Дурак. Дурак. Дурак! ДУРАК!

Он несется по коридору, сбивая с ног маленьких эльфов в белых простынках, снося кипы пергаментов в руках колдомедсестер, натыкаясь, то и дело, на тележкки с лечебными микстурами. Первая, вторая, третья... Восьмая палата. Сириус едва не сносит дверь, врываясь в помещение, чем пугает колдомедика, вздрогнувшего от внезапного появления в палате постороннего человека. Из-под белой маски, мерцающей у него над ртом, доносится возмущенный до хрипоты голос:

- Немедленно выйдите из палаты! Вон!

- Как она? Она цела? - Игнорируя не на шутку рассерженную леди с палочкой в руках, Блэк шумно подходит к койке с белокурой пациенткой. Встревоженные глаза осматривают ее от макушки, до укутанных в простынь пят. Марлин. Бедная Марлин. Его не было рядом, чтобы ей помочь.

- Вы кто такой? Я вызову охрану, сэр! - Женщина в халате делает два уверенных к нему шага, но, кажется, что-то замечает на его лице, что-то видит в его ссутулившейся фигуре и, доселе нахмуренные брови, смягчаются. - С ней все будет хорошо, - уже спокойнее говорит она, касаясь рукой его плеча. - Она спит под действием зелий. Вам нужно уйти, чтобы мы смогли помочь мисс МакКиннон.

Сириус, все еще с беспокойством глядевший на девушку, дышащую так, как ему казалось, слабо и с надрывом, нехотя переводит взгляд на колдемедика. Это Мунго, здесь ей правда помогут. Но ведь он мог помочь ей этого избежать. Мог быть рядом. Защитить. Дурак! Бродяга качает лохматой от бега, погонь и бессильной ярости, головой. Делает шаг ближе к койке, подтягивает табурет.

- Не уйду.

- Я буду вынуждена вызвать охрану, сэр.

- Вы не понимаете...

- Понимаю, - вздыхает женщина, недовольно качая головой. Снова подходит к лежащей девушке, продолжая делать то, от чего ее отвлек ворвавшийся в палату юнец. - Не мешайте мне и я дам вам после пять минут наедине. Потом вы уйдете, ей нужен покой.

Сириус, опустивший подбородок в ладони, послушно закивал, лихорадочно думая, как сможет остаться здесь и не схлопотать арест за нарушение порядка в больнице. Может, дезалюминационные чары?

Женщина еще с минут пять колдовала над Марлин, влила ей в рот пару зелий, а после, с материнским упреком взглянула на парня, неотрывно следившего за лицом спящей девушки. Наверняка, ей было не в первой видеть подобные сцены в стенах Святого Мунго. И было ли у нее моральное право запрещать подобное?

- Пять минут, - повторяет колдомедик, двигаясь к выходу из палаты. У дверей она еще раз смотрит на Блэка, который повернулся к ней, чтобы кивнуть, и строго молвит, - зайду и увижу, что вы еще здесь, молодой человек, и в больницу сможете попасть уже только как пациент.

И что-то ей в ее последнем, брошенном женщине взгляде, не понравилось. Кажется, она с ужасом поняла, что этот мальчишка запросто может пойти и на такое.

И он бы смог. Сделал бы сейчас все, что было в его силах. Ведь то, что было ему неподвластно - это повернуть время вспять. Не прокрутить часы на вчера - вернуться в школьное прошлое, ударить себя в нос и не расставаться с ней. Не отпускать МакКиннон. Не быть таким благородно-глупым, отгораживая себя от общения и отношений с ней.

Его пальцы неловко касаются ее прохладной ладони. Неловкость сменяется заботливым жестом, которым он сжимает ее руку в своей. Переплетает ее послушные пальцы со своими. Притягивает их к своим губам едва ли не в молитвенном жесте.

- Я должен был быть рядом.

Отредактировано Sirius Black (2024-03-26 15:01:04)

Подпись автора

12 лет на курортах Азкабанского края

Его дыхание сбивается в тот же миг, когда пушистые ресницы Марлин начинают трепетать. Она открывала глаза, немного морщилась, будто бы выходила из долгого, тянущего обратно, сна. Светлые волосы, растрепанные по подушке, пришли в движение вместе с ее головой, которая легонько заерзала по подушке. Должна ли она была очнуться так рано или это Сириус потревожил ее сон?

Ее тихая, то ли шутливая, то ли ворчливая реплика заставила Блэка немного выдохнуть. То, что она говорит, что пытается вернуть свой оптимизм - хороший знак, верно? Бродяга усмехается ей в тыльную часть ладони, облизывает губы.

- Ты выглядишь лучше, чем любая чармодель "Ведьмополитена", причем всегда и при любых обстоятельствах, - он проводит щетинистой щекой по ее руке, то ли желая отдать ей свое тепло и здоровье, то ли желая касаться МакКиннон, пока его не отлепит от нее охрана больницы. Он смотрит в ее еще мутные глаза, видит в них беспокойство. Точно. Она ведь лежит в палате. Бродяга бы тоже с непоняток хмурился и фырчал.

И, конечно, у нее были вопросы. Вопросы, на которые, если честно, Сириус не имел ответов. Пальцы в ее пальцах сжали руку чуть сильнее, он закрыл глаза и притянул ее руку к своему лбу, опуская голову. Что можно было сказать? Все хорошо? Все класс? Сириус не хотел ей врать, но и пугать тоже.

- Я не знаю, как там министр, Марлин. Мистер Долиш и мистер Джиггер сейчас с мадам Боунс, наверное, нам все будет известно позже. Есть раненные. Лили... Кажется, ей сильно досталось, она тоже здесь. Я, как услышал о тебе, просто пришел сюда. Ничего больше не узнавал, прости.

Он поднимает на нее глаза, а после бережно укладывает ее руку на койку, отпуская. Приглаживает краешек одеяла, мнет губы, то ли желая что-то сказать, то ли желая не говорить того, что хочет. Но они слишком долго знают друг друга. Слишком хорошо знали когда-то точно. И ему правда не хочется ей врать.

- Прости, что я не был рядом, - жестко, твердо, зло говорит Блэк. Злится он на себя, винит себя в том, что его не было в самый разгар боя. Не было там, чтобы ее прикрыть. - Я должен был быть рядом. Я должен был тебя защитить.

Его ладони находят свои же колени, укладываются на них, впиваясь ногтями в коленную чашечку. Он не знал, что говорить. Он понимал, что больше они не вместе. И не знал, что она скажет. Хотя, нет, знал. Что он не виноват, не обязан, все нормально. Что Марлин может постоять за себя сама, что она уже взрослая, что девушки тоже умеют быть боевыми. Что все хорошо. Очень жаль, что МакКиннон вряд ли скажет ему правду, скажет ему, что он редкостного сорта дебил. Очень маловероятно, но, зато, было бы честно.

Подпись автора

12 лет на курортах Азкабанского края

Ее возмущение ему было понятно. Увы, как бы он не хотел этого в мечтах, но они друг другу правда были никем. Так, бывшие, бывшие однокурсники, бывшие друзья. Сириус ловил ее короткие взгляды в свою сторону, не замечая того, как и она, скорее всего, делала это в эти быстро ускользающие моменты. Блэк часто слышал ее голос в аврорате, смех, не догадываясь и не мысля, что и она, скорее всего, натыкалась на его лающий смех в стенах здания. Они были призраками друг друга, привидениями прошлой общей жизни, а сейчас, когда он сидел около нее, вглядываясь в ее возмущенное лицо, явственнее это понимал.

Сердце неприятно сжалось.

Мог ли он что-то исправить? Было ли еще время? В глубине ее красивых глаз мог ли он заметить тепло, которым она одаривала в школе? Хранила ли она в сердце чувства? Помнила ли их поцелуи, хихиканье и шепот в ночи гостиной, долгие разговоры обо всем и ни о чем разом? Верила ли, что это и было правильно? Или отпустила и оставила все за забытой перевернутой страницей жизни? Бродяга не знал. Не умел так тонко чувствовать людей. И страдал от того, что все ощущал так же сильно, как и прежде. Любил.

- Из тебя выйдет самый лучший аврор, Марлин МакКиннон, - хриплым басовитым шепотом молвит Сириус, а волна злости на себя смывается тоскливой грустью, неприятно дергающей струны его души. Сейчас, когда он мягко улыбался ей, он верил в то, что говорил. Блэк видел гриффиндорку в бою, видел, на что она способна. Она будет прекрасным аврором. Но он не мог не желать уберечь ее от всего. Укрыть собой, оставить за своей спиной и защитить. - Ты станешь потрясающе сильной волшебницей, ты уже сильная. Но.., - он качает головой, опуская лицо к своим стиснутым руками коленям, тихо усмехается своим мыслям, - я не могу уже справляться с мыслями о том, что ты можешь пострадать. Что я... Что мир может тебя потерять.

Он шумно вдыхает, нервно чешет лоб и разлахмачивает волосы, откидывая длинные патлы назад. Нужна ли ей его правда? Нужно ли ему ей открываться? Кажется, Сириус вырос из того возраста, когда кадрил девчонок своими увиливаниями и витиеватыми подкатами. Ему хотелось прямоты, хотелось столкнуться с ней лоб в лоб. Закрыть глаза, прижать к себе, высказать, что бурлило в районе груди. Но его сюда не звали, они с ней не вместе, они друг другу по-прежнему никто. И все же...

- Когда мы тогда расстались, в школе. Я надеялся тебя защитить. От себя, от своей безрассудности. Я рвался в бой, но понимал, что не могу просить тебя быть жертвой этой войны. Что, если меня поймают, то доберутся и до тебя, как до моей девушки. Я не мог так рисковать. Но сейчас, - он лизнул губы, собираясь с духом, - я просто понимаю, каким глупым мальчишкой был. Что отверг... Самую прекрасную девушку во всем мире, - он снова горько усмехнулся, насупливая брови. - И совершил свою самую большую ошибку на свете. Ошибку, из-за которой я не могу тебя защитить. Встать плечом к плечу с тобой, МакКиннон. И больше всего я боюсь, что тебя не станет, а я даже не смогу этого предотвратить.

Подпись автора

12 лет на курортах Азкабанского края

Было ли у его слов какое-то значение? Наверное, да. Эгоистичное. Самолюбивое значение. Ему хотелось верить в то, что он имел право ее бросить тогда. Право благородное. Все это время он старался в это верить и верил. Выше задирал подбородок, чтобы серебристый ворот рыцарской мантии было четче видно. Но сейчас, снова и снова сказанное, теперь уже вслух, раскаяние? откровенность? его монолог был принят... Не так, как предполагалось.

Был принят не слезами счастья или радости, не поцелуем или хоть бы каким-то мало-мальски небольшим объятием, а недоуменными вопросами. Зачем он это говорит. Каково значение его слов. Сириус хлопает глазами. Еще раз, и еще. Что-то трескается и ломается, будто спадает пелена. И перед ним Марлин, просто Марлин МакКиннон. Такая же, замученная войной, работой и жизнью, девушка. Не дева в беде, не принцесса, которую нужно спасти из башни. А он не принц явно.

- Я.., - Блэк немного растерянно отстраняется от нее, отчаянно пытаясь найти хоть одно словечко, особенно после такой важной и горестной речи минуту назад. Но что сказать, если неверие Марлин передается и ему? Что, если она все это время просто думала, что он вонючее копыто фестрала, а не благородный юноша, ломающий и себе расставанием сердце? - Я.., - он вздрагивает вместе с ней, когда дверь в палату открывается, являя грозную леди колдомедика. Бродяга встает со своего места. Возможно, очень поспешно со стороны. Также быстро он достигает двери в палату, которую все еще перегораживала средних лет волшебница. Ожидая сопротивления, она удивилась его прыти, что отпрянула от проема, освобождая ему дорогу. - Выздоравливай, - смущенно бросает он из-за плеча, исчезая в коридорном полумраке.

Но, спустя пару секунд, его пальцы касаются дверного косяка, и его лицо влезает в палату. Темные глаза устремлены к лицу МакКиннон, а его обычно бодрая и довольная морда очень серьезна.

- Я, кажется, просто хотел быть с тобой честным. Но, думаю, пора мне быть честным и с самим собой тоже.

И исчезает, теперь уже насовсем, не давая возможности бросить ему что-то вслед.

Подпись автора

12 лет на курортах Азкабанского края