— А эти рогалики свежие?
Поднимая взгляд от разворота газеты с объявлениями о работе, Джон смотрит на покупательницу, а потом в ту сторону прилавка, где за стеклом разместилась сладкая выпечка.
— Да, миссис Ламонт, их испекли часа четыре тому назад. Свежее только круассаны.
Женщина подозрительно хмурится, внимательно изучает ассортимент и, качая головой, вздыхает:
— Возьму лучше рогалики, мне три штучки.
— Да, конечно.
Миссис Ламонт из тех пожилых леди, что выглядят как божьи одуванчики, но не следует расслабляться и вестись на эту обманчивую внешность. Стоит упустить момент, и не заметишь, как из тебя осторожно вытягивают подробности всей твоей жизни. Будучи частой покупательницей, обремененная явным одиночеством и избытком свободного времени, миссис Ламонт часто задерживается в пекарне просто чтобы поговорить. И её совершенно не смущает и не обижает явное нежелание Джона идти на контакт.
— Ваши три рогалика, — на прилавок рядом с кассой опускается упакованная в бумажный пакет выпечка, — с вас четыре фунта.
— Спасибо, милый, — рассчитавшись и убирая покупку в кажущуюся бездонной, словно расширенной чарами сумку, миссис Ламонт возится дольше обычного. Потом оглядывается на изучающую десерты супружескую пару, чтобы убедиться, что не задерживает очередь, и заговорщически спрашивает: — Какие планы на Рождество, Джон?
— Мм, — неопределенно отзывается парень и бросает на старушку беглый взгляд. От неё проще откупиться какой-то полуправдой, чем промолчать, намекая, что это не её дело. Хотя это правда не её дело. Но Джон не хочет обременять себя ненужной ложью, опасаясь, что однажды может в ней запутаться.
— Да как все, — отвечает он уклончиво, а потом добавляет, чтобы откупиться от чужого внимания, — сестра в гости приезжает.
— Как любопытно, — оживившись от этих слов, миссис Ламонт, тем не менее, больше ничего не спрашивает. Не сегодня и не сейчас, но Джон знает, что это у неё тактика такая: вызнавать по одному факту за раз. И что-то новое она постарается из него вытянуть при следующей встрече, скармливая в ответ сплетни о своих соседях. — Тогда счастливого вам Рождества.
— И вам, миссис Ламонт.
[indent]
[indent]
— Мистер Дункан, — отпустив ещё нескольких покупателей, Джон смотрит на время, сворачивает газету и заглядывает в подсобку, окликая хозяина. — Мне пора, мы…
Договорить он не успевает, мужчина кивает, отвлекаясь от изучения счетов и бумаг, резко поднимает из-за стола. К его порывистым движениям до сих пор трудно привыкнуть, и Джон невольно отступает на полшага назад.
— Да, я помню, что договаривались. Ну иди тогда, а я заменю тебя за прилавком, — хозяин машет рукой в направлении других внутренних помещений, — жаль, конечно, в праздники всегда не хватает рук.
Джон кивает, хотя не заметил, чтобы сегодня утром было более людно, чем обычно. Может, самый пик покупателей грянет вечером?
— Спасибо, я… Я зайду перед Новым годом, помогу разгрузиться. Как договаривались. — Бросая взгляд на настенные часы, Джон ловит жест мистера Дункана, мол, иди уже, и поспешно произносит: — С Рождеством!
Пекарня маленькая, и, не считая Джона и хозяина, здесь посменно работают ещё два человека. Изначально парень подрабатывал грузчиком, помогая разгружать поставляемое сырье. А потом как-то мистер Дункан спросил, выпекал ли он раньше когда-нибудь хлеб? Джон честно ответил, что нет. А мужчина сказал: «Ничего, научим», — и предложил ему работу.
Это было бесценно, но Джон попытался отказаться, размыто объяснив, что не всегда сможет выходить на смены. И на прямой вопрос: «Почему?» у него не было какого-то однозначного готового ответа. Он не может ссылаться на проблемы со здоровьем, хотя то, что происходит перед полнолунием и после, очень похоже на физический недуг, но в остальное время Джон здоров и силен, как бык. Что-то семейное? Он старается не распространяться о своей семье, в равной степени избегая и ложь, и правду. Он только и ответил, что это личное, не вдаваясь в подробности, в надежде, что они и не потребуются.
Казалось, что на этом всё. Но мистер Дункан сказал, что по ходу дела они с этим разберутся, главное, чтобы он заранее предупреждал о своем отсутствии. И с этим не было проблем.
Он с удовольствием изучал новое — учиться Джону всегда нравилось, а через три месяца, как и другие помощники, стал через раз заменять хозяина за прилавком. Вот только возиться с тестом, формовкой и печью было одновременно в разы сложнее и легче, чем общаться с людьми. Он словно позабыл этот навык и последние восемь месяцев мучительно пытается вспомнить, как это.
[indent]
[indent]
Быстро переодевшись и попрощавшись с Гарри и Сиршей, Джон выходит через запасной выход и, оглядевшись по сторонам, спешит мимо разномастных и аляповатых вывесок магазинчиков и праздничных огней в сторону автобусной остановки.
Эдинбург небольшой город, его легко можно обойти за один день, изучив все достопримечательности, но прямо сейчас он спешит. И у самой дороги делает глубокий вдох, словно желая задержать дыхание, когда ныряет в нутро чудовищного транспорта, переполненного не только людьми, но и запахами.
Привыкнуть к маггловскому миру оказалось нетрудно, хотя жизнь в нем до сих пор кажется Джону странной. Его удивляет их находчивость и умение обходиться без магии. Он учится рядом с ними тому же, но, не прикасаясь к волшебной палочке, хранящейся дома спрятанной среди личных вещей, чувствует себя так, словно живет вполсилы или не своей жизнью.
Но среди магглов безопаснее. И, в какой-то мере, спокойнее.
Железнодорожный вокзал Уэверли построен в самом центре города — в низине между Старым и Новым городом, где раньше было озеро Нор-Лох. Сверху станция накрыта куполом, а пути почти сразу уходят в туннели. До этого дня Джон бывал здесь всего один раз, когда исследовал город, в котором решил остановиться и попробовать построить свою жизнь заново.
Изучая расписание поездов и пути, на которые они прибывают, Джон определяет нужное направление и вновь спешит.
У него чувство такое, словно он опаздывает, хотя до прибытия поезда в направлении «Лондон — Эдинбург» есть ещё пятнадцать минут. Но это чувство спешки и опоздания преследует его минимум последние полгода, они становятся его постоянными спутниками, как и волнение.
Хотя прямо сейчас он волнуется по десятку других, совершенно новых поводов.   
Нормально ли Рори пересела в Лондоне с одного поезда на другой? Он сам купил ей и выслал билет, когда в переписке они всё обсудили и условились, как будут действовать. Как сильно она устанет с дороги, которая заняла для неё по итогу больше суток? Заподозрят ли что-то родители? Понравится ли ей в этом городе? Не будет ли она разочарована тем, что увидит, хотя после лачуги в Гирраннане пусть и небольшая, но съемная квартира ощущается как небо и земля. И, самое главное, как для них пройдут эти почти десять дней, учитывая, что с каждым прожитым они будут всё ближе к полнолунию?
Ему страшно, что он может сделать или сказать что-то не так. Ему страшно, что он может напугать её или обидеть. Обычно он старается минимизировать в эти дни всякие контакты с людьми, но Рори будет рядом, и от неё он не сможет, даже если очень захочет, спрятаться. 
Пронзительный гудок разрезает стылый воздух. На перроне собрались встречающие, и Джон, отсчитывая нумерацию вагонов, спешит к пятому.
Спешит к сестре.

Что-то словно толкает его в солнечное сплетение, невесомо и без слов диктует: «Обернись». Он не успевает осознать это чувство, пришедшее не извне, а изнутри, но действительно оборачивается только на звон, которым рассыпается в воздухе его имя.
Как раз вовремя, чтобы успеть раскрыть объятия и подхватить Рори, от неожиданности чудом удержав равновесие и себя на ногах.
Кто-то рядом недовольно ворчит и качает головой, а потом всё равно улыбается, глядя на них и ощутимую радость встречи.
Крепко сжимая Аврору в руках, Джон целует её в щеку и, опуская голову к её плечу, зарывается носом в складки шарфа и тяжелые пряди волос. Делает вдох, который наполняет его всем тем, чего ему отчаянно не хватало с их последней встречи: теплом и ощущением дома. Чувством, как что-то внутри — возможно, что сердце, — встает на свое место, и он ощущает себя чуть более целостным, чем за секунду до этой встречи.
И все тревоги, которые грызли его изнутри, отступают и кажутся в это мгновение незначительными и преодолимыми.
— Я соскучился, — глухо произносит он куда-то в шарф сестры и, удерживая её одной за талию, второй перехватывает сумку с вещами, чтобы перевесить с её плеча на своё. И, не отпуская Аврору, отходит с ней в сторону, чтобы не мешать другим пассажирам и их встречающим или провожающим.
Выпускать сестру из объятий не хочется, и Джон не собирается этого делать, точно не в ближайшие несколько минут.
— Нормально добралась? Сильно устала? Соседи не храпели? — И фыркает от смеха, понимая, что использует тактику Авроры против неё же самой. Стоит завалить сестру вопросами первым, пока она не спохватилась и он не увяз в ответных. Впрочем, увязнет всё равно, потому что они не виделись с сентября, а редких писем, пусть и длинных, было мучительно мало для того, чтобы рассказать обо всём.
— Пройдёмся или поедем на автобусе?

Стоит отдалиться, совсем чуть-чуть, ровно для того, чтобы иметь возможность взглянуть в лицо Рори и её глаза, и на душе становится легче. Это больше не та тень и лишь призрак его сестры, что он видел в апреле. И кто-то более крепкий и сильный, чем девочка в сентябре.
Значит, у них получается.
Значит, всё правильно?
— Ужас какой, — притворно изображает испуг Джон, а потом тут же фыркает от смеха, — это будут кошмарные десять ночей.
И в это мгновение изо всех сил старается, чтобы улыбка не дрогнула, потому что за шутливой фразой скрывается настоящий страх. Это раньше им было всегда легко друг с другом, но как оно будет теперь?
Не желая терзаться этим вопросом, Джон отпускает сестру и поправляет шарф, до этого наспех обвязанный вокруг её шеи, и следит, чтобы она не пропустила ни одной пуговицы пальто. Не хватало ещё, чтобы она простыла, и это на каникулах.
— Тогда пойдём, — взяв её за руку, Джон кивает в нужном направлении и улыбается под градом ответных вопросов.
— Мм, да, с работы, но отпросился на несколько дней, чтобы провести время с тобой.
Говорить об этом почему-то немного странно, но как же хорошо, что он вообще может сказать нечто подобное. И что он больше не перебивается лишь постоянными подработками то здесь, то там, а имеет какое-то постоянное место, где закрывают глаза на некоторые его «странности». Хотя подрабатывать всё равно приходится, поздними вечерами или в выходные, чтобы хватало не только на съём квартиры и худо-бедную жизнь, но и возможность позволить себе что-то помимо этого. К тому же Рождество — это же подарки, а у Рори скоро ещё и день рождения, а в прошлом году он всё пропустил и не смог подарить ей даже такую малость, как своё внимание.
Они выходят с вокзала, и парень сбавляет шаг, потому что торопиться некуда, да и пусть Аврора успеет оглядеться по сторонам. Тем более, что здесь есть на что посмотреть, хотя перед самым Рождеством.
— Минут тридцать? — С некоторым сомнением Джон представляет путь до дома и, пожимая плечами, добавляет: — Может, сорок. Но нам же некуда спешить, верно?
И это вообще обо всём, что касается ближайших дней.
— На поезде я отсюда ещё никуда не ездил, только на автобусах по городу, и… они мне не очень нравятся. Людей много, запахов, звуков, бррр, — чем дальше от полной луны, тем с этим легче мириться, но с её приближением хочется больше пространства и свободы, и очень многое раздражает. И Джон настороженно прислушивается ко всем своим ощущениям и тому, что его окружает: теплу ладони в своих пальцах, прохладному ветру, так и норовящему пробраться за воротник, витающим в воздухе запахам ели и мандаринов, отголоски разговоров, отзвуки поздравлений. Иногда его завораживает то, насколько мир вокруг объемный, фактурный и словно бы даже неизвестный. А иногда он кажется из-за этого тесным и переполненным и хочется от всего этого отдалиться.
— Как в школе дела?

Он мог бы сказать, что всё нормально, но «нормально» не то слово, которое вообще можно вписать в его жизнь. Да, бывают именно что «нормальные» периоды, когда гораздо проще и легче вписаться в общество и сойти там за самого обыкновенного, пусть малость стеснительного парня, но потом неизбежно наступает другой период, в котором Джон постепенно, по частицам, начинает терять самого себя и превращается в кого-то другого. Малознакомого даже ему самому. 
— Всё правильно, — произносит он с улыбкой. Потому что учиться с этим жить — правильно. Переставать просто избегать этих трудностей, узнавать границы возможного, вступить в тяжелую, но не неравную борьбу со зверем в желании отстоять хотя бы крупицы самого себя и право на ту самую «нормальную» жизнь.
Да, есть риски, но… Если они с Авророй оба к этому готовы, то стоит попробовать.
— Но я спрошу у мистера Дункана, думаю, от лишних рук он не откажется. Только будь осторожна, а то покоришь его и всё, не захочет тебя отпускать обратно, — Джон тихо смеётся, уже представляя, что только так всё и может сложиться. И если раньше он угрюмо поглядывал на одноклассников Рори, то теперь придется выразительно хмуриться в сторону Гарри и всех тех, кто решат заглянуть в пекарню вовсе не за свежими булочками. Но от этого даже хорошо. Он так соскучился по возможности быть просто старшим братом, что все возможные сопутствующие трудности его не пугают.
— И… если что, я скажу, что мне нужно пространство. Честно.
Но хочется верить, что это не понадобится.
— Ого! — Квиддич кажется чем-то далеким, словно бы нереальным, как и Хогвартс, но Джон искренне улыбается, крепче сжимая в пальцах ладошку сестры. — Поздравляю с победой. Попробуете в этом году вернуть кубок на свой факультет?
Конечно же, да. И теперь, судя по всему, у Рейвенкло есть все шансы.
— Умница, — и ещё одна улыбка, предназначенная только Авроре. И внутри не грусть от того, что всё это больше не является частью его жизни, а гордость за неё и радость, что Рори возвращается к чему-то понятному, привычному и нормальному. Её жизнь не станет совсем прежней, но хорошо, что она не меняется до неузнаваемости настолько, что в ней не остается ни одного знакомого с детства уголка и узора.
Вопрос сестры стирает с лица Джона улыбку, заменяя её задумчивостью. Он не умеет об этом говорить, потому что за всё это время было не с кем. И обычно нужно стараться спрятать от чужих взглядов и внимания то, что с ним что-то не так, отгораживаться ширмой, скрывать, сколько получится, настоящие эмоции за маской. Но прямо сейчас нет смысла увиливать.
— Немного нервно. Похоже на мандраж перед экзаменом, когда изнутри колотит мелкой дрожью и никак не получается успокоиться и заземлиться.
От более людных проспектов и улиц они переходят к спокойным, но не менее украшенным в преддверии праздника. Джон какое-то время ещё молчит, взвешивая мысленно каждое слово, которое хочет произнести, но считает плохой идеей не предупредить Рори о том, как всё будет складываться дальше.
— Через несколько дней это чувство сменится тяжелой раздражительностью. Восприятие обострится и по нему будет бить каждая мелочь. И чем ближе будет полнолуние, тем чаще будут случаться перепады настроения. Стану вспыльчивым. Прости меня, если скажу что-то резкое. Насколько я могу оценивать своё поведение, я контролирую себя, но эти вспышки… Мне за них заранее стыдно.
И на словах это даже в половину не описывает того, что их на самом деле ждет. По своей натуре он спокойный и миролюбивый, и первое время его самого пугали эти вспышки из злости и агрессии, совершенно деструктивное поведение. Но Джон надеется, что за прошедшие почти полтора года узнал о самом себе достаточно и если и не сможет контролировать своё настроение от начала и до конца, то хотя бы способен минимизировать потенциальный урон.
— Слушай, а как… как Джон?
И это не попытка уйти от разговора. Ему правда интересно и важно знать.

После рассказа Рори о Джоне он облегчённо выдыхает. Приятно знать, что друг не сломлен и даже находит в себе силы поддерживать сестру. И что они есть друг у друга.
— Рад это слышать, — искренне произносит юноша, стараясь отгородиться от роящихся воспоминаний и присущей им горечи, не желая даже на микрон омрачать грустью и тоской этот день.
Полученный же вопрос заставляет его задуматься. Эдинбург за то время, что он здесь живёт, стал ему знаком, но не стал родным, близким или понятным. Хороший город, приятный, но… не более? И поэтому Джону оказывается сложно выделить какое-то одно конкретное место (или даже несколько), которое он мог бы назвать особенным.
— Мне нравится в булочной мистера Дункана, потому что там всегда потрясающе пахнет свежим хлебом. Это считается?  — Ему нравится бродить по узким улицам Старого города, где ощущается само дыхание истории. Но и Новый город с его широкими проспектами и элегантными зданиями по-своему интересен.
— Но вообще… Пожалуй, нет такого места,  — добавляет Джон, помедлив. — Мне просто нравится гулять по городу, наблюдать за людьми, впитывать атмосферу. Но если говорить о чём-то более конкретном, то… есть один небольшой книжный магазинчик недалеко от моста Георга IV. Там всегда тихо и спокойно, очень атмосферно и красиво, и… 
…и там работает Мэри.
— …и литература магглов странная, но очень многообразная и интересная. Поражаюсь их воображению. 
С ярких украшенных улиц они переходят в тихий переулок. Сворачивают несколько раз, петляют между домами, срезая путь не самым очевидным со стороны путём и образом, пока не оказываются перед небольшим зданием в три этажа.
— Пришли,  — открывая и придерживая перед Авророй дверь в подъезд, Джон добавляет: — Нам на второй этаж. 
И, поднимаясь следом за сестрой, достаёт из кармана ключи.
— Не жди особых изысков. Квартира маленькая, но… уютная? 
Ему, восемь месяцев жившему как скиталец, трудно судить об уюте, потому что если где-то достаточно тепло и сухо, то это уже комфорт. И, пусть его жизнь и изменилась в сторону больших удобств, он словно опасается к этому привыкать.
Открыв ключом дверь, Джон пропускает Аврору вперёд.
Квартира действительно небольшая: одна комната, совмещающая в себе функции гостиной и спальни, небольшая кухня и крошечная ванная. В комнате раскладной диван, чтобы иметь возможность экономить место, стол, на углу которого аккуратно приютилась стопка книг, и пара кресел. На стенах несколько картин с пейзажами Шотландии, а на окне мерцающая вязь разноцветной гирлянды.
Скромно, но чисто и аккуратно.
— Добро пожаловать домой. Располагайся.  — Он помогает ей раздеться, принимая шарф и пальто и устраивая их на вешалку рядом со своими. Заметив, как Аврора с интересом осматривает его скромное жилище, Джон прислоняется к дверному косяку, наблюдая за ней. Ему немного неловко из-за простоты обстановки, но… это же просто небо и земля, если сравнивать с той хижиной в Гирраннане.
Главное, чтобы Рори здесь было комфортно в ближайшие дни.
— Чай? Кофе?  — Предлагает Джон, стараясь разрядить обстановку и справиться с собственной неловкостью.

— Хорошо, — Сэм примирительно поднимает вверх ладони, давая понять, что сдается и не будет больше поднимать эту тему.
И улыбается на слова сестры.
Он и сам понимает абсурдность своих извинений за скромное жилище и неловкость, но волнение за Рори берёт вверх. Ему хочется, чтобы ей здесь было хорошо, уютно и комфортно. Хотя Сэм и понимает, что нарушить это стремление могут вовсе не жесткие пружины в старом диване или крошечный размер кухни, а… он сам. Точнее, та его часть, что начинает медленно пробуждаться и всё чаще скалится из темноты бессознательного.
Сэму просто спокойнее, когда он так воспринимает Фенрира — как подселенца, который имеет право голоса и действий один раз в месяц, но чувствует, что в этом есть изрядная доля самообмана. Волк всегда рядом с ним.
Он — оборотень, и животное и человеческое в нем тесно сплавились воедино и неделимы.
Когда Рори присаживается рядом со своей сумкой, Сэм вытягивает шею и пытается рассмотреть то, что она достает. На свет появляются какие-то склянки, больше похожие на пробирки, и юноша жадно втягивает носом воздух, невольно желая как можно скорее получить ответ на незаданный вопрос. Запахи через деревянные пробки пусть и едва, но всё же ощутимы, и его глаза широко распахиваются в удивлении. Розмарин! И улыбка становится чуть шире и хитрая, как у заговорщика. Это что-то, что понятно лишь им двоим, и внутри от этого разливается щекотливое тепло.
— Думаю, это, — он кивает на ряд колбочек на столе, — подождет до ужина, да?
Сэм улыбается, чувствуя, как отступает последняя тень неловкости. Рори всегда умела создавать вокруг себя атмосферу легкости и тепла. Может, это и есть настоящая магия? Не та, что проявляется в заклинаниях и зельях, но та, что живет в сердце и согревает окружающих.
Но сюрпризы и подарки на этом не заканчиваются, и брат терпеливо ждет, пока сестра копошится среди своих вещей, а потом достает бумажный сверток, от которого Сэм улавливает терпкий и сухой запах фруктов.
— Компот? — переспрашивает он с удивлением, пока подходит ближе и, вскрыв упаковку с самого края, вдыхает теплые ароматы лета. — Может, лучше глинтвейн?
Наверное, строгий старший брат согласился бы только на компот, но ведь впереди Рождество, а глинтвейн — не самый алкогольный напиток. Уж точно не сильно крепче сливочного пива, которое все школьники пробуют, как правило, уже на третьем курсе.
— Нужно будет только вино купить, — Сэм хмурится, пытаясь припомнить, что там ещё обязательно входит в рецепт, — и корицу.
Мед, на случай если вино окажется с кислинкой, дома есть. И, вроде бы, это тот минимум, который им точно понадобится, а всё остальное опционально.
— Тогда, может, всё-таки чай? Или разложишь вещи и пойдем до пекарни? — Сэм не допускает даже мысли, что, оказавшись в новом для себя месте, Рори захочет просидеть все дни дома, в четырех стенах. Да и пока он в состоянии и добром расположении духа — нужно ловить момент. А то с каждым днем, чем ближе будет полная луна, от Сэма будет оставаться всё меньше того старшего брата, которого Аврора знает всю свою жизнь.
Но если они планируют и дальше общаться и видеться, то сестра должна познакомиться и с этой его стороной. Причем не с рассказов, а лично.

Спокойная, тихая, но теплая и совершенно счастливая улыбка появляется на губах Сэма, когда сестра порывисто обнимает его, заключая в кольцо своих рук. Он успевает коснуться губами темной макушки, прежде чем Рори отпускает его и ускользает, закрывая за собой одну из дверей в коридоре. А Сэм какое-то время так и стоит, стараясь сохранить внутри и в воспоминаниях это ощущение. Делает медленный глубокий вдох, впуская в себя ставшую знакомой, но вместе с этим изменившуюся палитру запахов. Дополненную и теперь точно родную. И, мотнув головой, подхватывает в ладони сверток и склянки со специями, чтобы отнести их на кухню.
Когда он возвращается, Рори уже стоит в коридоре, готовая к приключениям. А с чем ещё можно сравнить поход по маггловскому городу в маггловскую пекарню? Сэм усмехается, глядя на сестру, готовую выскочить за дверь. Вся – порыв, вся – движение. И от этого становится ещё теплее на душе. Он знает эту ее особенность – быть везде и сразу, фонтанировать энергией и заражать ею окружающих. И сейчас, когда эта энергия направлена на него, на их совместное время, Сэм чувствует себя… живым. Пусть заодно и ощущает, как что-то внутри него отзывается на эту энергию, словно волк, принюхивающийся к свежему следу. Но его это почти не тревожит. Почти…
— Ага, — подхватив с полки в коридоре ключи, он убирает их в карман и, прежде чем одеться самому, присаживается перед Рори на корточки и, как положено, застегивает все пуговицы на её пальто.
— Но вот так будет лучше.
Это ему не грозит простуда, даже если он выйдет на улицу в одном свитере, но Сэм наматывает вокруг шеи шарф и проверяет наличие перчаток в карманах.
— Готова? — Спрашивает, хотя этот вопрос совершенно лишний и по Рори всё понятно без слов. — Тогда пошли, пекарня ждет свою главную посетительницу.

Они выходят из квартиры, и Сэм запирает дверь на два оборота. За прошедшее недолгое время на улице ничего не изменилось, и Эдинбург встречает их всё тем же прохладным воздухом и едва уловимыми запахами ели, дыма из труб и цитрусов. Небо затянуто серыми облаками, но даже без украшений и огней в воздухе чувствуется приближение Рождества.
— Пекарня недалеко, — говорит Сэм, когда они огибают угол дома. — Минут пятнадцать пешком.
Он ведет Рори узкими улочками, мимо старых каменных домов, небольших магазинчиков, облепивших первые этажи яркими и разнообразными вывесками, и уютных кафешек. Рассказывает те истории о месте, что их окружает, что сам знает или от кого-то услышал. Где самый вкусный чай, в какой цветочной лавке круглый год можно найти любые свежие цветы, в каком магазинчике хозяин вечно стремится обвесить покупателей на пару-тройку унций и что вон в той бакалее, по слухам, живет призрак, но это, конечно, глупости.
— А вот и она, — Сэм останавливаясь перед уютным зданием с вывеской «The Crooked Crumb».
Из пекарни доносится восхитительный запах свежеиспеченного хлеба и сладкой выпечки. Потянув на себя дверь, он жестом предлагает Рори зайти внутрь, а потом следует за ней. Звон колокольчика разносится над их головами, и на звук оборачивается несколько посетителей, изучающих прилавки с пирожными, булочками и печеньем. У стойки за кассой, не считая Сирши, расположившейся по ту сторону, никого нет.
Увидев Сэма — точнее, Джона, — она сперва широко распахивает глаза, а потом улыбается.
— Ты же отпросился! — Звучит с какой-то обличительной интонацией, словно он не должен здесь быть. Впрочем, и правда не должен. Точнее, не обязан.
— Так получилось, — Сэм пожимает плечами и смущенно улыбается в ответ.
Сирша — милая. Рыжие кудряшки, янтарно-карие глаза, юркость и подвижность придают ей сходства с золотой рыбкой. И сейчас она с любопытством поглядывает на пришедшую с Джоном девушку и, не дожидаясь объяснений, спрашивает:
— Кто это? Твоя…?
Не давая Сирше сделать хоть какое-то предположение, особенно безумное, Сэм перебивает её:
— Моя сестра. Приехала погостить. Аврора, это Сирша, — представляет он девушек друг другу. — Сирша, это Аврора.

— О-о-о, — на лице Сирши застывает странная смесь из удивления и умиления, — как по мне, так это вообще лучшее место на земле!
Странное волнение, скорее искристое и похожее на разряды тока, заполняет всё внутри. Не давит, не душит, не заставляет преодолевать вязкость, только бы сделать новый вдох. Почти такая же обеспокоенность, как с квартирой: понравится ли Рори то, как выглядит его жизнь, из чего она теперь состоит? Конечно, это несравнимо лучше с тем, что она видела в апреле, но… Всё это так далеко от волшебного мира. Здесь нет места магии и тому, что знакомо и привычно им с детства. И Джону пришлось многому учиться, привыкать, адаптироваться и подстраиваться, чтобы сильно не выделяться.
Ободряюще улыбнувшись Авроре, когда ловит её взгляд, Джон легко кивает, без лишних слов давая понять, что да, она всё делает правильно. И на несколько мгновений крепче сжимает ладонь Рори в своей, стараясь передать ей свою поддержку и спокойную уверенность, что раз у него получилось, то она с этим тем более справится.

— Мистер Дункан у себя?
— А куда он денется? Но я не советую попадаться ему на глаза, а то второй раз он тебя не отпустит. Имбирные пряники прямо сметают с прилавка, но самое страшное явно начнется после обеда.
— Я всё же рискну, — выпуская руку Рори из своей, Джон касается ладонью её спины и мягко подталкивает вперед и за прилавок, чтобы не перекрывать дорогу покупателям, — присмотришь за моей сестрой?
И, обращаясь уже к Авроре, произносит, пусть и с долей неуверенности:
— Я скоро вернусь.
Как минимум, чтобы спасти Рори от цепкой и болтливой Сирши.
И, получив ободряющий и утвердительный кивок, скрывается за дверью с табличкой «Только для персонала», впуская ненадолго в помещение жаркую волну воздуха и ещё более яркий запах свежеиспеченной сдобы, ванили и специй.
В кабинете мистера Дункана пусто, и Джон следует мимо складских небольших помещений и раздевалки до кухни. Хозяин пекарни, с красным от жара лицом в заляпанном мукой фартуке, сосредоточенно раскатывает тесто.
— Джон? — отвлекаясь от работы, мистер Дункан хмурится. — Ты что здесь делаешь, я же отпустил тебя?
— Знаю, сэр, но сестра решила посмотреть, где я работаю. Да и вам, судя по всему, не помешает сегодня помощь.
Окинув Джона строгим взглядом, хозяин усмехается:
— Ну раз уж ты сам напрашиваешься… То помоги с глазурью.

[float=left][/float]— Ита-а-ак… — Опираясь локтем на прилавок, Сирша подпирает ладонью подбородок и с легким прищуром смотрит на гостью. Вопросы роятся в ней целой стайкой ярких и пестрых рыбок, что она даже не знает, с какого стоит начать. До момента, пока Джон не стал отпрашиваться на Рождество, она даже не знала, что у него есть сестра. Впрочем, это стало сюрпризом и для мистера Дункана, и для Гарри.
Она вообще о нем ничего не знала: о семье он не рассказывал, и Сирша как-то сама для себя решила, что за этим может стоять какая-то не очень приятная история. Ранняя потеря родителей или вообще их отсутствие. И нежелание говорить о таком для Сирши понятно — она бы тоже не хотела.
Но вот перед ней стоит Аврора, и созданная в голове Сирши легенда рушится.
— Откуда ты приехала? Надолго? Джон успел тебе хоть что-то здесь показать? О-о-о, вам обязательно нужно сходить на Королевскую Милю! Там сейчас рождественская ярмарка проходит, и в палатках продают много разных красивых сувениров ручной работы. И ледовый каток с аттракционами совсем близко, прям рукой подать. Умеешь кататься на коньках?
И с тихим «ой» тут же замолкает и задумчиво прикусывает щеку изнутри.
— Извини, я болтушка. Тебе не жарко? Пальто можешь снять, и я унесу его в раздевалку.

[float=left][/float]Сирша смеётся, принимая пальто. Аврора ей определённо нравится, и дело не только в том, что она, по примеру неподготовленного большинства, не спасовала под лавиной вопросов. Хотя и в этом, конечно же, тоже. Живая и непосредственная, она кажется Сирше очень искренней, а искренность она любит. Повесив пальто девушки в раздевалке на ту же вешалку, где было её собственное, Сирша возвращается за прилавок, поправляя передник.

Ей интересно расспросить Аврору про интернат и Лондон. И трудно сказать, что кажется интереснее! Но не будет ли вопрос про интернат неловким? Сирша знает, что есть закрытые частные школы, в которых ученики проводят почти весь год, возвращаясь домой только на летние каникулы. Но Аврора сказала «круглый год» и… Что бы это значило? Только лишь оговорку? А есть ещё интернаты, где учатся в связи с… показаниями, так сказать. Но вот это точно не касается Сиршу, и она решает, что лучше пока об этом вовсе не спрашивать.

— Ох, девочка, да ты меня переплюнула! — Тряхнув рыжими кудрями, Сирша снова звонко смеётся. — Как ты там говорила? По порядку? Иначе я сейчас запутаюсь, как пряжа после игр котёнка. — Подмигнув Авроре, девушка оборачивается к подошедшей к прилавку пожилой паре. — Добрый день, мистер и миссис Тёрнер! Выбрали что-то?
Обслуживание постоянных посетителей занимает несколько минут, за которые Сирша успевает узнать, как у пожилой пары дела, посоветовать им свежие сконы, узнать об их планах на Рождество и пожелать хорошего и светлого праздника. Рассчитав и отпустив клиентов, она оборачивается к Авроре, возвращая ей своё безраздельное внимание.

— Я родилась и выросла в Эдинбурге, так что знаю тут каждый уголок. И, кажется, люблю его абсолютно весь. Но особенно мне нравятся сады на Принсес-стрит, но весной и летом там, конечно же, лучше всего. О! И люблю гулять по Виктория-стрит и Кэндлмейкер-роу, они такие волшебные и уютные, просто живая магия какая-то. Работаю здесь уже лет… — Сирша задумывается, прежде чем произнести, — почти пять, получается. А кажется, что только вчера начинала. Время летит незаметно, когда печешь вкусные булочки. На Рождество отправлюсь к родителям, у них большой дом в пригороде. Брат ещё с невесткой приедет, тётя с дядей из Глазго, в общем, соберемся всей семьей. А каток… Ну, честно сказать, я тоже не мастер спорта, но падать не боюсь, поэтому постоянно снова и снова лезу на лед, только бы компания была хорошая.

Оглядев немногочисленных изучающих прилавки покупателей, Сирша пожимает плечами.
— Да за кассой работа нехитрая, как по мне. Но почему бы и нет? Давай так, я покажу тебе, как правильно упаковывать булочки, а ты расскажешь мне о Лондоне. Всегда мечтала о путешествиях хотя бы по родной стране! Да всё не складывается. Ой, а ты где-нибудь ещё бывала? Из Джона обычно слова не вытянуть, но по некоторым рассказам я поняла, что он почти всю страну объехал, и мне та-а-ак завидно.
Достав с полки под прилавком один из бумажных пакетов, Сирша встряхивает его, раскрывая.
— Они у нас фирменные, с логотипом, — показав незатейливый рисунок, под которым разместилось название пекарни, Сирша указывает пальцем на другую стопку, — есть еще пакеты побольше, в основном они для хлеба ну или тех покупателей, кто много всего берёт за один раз. Руками брать ничего нельзя, ну это и так понятно, поэтому в том, чтобы положить всё в пакет, помогают вон те щипцы, — и указала на оные.
— Сейчас миссис О’Донелл определится с выбором, и поможешь мне упаковать её покупку.
Лучезарно улыбнувшись, Сирша облокотилась о прилавок и окликнула женщину, уже минут пятнадцать изучающую ассортимент.
— Может, вам что-то подсказать? Или вы определились с выбором?

Отредактировано Fenrir Greyback (2025-06-24 15:31:48)

Что-либо ответить Авроре Сирша в итоге не успевает, полностью переключаясь на новую встревоженную посетительницу. Только на вопрос про «новую девочку» только уклончиво кивает, стараясь крепко держаться сути разговора и не отвлекаться.
Сперва округлив глаза, понимая масштаб грядущей трагедии, Сирша старательно изображает на лице искреннюю, но ощутимо виноватую улыбку.
— Миссис Рувье, вы же знаете, что мистер Дункан не любит внеплановых заказов. Особенно таких больших. Он у нас педант. — Хотя дело, конечно, не только в этом. Или даже вообще не в этом, а в том, что у них самих загруженность работников и печей расписана буквально по минутам.
— Но я сейчас спрошу, конечно, — девушка поджимает губы, чувствуя, что отказывать в такой просьбе ведь тоже не вариант. Дети же! Рождество!
Проворно выскользнув из-за прилавка, Сирша открывает дверь, ведущую в пекарский цех, и громко зовёт:
— Мистер Дункан! У нас тут… просьба! — Хотя так и хочется сказать, что это самая настоящая «ПРОБЛЕМА».
Из недр пекарни слышится ворчливое: «Что ещё?», и через некоторое время в торговый зал выходит невысокий плотный мужчина с заляпанным мукой фартуком и колпаком на голове. Он недовольно оглядывает присутствующих и останавливает взгляд на миссис Рувье, молча выслушивая ту историю, что несколькими минутами ранее узнали девушки.
— Да вы что, с ума сошли? Мадам Рувье, вы же знаете, что такие заказы нужно делать заранее! Я не волшебник, чтобы из воздуха пряники доставать. У нас сейчас рогалики допекаются, кексы ещё нужно украсить…
— Мистер Дункан, — перебивает его женщина, — я всё понимаю, но только на вас у меня все надежды! У нас праздничный ужин через два часа, дети расстроятся, если не будет пряников. Это же один из символов Рождества! Ну пожалуйста, выручите! Я заплачу сколько скажете!
Тяжело вздыхая, мистер Дункан чешет затылок, оглядывает помещение и прилавки с выпечкой, местами пустые и нуждающиеся в пополнении ассортимента. Ненадолго задерживает взгляд на Авроре, но вопросов не задаёт.
В двери, ведущей во внутренние помещения, появляются Джон и ещё один парень. Все молча наблюдают за хозяином пекарни и ждут его вердикт. Тот, в свою очередь, останавливает взгляд теперь уже на Джоне, которого здесь вообще быть не должно.
— Вот и пригодишься сегодня. — И добавляет строгим, бескомпромиссным тоном: — Сорок имбирных пряников. У тебя полтора часа.
Юноша хмурится, явно прикидывая объём работы и просчитывая, как уложиться в указанное время. Склонив голову, спрашивает:
— А украшение кексов?
— Хм, вижу, что у твоей сестры есть две руки. Этого более чем достаточно, чтобы справиться с такой задачей. Сирша, покажи ей через двадцать минут, что делать с глазурью и разноцветными посыпками. Ну всё, — хлопнув в ладоши, мистер Дункан подгоняет своих работников, — за работу!
И когда парни исчезают в дышащих жаром и насыщенным запахом хлеба комнатах, закрывая за собой дверь, оборачивается к гостье и невольной сегодняшней помощнице.
Вообще, конечно, следовало спросить сперва девочку, хочет ли она им помогать, если мистер Дункан об этом и подумал, то очень вскользь.
— Как тебя зовут, малышка?

— Здравствуй, Рори, — уже более добродушно и мягко усмехается мистер Дункан в усы и качает головой. — Извини за этот бардак, но в Рождество у нас иначе и не бывает. Честное слово, я ненавижу этот праздник за такие сюрпризы! Сирша, позовёшь, как нужно будет сменить за кассой.
— Ага, — отзывается девушка и улыбается мадам Рувье, — полагаю, вы можете зайти к нам  через полтора часа.
И та, рассыпавшись в благодарностях, покидает пекарню.
События тянутся своим чередом на обозначенные ближайшие двадцать минут. Обслуживая покупателей, Сирша не пренебрегает помощью Авроры и рассказывает ей то про Эдинбург, то про особенности той или иной выпечки. Потом окликает мистера Дункана, и тот занимает их место за прилавком, сказав, что Гарри уже подготовил глазурь.

Взяв Рори за руку, Сирша тянет её в теплое, почти душное нутро пекарни.
— Итак, сперва униформа, — повязав на голову косынку, чтобы волосы не лезли в глаза и не попали на рабочее место, вторую Сирша протягивает невольной помощнице. Потом отдает один из двух снятых с вешалки фартуков. Ведет в маленькую комнатушку, где расположилась раковина, и тщательно, словно в пример, моет с мылом руки. И только после этого ведёт Аврору дальше.
Запах корицы и гвоздики густо витает в воздухе, смешиваясь с теплым ароматом топленого масла и меда.
Где-то в глубине мерно жужжат лопатки тестомеса. Гарри загружает в странную и необычную печь, больше похожую на отдельную маленькую комнатку, поддоны с новыми изделиями. На одном из столов пусто, не считая рабочих инструментов, за вторым расположился Джон. Мука вокруг него, будто первый снег, покрывает почти всю поверхность, на которой он с раскатанного листа теста вырезает формочкой человечков. 
Солнечный луч, пробиваясь сквозь заиндевелое окно, высвечивает танцующие в воздухе пылинки. Под его теплым светом на противнях выстраиваются ровные ряды будущих пряников, ожидающих своего часа в жарких объятиях печи.

Сирша подводит Аврору к свободному столу, куда Гарри аккуратно помещает поддон с остывшими и готовыми к украшению кексами, а девушек уже ждет белоснежная глазурь и набор баночек с разнообразными яркими присыпками. 
— Украшение кексов — это целое искусство! — Начинает Сирша свой урок и нравоучительно поднимает указательный палец вверх. — И даже самый скромный кексик можно превратить в шедевр, если подойти к делу с душой. Представь, что перед тобой не просто кекс, а чистый холст, ожидающий прикосновения волшебства, — Сирша размещает на столе перед собой ароматный ванильный кексик. И вооружается нужным инструментом, — это кондитерский мешок, и он помогает в украшении разной выпечки. Этот, благодаря мистеру Дункану, уже наполнен глазурью. Но если закончится, то закладывается новая во-о-от сюда. Ребята помогут тебе с этим, только позови их. Начинаем с глазури — это основа. Наноси её нежно, как будто укрываешь кекс легким одеялом. Старайся, чтобы слой был ровным, без проплешин.

С минуту Сирша сосредоточенно молчит, пока украшает кекс глазурью — быстро, легко, отработано и поэтому словно играючи.
— А дальше начинается самое интересное — присыпка! Тут вариантов миллион. Мелкие звездочки, разноцветные шарики, шоколадная крошка, кокосовая стружка, даже сушеные лепестки роз у нас есть! Но для Рождества розы не очень хорошо подходят, слишком романтичный вариант, но всё остальное — на твой выбор, — жестом указав на ряд стройных баночек, Сирша предлагает Авроре самой закончить начатое украшение первого кекса.
— И самое главное – получай удовольствие от процесса, — с улыбкой заканчивает девушка маленький экскурс в их обыденность.
Джон за соседним столом тихо хмыкает. Склоняет ниже голову, пытается почесать нос, в котором щекотливо от запаха муки, о предплечье. Ловит взгляд сестры. Мягко улыбается.
Кто же знал, что поход в пекарню обернется чем-то таким? Но ощущается оно до странного уютно и правильно, что даже зверь, словно разомлев рядом с жаркой печью и среди теплых запахов, словно крепче засыпает.

Несколько минут Сирша, как говорится, «стоит над душой» у Авроры, чтобы убедиться, что всё у неё получается. Потом отходит в сторону и, не привыкшая находиться без дела, пристраивается рядом с Джоном. Шепчет себе под нос, пересчитывая расположившихся на противне человечков.
— Двадцать восемь, — помогает ей Джон, который точно знает, сколько уже сделано, а сколько ещё впереди.
— Ага, спасибо, — с благодарной улыбкой кивнув, рыжая тянется за свободной формочкой и помогает ему в срочном заказе, пока есть время.
Успевает сделать несколько штук, когда Рори окликает её и показывает результат. На первый кекс, пробный, Сирша почти не смотрит, сразу оценивая и разглядывая второй.
И ахает от удивления, рассматривая получившуюся у Авроры миниатюрную ёлочку. Глаза её загораются интересом, и она склоняет голову то в одну, то в другую сторону, оценивая работу.
— Жаль, крем не зелёного цвета, была бы ещё ловчее, но и так красиво смотрится. Можно представить, что они в лесу и укрыты снегом. Ох, Рори, это гениально! — Восклицает она, не в силах сдержать восхищения. — Это действительно выглядит очень по-новогоднему и празднично. Пойду покажу мистеру Дункану, — переложив удачный кекс на небольшое блюдце, Сирша кивает на тот, что был первым, — а этот можете пока съесть, на прилавок он всё равно не попадёт.
И Сирша поспешно удаляется из кухни, только и доносится её звонкий голос и обрывок фразы, прежде чем его отсекает закрывшаяся дверь: «Мистер Дункан, посмотрите, что Рори приду…» Бам! И тишина.
— Довольна? — Хотя вопросительную интонацию можно и убрать, он и так всё видит по глазам: Рори в полном восторге. И от того, как сияет её взгляд, а на губах то и дело появляется улыбка, на душе становится тепло и хорошо. Спокойно, как не было давно. Как… как раньше? Нет, ведь как раньше уже никогда уже не будет, и Джон не обманывается на этот счёт. Но это не значит, что новое не может быть ещё лучше.
— Дай-ка попробовать, — отложив формочку, Джон смотрит на свои испачканные в тесте и муке ладони, пытается их отряхнуть, но это ни к чему не приводит. Вздыхает и в итоге просто подходит ближе к сестре, наклоняя голову.
Та рассматривала присыпки для украшений и как раз заметила золотые звездочки. Поместив звезду прямо на кремовую верхушку, волшебница легко подхватывает кекс, отодвигает бумажную формочку, в которой выпекалось изделие и подносит к его губам.
— Нос о ёлку не испачкай.*
— Уфу, — отзывается Джон, делая аккуратный укус, но всё равно безнадежно влезает в крем. Теперь размазанная снежная шапка гнездится на кончике его носа, но оборотень довольно облизывает губы, нарочно игнорируя этот факт.
Вернувшаяся с блюдцем и кексом Сирша показывает поднятый вверх большой палец, а потом прыскает со смеху.
— Можешь делать такие елочки и творить, — кивает она Авроре.

* - действия с Рори согласованы.