Поставив финальную точку в эссе, Роз осторожно посыпает чернила пудрой, чтобы они быстрее высохли. И, облокотившись о спинку своего кресла, задумчивым взглядом окидывает гостиную факультета. Столик в углу, у панорамного окна, за которым раскинулась непроглядная толщина Черного озера, может и не самый удобный из-за постоянного ощущения липкой прохлады за спиной, зато с этого места прекрасно всё и всех видно.
Взгляд её останавливается на диване и креслах по центру, где расположились старшекурсники. Весь вечер она ждет подходящего момента, но неприглядная правда заключается в том, что такого момента просто не существует.
Сдув с листа пудру, Розмерта отодвигает в сторону пергамент и кладет рядом другой, с чужим куцым конспектом. Генри, заказавший у неё за скромную плату эссе по истории магии, определенно спит на уроках профессора Биннса. А ещё находит занятие интереснее, чем наверстывание пропущенного и выполнение домашнего задания. Но ей же от этого лучше.
Убедившись, что почерки похожи, волшебница ставит несколько выверенных клякс, а потом ещё в одном месте, словно из-за неосторожности, смазывает несколько слов движением пальца. Она не знает, обратит ли профессор Биннс на такое внимание, но Генри не бывает аккуратен в записях, а Розмерта не собирается рисковать.
Вот так отлично, работа закончена.
Собирая в сумку письменные принадлежности и свитки, Розмерта злится на себя, когда ловит на преднамеренной медлительности.
Ну что за детский сад!
То, что ей предстоит, не так сложно, как кажется.
Вообще не сложно.
И нестрашно.
И пугает её до нехватки воздуха не это, а возможный отказ и необходимость искать другое решение. А если бы другое, очевидное и безболезненное, было, то она бы им уже воспользовалась.
Поднявшись и повесив сумку на плечо, Розмерта проводит одной ладонью по волосам, желая убедиться, что они не растрёпаны.
Делает вдох, а потом выдох.
Направляется к центру гостиной и с улыбкой, тихой и приветливой, останавливается рядом с одним из кресел. Кивает в знак приветствия на пойманные взгляды и останавливает свой на конкретном семикурснике.
— Родольфус, можно тебя отвлечь на несколько минут?
Розмерта кивает в сторону, давая понять, что это будет разговор не для лишних ушей.
И добавляет, не забывая о вежливости:
— Пожалуйста.

Начало положено, но Роз не радуется этой маленькой победе. Лишь позволяет себе медленный неслышный выдох, осознавая, что невольно затаила дыхание в ожидании ответа.
Дальше — сложнее.
Пока они отходят в сторону, она невольно задумывается, не ошиблась ли с выбором?
Вернувшись с проклятых каникул обратно в школу, помимо чемодана Розмерта привезла с собой тяжелое осознание, насколько всё дома плохо. Вдумчиво прикинула возможные варианты, а потом совершенно новым взглядом посмотрела на окружающих себя людей. И очень тщательно выбирала, к кому стоит обратиться.
Обернувшись через плечо на оставшуюся посреди гостиной компанию, Розмерта достает волшебную палочку и произносит заклинание, делающее пространство вокруг них непроницаемым для звуков. Шум гостиной словно отрезало, но и их разговор теперь ни у кого не получится подслушать.
— Чего тебе, Грей? — Вопрос спокойный, прямой и ровный.
Нет, она не ошиблась.
Взгляд её скользит по расслабленному узлу галстука. Поднимается выше, к едва заметной ямочке между ключиц. Чтобы заглянуть в глаза, приходится слегка запрокинуть голову. Но делает это волшебница с таким невозмутимым достоинством, словно они на равных.
— Мне нужна помощь, — произносит она буднично, словно речь идет о неподдающемся заклинании или домашнем задании.
Розмерта умеет просить о помощи и не считает это зазорным. Это не превращает её автоматически в слабую неудачницу.
Возможно, потому что она точно знает, что многое может сама.
Не то чтобы хочет, но точно может, если придется.
Ей точно достаточно того, что внутри, чтобы справиться: запасов сил, здравого смысла, веры и способности укрощать свои страхи.
Она отчетливо понимает, что это её ресурсы, личные, и они не превращаются в пепел из-за отсутствия рядом поддержки и надежного плеча. Несуществующего в её жизни взрослого, который должен решать те проблемы, что опустились на её плечи.
Розмерте всего четырнадцать, а она словно взрослая с рождения. Вот как-то сразу.
Она и сама не помнит себя ребёнком: беззаботным, звонким, хулиганящим. Обычным живым ребёнком.
Зато прекрасно помнит, что её жизнь складывается из множества просьб, различных по весу и сложности.
Это такая социальная игра, которую ей пришлось освоить с детства. Во всемогущих взрослых и беспомощную девочку, юношей и девушку, спасателей и спасённую, в тех, кому приятно помочь, и ту, кому помогли.
И перед следующими словами маска спокойствия на лице волшебницы дает скромную трещину, через которую проскальзывает смущение.
О чём-то подобном и соразмерном она всё же ещё никогда и никого не просила.
Убрав руки за спину и сцепив холодные пальцы, волшебница перекатывается с пяток на носки и обратно.
— Финансового характера.
И не представляет, чем может расплатиться. И в этом как раз кроется проблема.
— Я понимаю, что с третьекурсницы взамен ничего не взять. С меня ничего не взять, — как и с её семьи, иначе бы этого разговора вообще не было. — Но долг платежом красен. Вот и буду… должна.

От его жеста, такого небрежного и естественного, Розмерта не отстраняется, не кривится, не впадает в ступор. Только внутри что-то на мгновение перемыкает, и, может, удивление мелькает во взгляде, но исчезает после нового взмаха ресниц.
Любого другого она бы осадила или остановила, не посмотрев на разницу в возрасте или социальном статусе. Потому что личное пространство на то и личное, чтобы в него не вторгались бесцеремонно и без спроса.
Но сейчас Розмерта реагирует так спокойно, словно Родольфус Лестрейндж каждый день поправляет ей волосы.
Словно он имеет на это полное право.
И дело совершенно точно не в том, что в эту минуту она просит у него денег.
Но об этом она подумает позже: и о своей реакции, и о том, как странно ощущается призрачное тепло его руки. И что навстречу задержавшейся ладони хочется склонить голову и коснуться её щекой. В поисках чего-то, что Розмерта в своей жизни никогда не видела и не получала.
Она не парирует его слова и не опровергает. Ничего не говорит. Только дёргается, почти зеркально, уголок губ, обозначая усмешку. Розмерта знает цену себе и своим усилиям, но будет ли этого достаточно, чтобы чего-то добиться в этой жизни? Может ли этого хватить, если столько всего тянет её на дно?
Она думала о том, чтобы не брать на себя эту новую ответственность. Честно хотела остаться в стороне ещё в тот момент, когда возвращалась из школы домой на короткие рождественские каникулы, уже зная, что дома её будет ждать не только мать, и Лиам, но и новорожденный новый брат. Это ребёнок Шейлы и её же проблема. А ей, Розмерте, нужно думать об учёбе, чтобы однажды не вернуться в убогий дом на краю Фелдкрофта.
Но стоило ей увидеть младенца, и что-то внутри надломилось. Почти так же, как в ситуации с Лиамом. Вся её холодная уверенность рассыпалась осколками перед иррациональной любовью, больше похожей на панику. Следом за которой последовало тошнотворное, неистовое чувство вины. Ведь в эту же секунду Розмерта поняла, что не хочет такой любви. Делающей её зависимой, обязанной и от этого слабой. Они не были похожи: ни друг на друга, ни на мать. Но глядя на Уилла, Роз понимала и чувствовала, что он её брат. И она не хочет, чтобы у него было хоть вполовину такое же детство, как у неё и Лиама.
— Сколько тебе нужно?
Ещё одно покачивание с пяток на носки, на цыпочки, словно она тянется следом за отступившим на шаг волшебником. Опускается через секунду обратно и каблуки чуть стучат об пол.
Розмерта понимает, что это не «нет» и не «да», просто вопрос. Логичный и правильный. Уместный.
А ещё она чувствует, как любопытные взгляды прожигают её между лопаток, но запрещает себе оглядываться на ту компанию, в которой сидел Лестрейндж до этого. Пусть думают что хотят.
Запрещает она себе и отвести в сторону взгляд, разрешает только наклонить к плечу голову, всё так же глядя глаза в глаза.
— Мне нужен домовой эльф.
И тень улыбки невольно проступает на губах, потому что это явно не то, что можно было ожидать.
И вопрос не только в цене, но и в том, что позволить себе такое приобретение непросто. А ещё их открытая продажа осуждается, но всё же ещё происходит.
Тонкая бровь изгибается в незаданном вопросе. Поинтересуется он, зачем ей это, или нет?
Согласится или уйдет?

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-07-29 15:44:16)

Между ними повисает такое долгое и вязкое молчание, что Роз в какое-то мгновение становится сложно дышать, а улыбка исчезает.
Впрочем, самое сложное уже позади.
Поэтому она терпеливо ждет и никак не реагирует на мимолетное прикосновение к своему лбу, только несколько раз быстро моргает.
Ждет, когда Родольфус отходит к креслу, задумчивый и молчаливый. Смотрит на его кажущуюся расслабленной позу и пытается понять, что в этот момент происходит у него внутри, в голове.
Чуть щурится, слыша продолжение за: «А что дальше?» Слова неторопливые и спокойные, но в контексте и между ними Розмерта различает всё, что нужно. Все полутона.
— Понимаю, — отзывается волшебница и медленно кивает в такт единственному сказанному слову.
Услышь она такую просьбу, то тоже решила бы, что говорящий не в себе.
— Решил, что мне пары от зелья в голову ударили? Или что это девчачья придурь, но пожелать новую мантию или красивую безделушку слишком банально?
Уголки губ приподнимаются, но лишь обозначают улыбку.
На ней нет украшений. Совсем.
Ни цепочки, ни колечка, ни браслета. Ни-че-го.
Потому что уж лучше так, чем пытаться дешево и некрасиво подделать то, чего нет: богатство и происхождение. Но Розмерта убедила себя, что ей всё это и не нужно. Да и не в украшениях дело. Некоторые девчонки ходят, словно ювелирный магазин ограбили, да только собственной ценности им это не добавляет.
Она осторожно подходит ближе к креслу, останавливается в нескольких шагах от него.
Думает. Взвешивает. До боли сжимает пальцы за спиной.
Решает сократить дистанцию и, преодолев оставшееся расстояние, сжимает в ладони ремешок сумки и опускает её сбоку от кресла.
Неторопливо присаживается, разглаживает неровные складки на юбке. И только после этого поднимает взгляд на Лестрейнджа. Смотрит в глаза, хотя внимание хочет ускользнуть к аристократично тонким пальцам и волшебной палочке в них.
От пола веет холодом, прямо как от окна, но Розмерта этого словно вовсе не замечает.
Она не хочет об этом говорить, потому что это только её дело. И потому что она не нуждается в жалости или сочувствии.
Но в противном случае эта просьба так и останется легкомысленным желанием взбалмошной девчонки.
Она понимает, что для этой просьбы важен контекст и его понимание.
Понимает, но всё равно задерживает дыхание на глубоком вдохе, прежде чем объяснить.
— Моя потаскуха мать не так давно осчастливила этот мир рождением двух мальчиков. Вот только её больше интересует то, что находится на дне бутылки, а не грязные и голодные дети. — В холодной, словно стальной интонации голоса проскальзывает искра злости, находит отражение во взгляде. — Пока я большую часть года нахожусь в школе, мне важно, чтобы за ними присматривало хоть одно разумное существо. Мне действительно нужен домовой эльф.
Не нянька, которая будет работать за деньги, а идейный раб, готовый служить и делать всё то же самое за… да ни за что. Просто потому, что их так странно то ли природа задумала, то ли общество когда-то сломало и исказило.
Хоть Розмерте и слегка тошно от этой мысли, но… какой у неё выбор? Попросить денег на няньку? А сколько для этого вообще нужно галлеонов? На какой период времени? А потом что, пустить в дом незнакомую женщину? Слишком много переменных и рисков. К тому же она не уверена, что мать не выгонит незнакомку будучи пьяной.
— Не предлагай обратиться к директору или декану. — Звучит спокойно, но всё же чуть ровнее, чем всё сказанное до этого.
Об этом она тоже думала. Но…
— Им наплевать, и они сделают так, как сочтут правильным. А их правильное решение не равно лучшему. Я не хочу, чтобы нас разделили и их раздали, как бездомных котят, по приемным семьям.
Если, конечно, таковые найдутся.

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-07-28 17:38:33)

Да, она с ним полностью согласна. Уж лучше бы то был каприз и девчачья придурь. Какое-нибудь совершенно нелогичное «Хочу!» без унылого «надо» или отвратительного «необходимо».
Но у Розмерты не бывает таких «Хочу», а с рождением двух мальчишек она вовсе не представляет, когда по-настоящему начнется её собственная жизнь, а не замкнутый бег по кругу.
Иногда, ночью перед сном, она думает, как было бы легко все проблемы решить одним заклинанием. Шепотом сорвавшееся с губ «Инсендио» обратится в жадное и голодное пламя до самого неба, а потом превратит в пепел и белесые кости всё её проблемы. И потом можно будет разрешить себе расплакаться, услышав печальные новости. И пока все будут думать, что это от горя, только она будет знать, что от облегчения. Эти тягучие мысли согревают лучше камина, но отдают прелой горечью. Розмерта позволяет себе представить всё это и то, что будет дальше. И знает, что никогда себя за такое не простит. Да и не сможет сделать. Это просто злые мысли очень уставшей, обиженной и злой на несправедливость жизни девочки. Той, которую она надежно держит под замком, показывая миру совершенно другую сторону монеты.
Она ничего не говорит, не подтверждает и не опровергает. Только поднимает бровь в немом вопросе. Оставить семью, на это намек? Просто… развернуться и уйти? Бросить их, беспомощных и нуждающихся, как её саму, ещё нерожденную, когда-то бросил отец. Не сейчас – сейчас не получится – так хотя бы через четыре года, после выпуска из школы.
Розмерта вздыхает. Самую малость неровно и устало.
Она не волнуется, потому что в чужом молчании почему-то ни мгновения не сомневается.
Но чувство… странное. Потому что Лестрейндж — первый, с кем она поделилась этими неприглядными деталями своей жизни. И если бы не острая необходимость, то ни за что бы не вытащила всё это на свет.
Первый и, кажется, что самый неподходящий человек для таких разговоров. Но только в том случае, если бы Роз были нужны сочувствие, жалость и теплые объятия в качестве поддержки.
Но ей нужно не это, и поэтому чужое спокойствие и едва ощутимая заинтересованность, от которой по спине пробегают мурашки, в корне меняют дело.
— Так говоришь, словно кто-то спросит её мнение, — Розмерта пожимает плечами и обводит задумчивым взглядом гостиную, но ни на ком не задерживает внимание.
Накручивает на палец золотистый локон и думает, что этот вопрос уместен и сама ситуация похожа на скользкий камень.
Эльфы наивны и простодушны, но она не думает, что они тупы. Скорее несколько… своеобразны. Но это точно не будет помехой для таких задач, как накормить, помыть, одеть и проследить, чтобы ребенок не лез туда, куда лезть не следует.
Но они действительно слишком покорны и услужливы. Её мать, конечно, тоже та ещё тряпка, но Розмерта вообще не представляет, сколько в её голове осталось здравомыслия и насколько её может ломать при желании выпить. Она может надеяться на её рассудительность, но второй раз обжигаться на одном и том же глупо. Где была её рассудительность, когда она раздвигала ноги или хотя бы не озаботилась о последствиях?
Обернувшись в сторону Лестрейнджа, девушка опирается рукой на подлокотник.
— Разве для них не существует иерархии? Как-то же в семьях решается этот вопрос, чтобы эльф не выполнял глупые или опасные приказы детей или сумасшедших стариков.

На словах про кипяток взгляд Розмерты останавливается на Лейстрендже. Она лишь поджимает губы, но молчит. Принимает услышанное со всей серьезностью, чувствует угрозу. Не в нём и не в его словах, а в том зыбком будущем, которому старается придать хоть крупицу надежности. Но с таким же успехом можно строить карточный домик.
Что ж, ладно, выходит, у неё есть ещё одна проблема, с которой нужно разобраться. Причем эта становится первоочередной и главной. Иначе её восхитительная мать умудрится всё испортить. Снова.
Тихие щелчки в вакууме заклинания, отрезавшем их от прочей гостиной, звучат словно метроном. Не отвлекают и не мешают, просто звучат. Напоминают, что она не одна и что этот разговор не окончен. И что ответа, четкого и понятного, у неё на руках тоже ещё нет.
Волшебница слушает, думает и молчит.
Следит за взглядом Родольфуса. Чуть качает головой.
Чужие семьи её мало интересуют. И вовсе не потому, что не хочется смотреть, как и что происходит у других, в нормальных семьях. Розмерта не видит смысла тратить время на бессмысленные вещи, но некоторые случайные шепотки достигают её сами собой. Наверное, точно так же, как окружающих могут касаться слухи о её «семье». Не настоящей, а той, что где-то тоже носит эту же фамилию.
— Чей это дом, — повторяет она медленно, вдумчиво, спокойно.
Выдыхает, закрывая глаза.
— Это решаемо, — не сложно и не легко, обычно. Так же обычно, как отработка сложного заклинания или длинный конспект по трансфигурации. Нужно всего лишь усилие и…
— Только время нужно, — всё упирается в него.
У неё нет времени, и она не хочет, чтобы Лиам надолго оставался один на один с матерью и младенцем.
Но и форсировать события, находясь в школе, Роз не в состоянии. Ей нужно быть дома, чтобы что-то изменить.
Интересно, есть хоть какой-то шанс покинуть на время школу, скажем, на неделю, чтобы разобраться с этим? Прикрыться помощью семье… Или болезнью матери? Нет, это не вариант. Да и хватит ли ей недели?
Значит, придется дождаться летних каникул, чтобы сделать всё аккуратно и не натворить в спешке глупостей. 
— Я только к августу смогу уладить эту… неприятность.

Сомневается? Тонкие брови взлетают вверх в удивлении, и на мгновение на лице Розмерты застывает это недоумение, а потом она тихо, но всё равно звонко смеётся, показывая улыбку. Искренне и без всякой обиды.
К этому она привыкла — что за милым личиком видят хрупкую девочку. И знает, что этим можно — а иногда даже нужно — пользоваться. Если карты на руке хреновые, то в полезный инструмент превращается не только ум, но и внешность. Главное — не дойти до той же черты, что и её мать.
— Кажется, сейчас ты недооцениваешь меня.
Совершеннолетие — это просто цифра, на основе которой работают некоторые законы и правила. Не более того. И, как любую другую формальность, её можно обойти, если приложить немного усилий. Она же не говорит, что это будет просто, только лишь, что понадобится время. А предшествующий этому остаток учебного года даст достаточно пространства для того, чтобы всё хорошо продумать и взвесить.
Но… не придется?
И снова удивление, но на этот раз более сдержанное и вежливое, на границе недоверия.
«С чего бы?» — перекатывается в мыслях и на языке, но Розмерта проглатывает эти слова. Склоняет к плечу голову.
Есть что-то опасное в таких фразах. И, подумав, волшебница понимает, что: недосказанность. И отсутствие понимания всех условий. А с другой стороны, знала бы она больше при другом раскладе?
Вопрос про декана отвлекает её от этих мыслей. Но отвечает Розмерта не сразу, оставив себе немного времени для выбора осторожных формулировок.
— Он больше заинтересован в тех, кто станут отличным дополнением к его коллекции и могут быть полезны в будущем. Дети из влиятельных семей, кто так или иначе займут приличные должности в Министерстве, или действительно талантливые ученики. Я не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Так зачем прикладывать усилия?
Да, она хорошо учится. Не нарушает дисциплину, по крайней мере так, чтобы об этом знали и факультет терял из-за неё баллы. Не создает проблем и даже решает порой чужие. Конечно, не за простое «спасибо». Возможно, она могла бы выделиться и отличиться, если бы хотела этого, но Розмерта не хочет. Зачем прыгать выше головы и стараться добиться внимания в глазах старика, когда есть вещи и дела важнее. Она, конечно, слышала, что профессор Слагхорн часто помогает своим любимчикам, чтобы будущие звездочки точно засияли и были благодарны, и благодарность свою хотели выразить как-то материально, но это не для неё.
Поэтому для декана она остается из числа тех, кто просто создают фон.
— Мы не встретимся в Хогвартсе, они сильно младше меня. Значит, то немногое время, что мы можем сейчас быть вместе, окажется для нас потеряно. Родная кровь — не вода, но окружение и разрозненность превратят нас в незнакомцев.
Возможно, что это не худший вариант. Возможно, что это вообще единственный реальный шанс дать своим младшим братьям пусть и приемную, но нормальную семью. Или хотя бы место, где о них смогут позаботиться. Всего-то и нужно, что показать обществу несостоятельность своей матери и примерить на себя ярлык сироты.
Розмерта думает, что с Шейлой рассталась бы без лишних сантиментов, она уже несколько лет называет её только по имени, похоронив где-то глубоко внутри саднящее и болезненное слово «мама».
— С родителями нам, может, и не повезло, но я не хочу терять их. 
Если только не будет иного выхода. Если это будет единственной возможностью для выживания каждого из них.
И волшебница всё же спрашивает:
— Я хочу знать о способе, которым ты поможешь мне раньше августа?

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-07-29 18:02:23)