Marauders: forever young |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders: forever young » ЛИЧНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 12.01.1979 Вершина айсберга [л]
Вершина айсберга
Дата: 12.01.79 (поправьте, если я не прав).
Место: Комната Ремуса
Действующие лица: Питер Петтигрю, Ремус Люпин.
Краткое описание:
Из госпиталя Ремус едет домой, потому что приближается полнолуние.
На следующий день к нему заявляется Питер.— Where's Knox? Is he okay?
— Oh, he's great. He's the bad guy. The kidnapping was a setup. He's behind it all.
— What? Why?
— He wasn't exactly forthcoming when he shot me out the window.
starling
[indent]Когда Питер стучал в дверь дома Люпинов, он по привычке посмотрел на окна второго этажа. Через мгновение голубые занавески всколыхнулись - Ремус был дома. Конечно же, где еще ему быть, ведь сегодня, тринадцатого января - полнолуние. Когда-то они вчетвером проводили эту ночь вместе, но после школы уже очень давно этого не делали. Ремус жил с родителями и Питер всегда думал, что он не зовет их потому, что родители не хотели, чтобы приходили его друзья. Любые традиции нужно поддерживать, иначе они перестанут быть традициями. А теперь они вчетвером даже не разговаривали. Сегодня утром, когда мародеры отвезли Ремуса домой, они молча разошлись. Но Питер чувствовал, что им с Ремусом нужно поговорить наедине, без Джеймса и Сириуса. Или это было нужно Питеру. Но как бы то ни было, этим же вечером он вернулся. Еще в госпитале Ремус дал понять, что не помнит, что произошло. Но он как минимум не должен был забыть, как они вошли в дом Хэпберна и сразу же угодили в схватку на втором этаже, в результате вчего Питер оказался отрезан от остальных. Питер собирался ответить на его вопросы. Они должны были у него быть. Питер хотел, чтобы они у него были.
Сорян, если я нещадно туплю, мне реально лень перечитывать все игры. Если нарушаю фактаж, я подстроюсь
Он провел большим пальцем по шраму на своем запястье - одному, второму, третьему. Он пробовал хоть раз сосчитать их все? Нет, не пробовал. Он боялся цифры, которая может получиться. Ремус вряд ли вспомнил бы свою жизнь до того, как стал оборотнем: Сивый покусал его, когда ему стукнуло пять: не убил. Наказал. Не его наказал, наказал Лайелла. Отец учил его сторониться других детей из боязни, что мальчик может проговориться о своем состоянии, и Ремус никогда не подвергал эту истину сомнению: никто не должен был знать, а иначе... А иначе что? Ответа на этот вопрос у него не было долгое время, но если этот спектакль поддерживал и Альбус Дамблдор, позволявший ему тайно выбираться в визжащую хижину каждое полнолуние, то истина была нерушима, и Ремус беспрекословно ей следовал, разучившись подвергать ее сомнению - до одного единственного раза, когда Сириус припер его к стенке своим вопросом. Что-то в нем взыграло тогда, какая-то совершенно несвойственная ему спесь, и он выплюнул - нет, выдавил - из себя слова, что он и не человек вовсе.
Он много раз с тех пор прокручивал у себя в голове это событие, бесконечно пробуя на вкус это "не человек". Из стадии юношеского отрицания он вышел не так давно, смирившись с тем, что он в самом деле не человек: слишком давно не был им, да и не успел научиться им быть. Именно поэтому он цеплялся за свою человеческая природу, которая получалась у него мягкой к другим, но при том слишком строгой и аскетичной к себе. В человеческой натуре - прощать то, что можно понять. А Ремусу легко было понять многое.
Полнолуние приближалось, и он чувствовал, как копится на языке горячая горькая слюна, хотя до ночи еще было очень далеко. После переезда в город его родители поселились в небольшом частном доме, в подвале которого была оборудована специальная комната.
От размышлений его отвлек гулкий стук в дверь: он выглянул в окно и увидел Питера, сделавшего пару шагов назад и запрокинувшего голову к его окну.
Гулкий голос отца велел матери не открывать дверь. Их приглушенный спор -- Еще есть время, Лайелл. К тому же, они же в курсе... -- длился недолго, когда он, наконец, услышал щелчок дверного замка. К голосу матери прибавился неестественно воодушевленный голос Питера, которому тут же дано было объяснение, где находится команата Ремуса. Люпин вздохнул, натягивая клетчатую рубашку с длинным рукавом - как он делал всегда в присутствии других людей.
Стук в дверь раздался пости сразу - чуть менее настойчивый, чем стук во входную дверь.
- Открыто!
Оказавшись внутри, Питер притворил за собой дверь и проскользнул в приглушенную тьму его занавешенной комнаты, плюхаясь в кресло напротив кровати, на которой сидел сам Люпин. Ремус явно выглядел больным, - он это знал - поэтому предупредил:
- Со мной все в порядке. Просто.. - он неопределенно махнул рукой - луна снежная*. Ты что-то хотел?
* Другое название полнолуния.
Отредактировано Remus Lupin (2024-10-06 13:48:54)
starling
[indent]Из-за закрытой двери Питер услышал голоса родителей Ремуса. Ему показалось, будто Лайелл и Хоуп о чем-то спорили, после чего мать Ремуса все-таки открыла дверь. Она выглядела немного уставшей, наверняка переживала за сына. Но Питер не стал спрашивать, как она себя чувствует. Он не хотел задерживаться у порога. К тому же, ему это было не интересно. Притворившись, что не замечает ее бледности и темных кругов под глазами, он поприветствовал ее своим обычным дружелюбно-равнодушным тоном. А как только получил разрешение подняться наверх и поблагодарив за эту возможность, сразу же вбежал по ступеням, не оглядываясь.
[indent]Люпин в клетчатой рубашке сидел на своей кровати, спрятавшись за плотно занавешенными окнами, и даже не потрудился включить свет, когда Петтигрю вошел. Плюхнувшись в кресло напротив, Питер вынул из правого кармана свою волшебную палочку.
[indent]- Ты свет включил бы что ли…
[indent]Не дожидаясь ответа, Питер направил палочку на подсвечник, висящий на стене, и отправил туда маленький но яркий огонек. Пламя свечи тут же занялось, создав в спальне приятный полумрак. Вот теперь они хотя бы могли видеть друг друга и предметы вокруг. В идеально прибранной комнате Ремуса все как всегда лежало на своих местах. Только вот сам Люпин с его болезненным серым цветом лица и отстраненным взглядом сюда не вписывался. Как будто это была не мальчишеская спальня, а лазарет умирающего. Похоже, за то время, что прошло с утра и до этого часа, ему стало еще хуже. Не удивительно. Он ведь должен был начать принимать свое аконитовое зелье за несколько дней до полнолуния. То самое, которое еще в начале семьдесят восьмого года создал местный гений-зельевар Дамокл Белби, и выбрал именно Ремуса в сентябре этого же года стать своим подопытным, так как он единственный оборотень, закончивший Хогвартс и устроившийся на работу в Министерство (кто бы мог подумать). Но из-за того что Ремус провел пару дней в госпитале без сознания, он наверняка пропустил приемы своего волчьего противоядия. Вряд ли в госпитале его поили не до конца изученным зельем. И теперь не ясно, каким он будет сегодняшней ночью. Ведь еще в октябре семьдесят восьмого Ремус как-то говорил им, что пережил второе полнолуние, контролируя себя, и вряд ли он теперь готов был вернуться в состояние отсутствия контроля. Наверняка об этом он сейчас переживал. И Питер ничем не мог ему помочь. Кроме, конечно одного – составить ему компанию как в старые добрые времена в школе, когда о создании аконитового зелья никто не смел и мечтать.
[indent]- Я думал, может быть мне остаться с тобой сегодня… ночью? – спросил Питер. Хотя скорее из вежливости. Оставаться он не хотел. И вообще он пришел не за этим. А зачем? Оправдываться? Пожалуй. И это было для Петтигрю не впервой.
[indent]- Послушай, Ремус… мне жаль, что все так произошло на задании. Я не хотел сбегать, ты же знаешь.
[indent]Петтигрю не сомневался, Люпин поймет и простит его. Он единственный, кто его всегда понимал и прощал.
Ремус смешно сощурился, когда комната озарилась светом - Спасибо.
Он забывал, что не все видят в темноте так, как он. Но хорошо помнил, что не все так, как он слышат страх. В этом не было ничего мистического или сверхъестественного, он привык объяснять это тем, что тело человека выделяло какой-то определенный гормон, вероятно, имевший специфический запах, или потому что потовые железы начинали работать в удвоенном режиме у того, кто боялся, или потому что… Не все ли равно? Так или иначе, Ремус всегда слышал страх. Важно, что никто из мародеров его никогда не боялся - вот почему он так ценил их. Они видели в нем человека, а он видел в них своих самых близких друзей. А тогда, на задании, Питер боялся до усрачки кровавой пелены. Таких людей не винят, их распределяют работать в кабинеты.
Ремус кинул взгляд на Питера - простой и прямой, словно он ждал, пока Питер перейдет к главному.
– ...мне жаль, что все так произошло на задании
Ремус кивнул: ему нужна была индульгенция, потому что сам себя Питер простить не может. И хотя с Питером их всегда связывала особенная дружба, сейчас она слабела, особенно после того, как они выбрали разные дорожки в жизни. Вдруг выяснилось, что у них, возможно, никогда и не было ничего общего, кроме башенной спальни, и когда они закончили школу, не осталось даже ее. И Ремус, очевидно, чувствовал себя одиноким - и это было вдвойне обидно, потому что всегда обиднее никогда не иметь, чем потерять. Он не мог не задаваться вопросом, остались бы у него вообще друзья, если бы он не пошел в аврорат вместе с Джеймсом и Сириусом?
– Слушай, я тебя не виню, – чуть поспешно бросил Люпин, потому что и в самом деле никого не винил. Бояться - это нормально, – Если это то, что тебе нужно было услышать – Он вернул на лицо улыбку - вынужденную, – на заострившихся от болезни чертах лица выглядевшую совсем уж жутко.
– И нет, тебе незачем оставаться. Ты же знаешь, я больше не теряю контроля, – Ремус лгал, конечно, потому что именно сегодня ему предстояло потерять его снова.
В дверь сначала постучали, а потом дверь открылась, и в комнате показалась мать Ремуса: – Мальчики, хотите чаю?
Отредактировано Remus Lupin (2024-10-16 18:06:45)
starling
[indent]«Ничто так не обманчиво, как слишком очевидные факты». Петтигрю окружали привычные вещи –обстановка в комнате Люпина; предлагающая чай, его заботливая мать; знакомый аромат выпечки, распространившийся по всему дому с кухни. Да и стандартная печально-задумчивая улыбка на лице друга выглядела такой же как и всегда. Но что-то было не так. Слова Ремуса том, что «он прощает», казались Питеру равнодушными. Как-то слишком легко он обронил их, приправив холодным: «если это то, что тебе нужно услышать». Ремус был прав, это именно то, что Питеру хотелось услышать. Вот только это ему не помогло, потому что не казалось правдивым.
[indent]- Спасибо, миссис Люпин, - вежливо ответил Петтигрю, отрицательно покачав головой. – Я недавно поужинал.
[indent]- Очень жаль, Питер. В следующий раз приходи к нам голодным.
[indent]Петтигрю улыбнулся. Наверное это от матери Люпин унаследовал умение сглаживать любую ситуацию. Но что-то подсказывало Питеру, если он спустится и сядет с родителями Ремуса за стол, то тут то его и расспросят, как все произошло, как так случилось, что их сын пострадал и провалялся несколько дней в госпитале. А отвечать он не хотел. Да наверное и Ремус тоже надеялся, что Питер уберется из его дома чем раньше, тем лучше. Он отказался принять его предложения остаться с ним в полнолуние. Так что это было красноречивое «пошел вон» независимо от того, подействует аконитовое зелье или нет. Но Питер не мог себя заставить подняться и уйти просто так. Он ведь не за этим сюда пришел.
[indent]- Что ты сказал родителям? – спросил он. Навряд ли Хоуп и Лайелл знали, что Ремус состоит в Ордене, ведь это была секретная организация.
- В основном долго пытался объяснить маме, почему выбрал аврорат, а не преподавание в Хогвартсе, - Ремус рассмеялся. Он сказал родителям, что пострадал на боевом задании, конечно. Что еще он мог сказать? Хоуп рвала и метала и просила Лайелла разобраться с этой ситуацией, потому что отправлять малолеток-стажеров на боевые задания не должно и не может быть законной практикой. Лайелл в спор не вступал, туманно пообещав ей подать запрос, но все понимали, что никакого запроса подано не будет: отцы быстрее признают зрелость своих сыновей, чем матери.
— Да уж, — закончил он, отсмеявшись, и проглотил последний смешок, застрявший сухим комком у самого кадыка. В комнате повисла неприятная тишина.
Он точно решил, как поступит сегодня. Он не спускался в подвал в доме родителей уже очень давно - с момента, когда клинические испытания аконитового зелья на единственном добровольце стали давать очевидные результаты. Но сегодня ему, очевидно, стоило себя запереть, потому что выпитых порций зелья недостаточно. Он полагал, что их будет недостаточно. Не был уверен до конца. И не имел права подвергнуть опасности окружающих, хотя ему и было очень страшно: снова потерять контроль — после того, как ему подарили способ контролировать зверя, отдавать ему бразды правления было особенно тяжело.
Ремус толкнулся кончиком языка в верхний ряд зубов, трогая клыки. Волоски на шее вставали дыбом, а рот попеременно наполнялся горькой слюной: верные признаки близящегося обращения. Пара часов, и его тело покроется шерстью, кости переломаются и срастутся вновь в кривую звериную арматуру. Это не было метафорой: от боли после перевоплощения у него перед глазами плясали золотые всполохи.
Он никогда не понимал, в какой момент переступает черту между человеком и зверем, не происходило никакого осознанного щелчка, переключения, трансформации сознания. Задолго до полуночи зрение становилось острее, нюх ярче, чувства повышали свою амплитуду, а потом вдруг ярость застилала ему глаза, он начинал ненавидеть тех, кто раньше его только раздражал, скулил от тоски о тех, кого не хотел потерять, готов был рвать горло всем, от кого исходила опасность. Запах крови сводил его с ума, и он чувствовал, наконец, абсолютную свободу. На самом деле, между зверем и человеком было больше общего, чем Люпин готов был признавать: зверь защищал человека, даже если последнему это не требовалось.
Сейчас, в полумраке собственной комнаты ему нравилось думать, что он просто не хочет, чтобы Питер добровольно запирал себя в подвале на всю ночь. На самом деле он злился. Злился на Петтигрю и на себя за то, что между ними оказалось так мало общего. Ремус проглотил накопившуюся слюну и потер локоть, царапнув ногтем о фланель старой рубашки.
— Скажи мне, Питер, — вдруг произнес он вполне спокойно, хотя и неожиданно даже для самого себя. — Мы когда-то были по-настоящему близки? Или нас свела безысходность?
Питер вряд ли заметил что-то необычное. Непривычная ему злость незаметно начинала подступать к корню языка. Некстати подумалось, как Сириус рвал и метал, когда Питер сбежал, оставив Ремуса под огнем. И где сейчас Сириус? К разочарованию по отношению к Хвосту прибавлялось разочарование и во всех остальных. Ремус сказал бы, что он не маленький мальчик, которого нужно защищать от самого себя. Но полнолуние близилось, и аргументы Ремуса слабели.
starling
[indent]Со стороны Ремуса было логично прикрыть случившееся заданием аврората. У него была такая возможность. Питер же вряд ли смог бы объяснить матери свою госпитализацию в Мунго травмами, полученными во время работы. Если только не тем, что кирпич упал ему на голову, когда он проходил мимо камина. Впрочем, она вряд ли бы вообще заметила его отсутствие, так что и придумывать ничего не пришлось бы. А если бы Питер не использовал тогда портал и погиб в том доме, что бы ей сказали члены Ордена? Наверняка обставили бы все как несчастный случай, случайное нападение. И никто никогда бы не узнал о вкладе Питера Петтигрю в дело борьбы против Пожирателей. Да и сейчас никто не поблагодарит, не скажет ему спасибо. Так к чему все это? Иногда Питер и сам не понимал, какого черта он ввязался в эту войну? Разве это была его война? Разве он был что-то должен этому миру?
[indent]Миру – ничего, но вот своим друзьям… возможно. Ведь только из-за них он присоединился к Ордену, наивно полагая, что раз на протяжении семи школьных лет они были вместе, то и дальше все должно оставаться неизменным. Но все пошло не по плану. И вот уже даже Люпин сомневался, были ли они с Петтигрю когда-то по-настоящему близки или это была безысходность.
[indent]- Безысходность – это когда ты приглашаешь Плаксу Миртл на выпускной, - отшутился Питер, нервно усмехнувшись. Если эта дружба не была настоящей, то что же тогда оставалось настоящим в жизни Питера? Ничего.
[indent]- Наша дружба еще чего-то да стоит.
[indent]Ремус вряд ли понимал, кем он был для Питера в его жизни. Первым, с кем он сел в лодку, плывущую в Хогвартс, и тем, кто защищал его от нападок внутри их мародерского кружка, и тем, с кем рядом всегда было комфортно помолчать, и единственным человеком, которому Питер доверил свою тайну о любви к Марлин.
[indent]- Может оставишь форточку в подвале открытой? Я зайду к тебе с черного хода, - сказал Питер с улыбкой. Да, в это окошко могла пролезть разве что крыса. И это Питеру как раз подходило.
Нельзя делать перерывы, я забываю, что писал
Злость отступает как по щелчку пальцев, когда Питер предлагает остаться с ним, и Ремус протирает лицо двумя руками сразу, будто стремится убрать эту навязанную ему марлю эмоциональных реакций.
- Надеюсь, Плакса Миртл вместе с тобой не придет, - совершенно несмешно шутит он, улыбаясь, когда Хоуп появляется в его комнате снова, постукивая указательным пальцем по часам на своем запястье: Мальчики, вам пора закругляться - и выразительно смотрит на Ремуса, поднимая одну бровь: волосы у нее - светлые, а брови совсем темные, будто она красит их углем или сурьмой*. Это, в совокупности в природной строгостью характера, придает всему ее облику какую-то непоколебимую серьезность, с которой невозможно спорить. Ремус спорить и не собирается, так что он соскальзывает с кровати, параллельно стягивая с плеч фланелевую клетчатую рубашку, которую еще полчаса назад стыдливо натягивал пониже на запястья, и остается в одной футболке. Во всем его облике появляется какая-то неуловимая уверенность: меняется даже осанка, и он расправляет плечи, как будто добавляя себе пару футов роста. Лоб покрывает испарина, а шрамы белеют на худых руках, покрытых редкими веснушками.
- Пойдем, я провожу тебя, - Питер кивает и следует за ним.
Мышцы поддаются его воле все неохотнее, и икры болезненно тянет, когда он спускается по лестнице к входной двери. Движения приобретают звериную плавность, дом наполняется запахами и звуками, свет становится почти болезненно резким.
- Может, воспользуешься камином, Питер?
- Да нет, миссис Люпин, хочу прогуляться.
- Увидимся, - говорит Ремус дежурную фразу, и Питер подмигивает ему, прощается с его родителями и исчезает в остывшей вечерней тьме.
***
Тяжелая дверь подвала закрывается за его спиной, и Ремус слышит сначала звук поворачивающегося в замке ключа, а затем - звук задвигающихся засовов, и остается стоять посреди комнаты, втягивая раздувающимися ноздрями прохладный спертый воздух, в котором пыли больше, чем кислорода. Когда они только переехали в этот дом, Хоуп постаралась превратить подвал в место, в котором ее сыну не страшно было бы находиться, поэтому в комнате помимо кровати находились еще и парочка мягких игрушек и хранящий следы когтей платяной шкаф, в который следовало прибрать одежду, чтобы не порвать ее при обращении. Первая версия этой кровати была разбита вдребезги в первые же полнолуния, поэтому после каждого обращения Лайел наращивал и наращивал ей каркас, пока в конце-концов она не превратилась в бесформенную груду досок, на которой заботливыми руками матери Ремуса был застлан матрас.
Ремус запускает пятерню пальцев в волосы, откинув их со лба, и нерешительно делает шаг к небольшому окну под самым потолком, закрытым тяжелой решеткой снаружи. Вместо стекла в нем - доски, форточка закрыта деревянной дверкой с накинутыми на нее заглушающими чарами, чтобы нельзя было ни увидеть, ни услышать ничего из подвала дома Люпинов.
Ремус не спешит открывать ее, потому что, несмотря все старания своих родителей, он не знает места страшнее этого подвала. Даже визжащая хижина, в которой ему пришлось провести много одиноких ночей, не вызывала такого животного ужаса, как этот подвал, хранивший детские воспоминания его обращений. Он медлит еще какое-то время, и, тряхнув волосами - будто отогнав ненужные мысли, - все же открывает дверцу, в которой появляется физиономия его друга, и Ремус прыскает смехом.
- Ты уверен? Я не могу предсказать, как много человеческого во мне останется.
Сложно было сказать, как много для него значил этот поступок Питера: возможность не встречаться наедине со своими демонами, например. Оборотни не страшны для животных**, поэтому Питеру нечего было бояться, даже если Ремус потеряет контроль.
- Можешь оставить вещи в сарае, он отапливается, - он кивает на постройку за спиной Питера, - не стоит рисковать с черным входом, уверен, что мать его закрыла.
Он помолчал.
- Питер! , -- физиономия друга снова появляется в проеме, - Спасибо тебе***.
---------------------
* В роли своей матери вижу только Кейт Уинслет
** Это канон, вроде как.
*** Ребят, я сто раз обдумал, как Ремус должен реагировать на поведение Питера на задании, и я не вижу причин, почему он должен на него злиться. Это было бы не в его, Ремуса, характере. Он не из тех, кто обвиняет кого-то, кроме себя. Но из тех, кто склонен слабых защищать и поддерживать. Он считает поступок Питера слабость, а не предательством, так что Питера он прощает легко, -- это нужно и для того еще, чтобы после смерти Поттеров Ремус так легко принял, что виноват Сириус, а не Питер.
Отредактировано Remus Lupin (2024-11-18 19:01:25)
starling
Вы здесь » Marauders: forever young » ЛИЧНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 12.01.1979 Вершина айсберга [л]
