первое время, психовала на пустом месте. Сама так об этом говорила и говорила: внутри будто буря, и ты не можешь держать себя в руках. Брови Бертрама тревожно сходятся к переносице. Он глядит на Эдит, и в глазах читается тяжёлая дума. Возможно, его любимая в отчаянье, и зельеварение тут уже не поможет, поздно. Возможно, она не хотела ему зла, а теперь просто не знает, что делать, и видит только один выход. Но не важно, коварный это умысел или гормоны. Это абсолютно не важно, потому что Бертрам не может этого принять.

Он уже отпустил её руки, и теперь делает шаг назад.

— Уходи. Одевайся и уходи.

Никто не знает, что они здесь. А если кто-то и начнёт что-то говорить — никто не поверит. А ведь можно было нормально поговорить и всё решить! Это решалось бы очень просто! Палочка в руке Бертрама, и рука трясётся. Для него оставить Эдит, как оторвать кусок от сердца. Лучше бы ещё кого-нибудь убить, только не это. Но позор, который хочет навлечь на него женщина, принесёт ему смерть. И всей той семье, о которой говорит Бэгнольд — предателей крови убивают семьями. Если она и вправду носит его ребёнка, у него будет хотя бы шанс на надёжную семью. Эдит должна немедленно уйти. И познакомиться с человеком, о котором говорит её мать.

Бертрам зажмуривается. Как тогда, когда заклятье мистресс Лестрейндж рассекало его одежду и спину, разбрызгивая кровь. Теперь у Эдит начинается истерика в прямом смысле этого слова, и смотреть на это по-настоящему больно. Как и сознавать, что попытками что-то объяснить он сделает ещё хуже. Не сможет её отпустить. Но разве предполагал Бертрам, что увидит любимую женщину такой? Он не был к этому готов.

— Эдит. Послушай, Эдит...

Она вопит и захлёбывается рыданиями, спешно собирая вещи. Бертрам накидывает рубаху и подпоясывает тартан. Хорошо, что стены здесь зачарованы и не пропускают звуки. А то так и хит-визардов могли уже вызвать. Берти походит к окну и смотрит на дорогу внизу. Маленький почти полностью одноэтажный городок, уютные каменные улочки, блестящий на солнце снег.

Он не знает, чего в нём больше: боли или раздражения. Любви или злости. Весы качаются, колеблются, никак не придут к равновесию. Он хочет прижать Эдит к груди и шептать ласковые слова, утешая и целуя мокрые глаза, и в то же время готов причинить ей ещё большую боль. Не то чтобы она замолчала, не то из-за того, какому риску его подвергла и как обходится с ним. Не понимает. Действует на нервы. Бесит! Копая вглубь этим душераздирающим голосом, она откапывает и его собственную боль: страшнее и больше той, что женщина сейчас испытывает. Не визжащую, не режущую, какая бывает — теперь Бертрам это знает — когда разрываешь связь с самым близким на свете человеком. Боль, вызванную вопросами о собственном существовании. Кто он такой? Имеет ли он права решать за себя, за других, пользоваться силой, которая вверена ему свыше, чтобы делать то, что хочет? А если да, то почему мир его наказывает? Почему Бог его наказывает? Почему Лорд...

Бертрам не хочет быть разрушенной башней, какой себя чувствует в глубине души, в этих нарывающих недрах. Он хочет быть стойкой, мощной башней. Он решает действовать так, чтобы действия придавали ему уверенности. Он поворачивает голову (всё же не осмеливаясь смотреть в глаза) и говорит:

— Я тоже не знаю. Ни тебя, ни это дитя. Ни чьё оно.

Жест палочкой запирает чемодан. Когда он получит Метку, его душа станет заложницей Тьмы. И ощущение такое, что это происходит уже сейчас.

Хлопок и жжение, Берти снова зажмуривается. Совершенно инстинктивно вскидывает палочку и тут же опускает.

У него только два выбора. Остановить её, прижать к себе и пообещать сделать всё, что она хочет. Или отпустить, смирившись с тем, что его правда останется при нём. Навсегда. Только два выбора. Если он её остановит, всё продолжится. И сомнения, и страх, и боль, и риск — это бесконечное колесо страстей. Если он ничего не предпримет, он лишится любви всей своей жизни. Единственной, всей душой любимой женщины. А то, что она не уверена, что он есть в ней, — тут достаточно того, что Бертрам уже практически уверен. Ведь всё было так хорошо. И тут — гром среди ясного неба. У Эдит это в первый раз, потому она ещё не понимает. У Фионелл уже второй. А ведь она не намного старше.

Если бы Бертрам решил не дать Эдит уйти — он бы схватил её в охапку, прижал к себе (и как же его тянет магнитом к ней!), сросся бы с ней раной к ране, ртом ко рту, она бы колотила его — о, несомненно, как в тот раз, — а потом... потом, возможно, они бы действительно поговорили. Но кто даст гарантию, что Бэгнольд послушает его? И кто может быть уверен, что он сам сможет ей позволить сойтись с кем угодно другим, пускай даже формально, пускай он в тот же вечер погибнет... Кто поручится, что если он предложит ей сегодня же заключить тайный магический брак, это не обернётся ещё более ужасными последствиями для них двоих... или троих?

А если она уйдёт? Если она пожалуется матери? Разве не сможет Бертрам это уладить? Пускай даже прибегнув к помощи коллег по цеху. Только от мысли о том, что она чувствует, о том, что он в самом деле никогда её не увидит и не будет с ней, о том, что Пожиратели могут навредить ей самой, и (или), что её будет касаться кто-то другой, у Обри будто кожу с сердца сдирают, а на её месте всё покрывается льдом. Точно как после убийства. Но так ведь и есть. Что это, если не убийство? И это наносит такой же урон его душе, как если бы он отнял жизнь.

У него было два выбора, и Бертрам снова отвернулся к окну. Не шелохнулся до тех пор, пока не увидел на дороге внизу стремительно движущуюся светловолосую фигурку в плаще. Её шаги замедлились, и женщина упала. В ту же секунду Бертрам снял антиаппарационный барьер с номера и аппарировал.

Она в его руках лежит приятной тяжестью, любимые формы, точно магическая материя увеличенной плотности, ворожат никогда не отпускать. Он бы врос в неё корнями. Он приподнимает расслабленную голову и прижимает к плечу. Так их встречают колдомедики. Они спрашивают имя пациентки — Бертрам не знает. Он шёл мимо, когда она упала, и вообще он очень спешит. Кажется, что ресницы подрагивают, когда её кладут на зависшие в воздухе носилки. Долговязый мужчина со взглядом безумного алхимика говорит, что всё будет хорошо, молодец, что доставил, и что-то так и не скажешь, что эти двое не знакомы. Нагло подмигивает, прежде чем бригада колдомедиков скрывается в пасти больницы.

Бертрам жжёт внутри себя страницы дневника и колдографии, запечатлённые сердцем, а они всё не сгорают. Прощай.

Отредактировано Bertram Aubrey (2024-04-22 00:52:13)