Have you seen these wizards? Sybill Trelawney, Lucius Malfoy, Corban Yaxley
The ones that love us never really leave us. And you can always find them in here.

Marauders: forever young

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marauders: forever young » СЮЖЕТНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 31.10.1979 Неуклюжая помощь [л]


31.10.1979 Неуклюжая помощь [л]

Сообщений 1 страница 30 из 31

1

Неуклюжая помощь

https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/575342.png

Дата: 31.10.1979
Место: Ньюпорт, Акациевый проспект.
Действующие лица: Malcolm McGonagall, John Dawlish.
Краткое описание: Подразделение духов, которое находится на четвертом этаже в Министерстве Магии, просит о помощи!
Призрак бабушки преследует маленькую маггловскую девочку и сводит её с ума. В этом нужно разобраться!
Сроки и условия отписи:
● Круг у игроков длится 2 дня, до 22:00 по Мск. На отпись ГМа даётся 1 день, до 22:00 по Мск.
● Кол-во символов в постах НЕ ограничено, но мы призываем вас не писать более 2500 символов.
● Кол-во постов за 1 круг у игроков не ограничено, но подразумевается, что динамика должна быть 1 круг = 1 пост. Если ситуация будет подразумевать, что НПС может ответить раньше, чем наступит отпись ГМа, то он постарается подключиться и ответить.
Механики:
1. В эпизоде вам доступна механика сбора записей, которые помогут восстановить недавние события и глубже понять историю. Всего их десять штук, и каждая сейчас обозначена серым замочком. Как их собирать? Увы, в этом вопросе подсказки не будет. По мере разблокировки прогресс будет отображаться в шапке эпизода.
Сюжет подразумевает, что вы можете вообще не выбирать этот путь и не разбираться в ситуации. Всё зависит от ваших действий и вашего выбора!
2. Ещё ниже расположена «Шкала отчаяния». Говорящее название, да? Исход истории (не обязательно прямой) зависит от того, в каком состоянии будет этот показатель на конец квеста. Какие действия уменьшают показатель, а какие увеличивают, вам станет понятно по ходу действия. Беспокоиться об этом или нет — ваш выбор!
Гейм-мастера: Sabrina Greengrass, Minerva McGonagall

https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/663849.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/663849.png
https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/663849.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/637979.png https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/663849.png

[html]

<!DOCTYPE html>
<html lang="ru">
<head>
    <meta charset="UTF-8">
    <meta name="viewport" content="width=device-width, initial-scale=1.0">
    <title>Трекер Отчаяния</title>
    <style>
        body {
            font-family: Arial, sans-serif;
            display: flex;
            justify-content: center;
            align-items: center;
            min-height: 100vh;
            margin: 0;
            padding: 20px;
            background-color: #f5f1e6;
        }
       
        .tracker-container {
            background-color: #f5f1e6;
            padding: 30px;
            border-radius: 10px;
            box-shadow: 0 4px 6px rgba(0, 0, 0, 0.1);
            text-align: center;
            width: 100%;
            max-width: 400px;
        }
       
        .tracker-title {
            font-size: 28px;
            margin-bottom: 30px;
            color: #8b4513;
        }
       
        .scale-container {
            position: relative;
            height: 30px;
            background: #e8d8c3;
            border-radius: 20px;
            margin-bottom: 20px;
            overflow: hidden;
        }
       
        .scale-fill {
            position: absolute;
            height: 100%;
            background: linear-gradient(90deg, #d2b48c, #cd853f, #b22222, #8b0000);
            border-radius: 20px;
            width: 0%;
            transition: width 0.5s ease;
        }
       
        .percentage-display {
            font-size: 32px;
            font-weight: bold;
            margin: 20px 0 10px 0;
            color: #8b4513;
        }
       
        .status-message {
            font-size: 18px;
            font-weight: bold;
            color: #8b4513;
            margin-top: 5px;
        }
    </style>
</head>
<body>
    <div class="tracker-container">       
        <div class="scale-container">
            <div class="scale-fill" id="scaleFill"></div>
        </div>
       
        <div class="percentage-display" id="percentageDisplay">0%</div>
        <div class="status-message" id="statusMessage">Всё под контролем</div>
    </div>

    <script>
        // Установите значение отчаяния здесь (от 0 до 100)
        const despairLevel = 50; // Измените это значение на нужный процент
       
        // Элементы DOM
        const scaleFill = document.getElementById('scaleFill');
        const percentageDisplay = document.getElementById('percentageDisplay');
        const statusMessage = document.getElementById('statusMessage');

        // Функция для обновления отображения
        function updateDespairTracker(percentage) {
            // Обновление визуального отображения
            scaleFill.style.width = `${percentage}%`;
            percentageDisplay.textContent = `${percentage}%`;
           
            // Обновление сообщения о статусе
            updateStatusMessage(percentage);
        }

        // Функция для обновления сообщения о статусе
        function updateStatusMessage(percentage) {
            let message = '';
           
            if (percentage === 0) {
                message = 'Всё под контролем';
            } else if (percentage <= 25) {
                message = 'Лёгкое беспокойство';
            } else if (percentage <= 50) {
                message = 'Напряжённость растёт';
            } else if (percentage <= 75) {
                message = 'Сильное волнение';
            } else {
                message = 'Критический уровень!';
            }
           
            statusMessage.textContent = message;
        }

        // Инициализация трекера с установленным значением
        updateDespairTracker(despairLevel);
    </script>
</body>
</html>

[/html]

[hideprofile]

Отредактировано Game Master (Вчера 19:20:17)

+7

2

Задание № 784-ПРЗ

Дело пахнет не порохом и темной магией, а пылью архивных полок и... тыквенно-гвоздичным чаем, что стоит на столе уставшей сотрудницы Подразделения духов. С приближением Хэллоуина её отдел, расположенный на четвертом этаже Министерства, буквально захлебнулся в жалобах. Множество призраков, обычно спокойных и мирно ведущих своё существование, словно сорвались с цепи, и рук на всех катастрофически не хватает.

Внимательно изучив тонкую папку с очередным делом, женщина вздыхает. Интуиция ей подсказывает, что на такое «нечто» лучше отправить двух волшебников, чем кого-то одного. Особенно если эти волшебники — аврор и хит-визард, привыкшие гонять по переулкам Лютного тёмных магов и нечисть покруче.

Призрак старой ведьмы привязался к девочке-магглу, — её голос звучит апатично, заученно. — Наши наблюдатели отмечают странную активность — призрак пытается помогать девочке, насколько это вообще возможно, но забывает, что она его не видит. Создаёт неловкие, а порой и опасные ситуации. Нарушает Статус Секретности. Ваша задача — разобраться, успокоить духа и устранить угрозу разоблачения. Всё чисто, без шума. И... — Волшебница замолкает и поднимает на мужчин усталый взгляд. Уголки её губ приподнимаются в лёгкой улыбке. — Спасибо, что откликнулись.

Дело и правда выглядит пустяковым. Не по статусу, непривычно... но работа непыльная, дел, как говорится, на пятнадцать минут. И как тут отказать, когда в Подразделении духов буквально умоляют о помощи?

Акациевый проспект, 31 октября. Спустя полчаса.

Аппарация проходит чётко, как всегда. Волшебники оказываются на краю узкой улочки, чья обыденность сегодня напрочь сметена буйством Хэллоуина. Воздух, пропитанный запахом мокрой листвы и дыма из труб, теперь несёт в себе ещё и сладковатый аромат тыкв. Сырая октябрьская мгла отступает под натиском оранжевого света фонарей-светильников Джека, чьи прорезанные ухмылки мерцают на каждом крыльце. Призраки из марли, свисающие с деревьев, трепещут на ветру, а с одного забора на прохожих пустыми глазницами взирает картонный скелет.

И среди этого карнавального хаоса мужчины замечают её.

По аллее, не поднимая глаз от асфальта, уворачиваясь от нарядных детей с криками «сладость или гадость!», медленно бредёт девочка-подросток. Её пальто и переполненный книгами ранец выглядят чужеродным, унылым пятном на этом празднике жизни. В её позе — вся гамма отчаяния: опущенная голова, руки, засунутые в карманы, шаги, полные усталости.

И за ней, плывя в метре позади, как самая правдоподобная и оттого самая жуткая часть хэллоуинского убранства, — призрак.

Полупрозрачная фигура пожилой женщины в старомодном платье и шали. Её лицо, испещрённое морщинами, искажено безмерной тоской и... нежностью. Она не сводит глаз с девочки, её шепот, неразличимый для маггловского уха, доносился до волшебников обрывками, полными тревоги, перекрывая веселые крики и смех:

«...не плачь, родная... бабушка с тобой... я всё устрою... всё исправлю...»

Картина одновременно жуткая и грустная.

Что ж... Необычное задание начинается.


Круг для игроков продлится до 22:00 30.10.

+5

3

Малкольм стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за этой парой — живой и мёртвой. Ветер трепал его волосы, но ему было плевать. После последней вылазки в подворотню, воняющей дешёвыми зельями и страхом, эта история с призрачной бабушкой казалась… милой. Настроение у мужчины было приподнятое, словно он выпил веселящее зелье, а не стоял на пронизывающем ветру. Да и праздничная окружающая атмосфера уносила куда-то в приятное далекое детство.

Он тронул Джона локтем, едва заметно кивнув в сторону девочки и её невидимого для магглов эскорта.

— Слышал? — его голос был низким, почти доверительным, но в уголках губ играла усмешка. — «Не плачь, родная, бабушка с тобой». Ну что, Долиш, что думаешь? Настоящая бабка, которая так сильно любит внучку, и что-то так сильно хочет поправить, что в своем праведном деянии не берет во внимание, что девчонке может прописать билет в комнатку с мягкими стенами? — ухмыльнувшись, предположил мужчина. — Нужно бы к ним подойти… вот только…только…

Мужчина выразительно посмотрел на внешний вид напарника, осмотрев того сверху вниз.

— Эх, — вздохнул Малкольм, но вздох этот был деланным, больше для вида. — Значит, так. Нам бы к ним подойти, не устроив массовой истерики, не дай Мерлин. А вокруг, — он широко обвёл рукой украшенную тыквами улицу, — полно мелких свидетелей с гипертрофированной любовью к сладкому. Наши рожи, скажем прямо, для хэллоуинской ночи слишко-о-о-ом серьёзные. Предлагаю, чуть слиться с толпой. А то примут за двух маньяков, потом еще отделывайся от магглов. — Малкольм притворно поморщился, — Я тут приготовил нам «прикрытие» — усмехнулся мужчина. — Чтоб не отличатся от остальной обстановки. Вот, смотри, тебе рожки оленьи. Был Долишем станешь Дэшером, — посмеялся МакГоналагг, предлагая аврору на ободке мягкие рожки, достанные из-под мантии. — Ты чего на меня так смотришь? Хотел костюм феечки? — Малкольм поцокал язычком, типа, блин облажался. — А у тебя с собой зелья нет? Может ты в женщину превратишься? — понизив голос до шёпота, поинтересовался Малкольм. — Ты только не злись, разнополая бы пара не так сильно напрягала окружающих, в компании детей, вернее определенной девчонки. — Еще вернее им была нужна компания призрака, но пока тот с девчонкой был вместе.

Он выждал паузу, доставая из внутреннего кармана пачку мятных леденцов.
— Хочешь сладенького? — Предложил одному Джону. Отломил кусочек другой, с хрустом раздавив его зубами. — Хэллоуинская пора всегда нравилась. Хах. Шалость или сладость… Долиш, а ты что в детстве больше творил? 

Отредактировано Malcolm McGonagall (2025-10-30 19:12:18)

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+4

4

Джон мало имел дел с призраками и еще меньше - с детьми. Ему проще было общаться с узниками Азкабана, заядлыми преступниками и оторвами, - там все было просто и понятно: ни церемоний, ни выбора выражений. Но с запуганной девочкой или с зацикленным призраком стоило хорошенько подумать прежде, чем что-то сказать или сделать. Кроме того, в напарники ему попался хит-визард, с которым Джон ни разу не работал в паре и понятия не имел, на что тот способен. С одной стороны, он был братом лучшей волшебницы Хогвартса, а с другой - строил отношения с его подругой, и этих двух фактов хватало, чтобы доверять парню, да и принадлежности к их профессии говорила сама за себя. Однако с другой стороны, Джон не мог чувствовать себя комфортно с компании человека до тех пор, как собственнолично не убедится в его адекватности. Благо, наконец, эти двоим выпал шанс поработать вместе, и теперь они смогут узнать друг друга получше.
- Думаю, у нашей бабки поехала крыша еще до смерти, но что-то сподвигло ее пристать к магле именно сейчас. Может, это древняя магия преддверия Самайна так действует на призраков...
Долиш замолчал, так как Малкольм весьма выразительно осматривал его внешний вид, будто оценивал и явно не в пользу аврора. Хит-визард предлагал подойти к девчонке, но был явно озадачен тем, что внешний вид волшебников мог только усугубить ситуацию. Правда, альтернативу он давал не лучшую. В ответ на протянутые оленьи рожки и совет перевоплотиться в женщину Джон лишь угрюмо насупливал брови и тяжело дышал, чтобы еще больше не усугубить ситуацию своей реакцией. Дав МакГонагаллу излить свой словесный поток, явно говоривший о его нервозности то ли в присутствии Джона (хотя с чего бы?), то ли от предстоящего дела, Джон устало посмотрел на мятную конфетку, но все же взял, чтобы положить в карман, - вдруг пригодится.
- Малкольм, я учился на Хффлпаффе, - словно, что-то очевидное произнес Джон, - надеюсь, глупые вопросы отпали?
Закатив глаза, Долиш все же не удержался от веселой улыбки, но почти сразу стал серьезным.
- Слушай, мы не будем ни в кого переодеваться. Сейчас канун Хэллоуина, мы выглядим вполне нормально, даже наоборот, сливаемся с толпой. - Джон поправил мантию, стряхну с нее невидимые пылинки. - Сложность, скорее, не в девочке, а в призраке. Мы для нее не представляем опасности. Конечно, мы можем создать завихрения воздуха, чтобы развеять ее на какое-то время, но девочку это не спасет. Нам нужно показать бедняжке, что мы знаем, что с ней происходит, верим ей и хотим помочь.
Джон мотнул головой в сторону девочки, чуть отдалившейся от толпы детей.
- Ты выглядишь как-то более дружелюбно что ли. Берешь на себя девчонку, а я поговорю с бабкой.
Когда волшебники приблизились к странной паре человек-призрак, Джон аккуратно достал волшебную палочку и не вытаскивая ее из-под мантии, сотворил небольшой поток воздуха, чтобы призрак чуть отстал от своей жертвы.
- Ты же понимаешь, что она не видит тебя, - тихо обратился Джон к привидению, снова пряча палочку, - ты пугаешь ее, не очень-то похоже на заботу и желание помочь.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+5

5

— Нет, еще один глупый остался: на Хаффлпаффе аскеза на сладости или шалости? — Тут же выдает Малкольм.

— Жаль, — сказал он на нежелание Джона прибегать к переодеваниям. — Ну что же, придётся приберечь на Рождество, там уж олень Санты будет в тему, - улыбнувшись ответил Малкольм.

Услышав распределение ролей, Малкольм едва не поперхнулся остатками леденца.
— Предпочитаешь старушек? — тут же выдает МакГонагалл, когда Джон уже нацеливался на призрака. — Да еще и мертвых?!… Слышал, что у каждого свои предпочтения... есть о чем подумать, — весело улыбался Малкольм. — И да, Джон, не бабка, а мадам... больше уважения. Женщины такие обидчивые, после смерти, скорее всего, не меньше. Не стоит пренебрегать манерами, а то даст нам отворот-поворот еще в самом начале нашего дела, — советовал Малкольм, а сам уже перевел взгляд на девчонку.

Пока Джон творил своё незаметное завихрение и начинал свой тихий разговор с невидимым магглам собеседником, Малкольм нагнал девочку, специально встав так, чтобы она стояла спиной к призраку и Джону. Надо было отвлечь, перехватить внимание, сделать так, чтобы она не обернулась и не увидела, как его напарник шепчется с «пустотой».

— Эй, постой-ка! — его голос прозвучал нарочито бодро, но без нажима. Присел на корточки, чтобы оказаться ниже по уровню и не нависать над девчонкой. Попытался словить её взгляд, стараясь не смотреть пристально, а просто встретиться глазами. Не напугать ещё сильнее — вот была задача. — Вижу, праздник у тебя так себе выдался... Не то что у этих обормотов с тыквами. — Он кивнул на толпу весёлых галдящий и перебирающих свои сладости детей. — Чуть ли все конфеты не отобрали, но несколько уцелело. — по-доброму улыбался мужчина.

Взгляд Малкольма скользнул по переполненному ранцу, по усталой осанке.

— Учёба, конечно, дело важное... но в такую-то ночь? —Выдержал паузу, давая ей хоть как-то отреагировать, но видя лишь испуг, вздохнул с искренним сочувствием. — Слушай, не хочешь… э-э-э… мятную конфетку? Когда настроение на нуле, сладкое иногда помогает.

Его внимание было обращено и на девочку: на её глазах, на малейшем движении, пытаясь угадать, что сможет растопить лёд её страха, а также старался краем глаза не выпускать из виду и Джона с призрачной мадам.

Отредактировано Malcolm McGonagall (2025-10-30 20:06:32)

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+5

6

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 31.10.

Отредактировано Game Master (2025-10-30 22:20:39)

0

7

Поток воздуха заставляет полупрозрачную фигуру слегка колыхнуться, как дым. Призрак медленно оборачивается, и её взгляд, полный мгновение назад тоски, вспыхивает ледяным негодованием. Её очертания становятся чуть четче, а голос звучит властно и громко, хотя его по-прежнему слышат только волшебники.
Как ты смеешь?! — Возмущается женщина, и воздух вокруг становится холоднее. Или это промозглый ветер забрался под воротник? — Отчитывать меня, как последнюю школьницу, да еще и с палочкой в руке. Какое неуважение! Сначала представься должным образом, юноша! Вот в мои годы молодежь знала толк в учтивости!
Гордо приосанившись, она смотрит на Джона сверху вниз, словно перед ней не аврор, а невоспитанный первокурсник.
Вы, современные волшебники, только и умеете, что тыкать своими палочками во всё подряд, не разобравшись. Конечно, она меня не видит, она же маггла! Но она чувствует! Чувствует, что о ней кто-то заботится! Я не даю её в обиду, успокаиваю, насколько могу, такую маленькую, несчастную...
В лице женщины что-то меняется, появляется эмоция, отличная от негодования. Что-то, что можно принять за искреннее переживание.
[indent]
[indent]
Услышав оклик, девочка вздрагивает и резко останавливается, словно пойманная на месте преступления. Её глаза, широко раскрытые от страха, мечутся по сторонам в поисках пути к бегству. Она инстинктивно прижимает руки к груди, как щит.
Я... Я не могу разговаривать с незнакомцами, — выдавливает девочка дрожащим голосом.
Её взгляд падает на конфету в руке Малкольма, и в нём читается не детский интерес, а чистейший ужас.
Мне... Мне нельзя. От чужих... Нельзя брать.
Она делает шаг назад, готовая в любой момент сорваться с места.
Чужие доброта и сочувствие кажутся ей подозрительными и пугающими. В её мире нет места внезапной доброте. Тем более от незнакомца.
И вспоминаются все наставления мамы, продиктованные холодным тоном и со строгим лицом.
Нельзя разговаривать с незнакомцами на улице.
Нельзя ничего у них брать.
Нельзя садиться к незнакомым людям в машину, а то случится что-то очень страшное.
Можно я уйду, пожалуйста? — Шепчет девочка, и в её взгляде плещется паника.
Видно, что она готова закричать, пронзительно и громко, чтобы позвать на помощь.


Круг для игроков продлится до 22:00 2.11.

Отредактировано Game Master (2025-10-31 01:34:30)

+5

8

Джон догадывался, что призрак старушки не оценит его поступка и, скорее всего, разозлится, но в то же время ему нужно было привлечь ее внимание, а это можно было осуществить, только слегка оскорбив ее своими бесцеремонными действиями и словами. В противном случае, она могла бы даже не отреагировать. Привидение явно завелось, сделав полный возмущения выговор Джону, как непослушному мальчишке, с чем он был в какой-то мере согласен. Виновато опустив голову, чтобы теперь подыграть разбушевавшейся старухе, Джон дал ей возможность полностью высказаться и оказался прав, ибо пожилая женщина очень быстро сменила гнев на милость, стоило ей заговорить о девочке. Теперь она, кажется, была готова к взаимодействию, и Джон обязан был ничего не испортить.
- Да, мэм, - чуть склонил голову в уважительном жесте аврор, - я немного растерялся и не знал, как привлечь ваше внимание! Это было непозволительно. Разрешите мне загладить свою вину и помочь вам. Вижу, с девочкой что-то происходит, и только вы знаете что. Вы хотите помочь ей, но ваша, простите, бестелесность, не дает вам возможности это сделать. А мы с другом, напротив можем осуществить то, что нужно. Только скажите что.
Краем глаза Джон наблюдал за действиями напарника, мысленно закатывая глаза. Разумеется, запуганная девочка не захочет общаться с незнакомым мужчиной, да еще и в такой вечер. Правда, у самого Джона тоже не было идей по поводу того, как заинтересовать бедняжку. Но отпускать ее было нельзя, ведь тогда Джон потеряет контакт и с призраком.
- Скажи ей, что ты знаешь, что с ней происходит, - негромко произнес Джон в надежде на то, что Малкольм услышит его. - Скажи, что хочешь и можешь помочь ей избавиться от всех этих странностей вокруг.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+5

9

Малкольм уловил тихие слова Джона: «Скажи, что знаешь... что можешь помочь...». Благородный порыв и может быть быстрый и логичный, но... нет. МакГоналагг не рыцарь на белом коне, он сейчас — человек, который видит перед собой загнанного зверька. Мужчине казалось, что если он сейчас ляпнет что-то про «странности», это не станет спасательным кругом: девочка не увидит в этом помощи, а только подтверждение своего самого страшного подозрения: этот незнакомец знает о её кошмаре больше, чем должен, а значит, он его часть.

Собственный пульс отдавался в висках. Нужно было менять тактику. Всё его нутро кричало, что нужно сначала обезвредить страх, а уже потом предлагать помощь. Все эти родительские «нельзя» были теперь его главным противником. Он не мог их сломать — таран не годился, только обход.

Медленно, давая ей отследить каждое движение, он убрал конфету в карман. Чёткий, понятный жест: «Я убираю то, что тебя пугает. Угрозы нет». Не просто спрятал, а показал пустую ладонь, развернул её — видишь, ничего нет: «Я разоружён».

— Конечно, нельзя, — сказал он негромко, и его голос вдруг стал совсем другим — без какой бы то ни было веселости, просто тёплым. Он наклонил голову набок, смягчая силуэт и перевел взгляд, не смотрел на неё в упор, а скорее куда-то мимо, давая ей пространство не встречаться с ним глазами. Прямой взгляд, как будто бы тоже казалось угрозой для неё. — Молодец, что помнишь. Должно быть, мама очень о тебе заботится.

Мужчина сделал паузу, позволяя этим словам осесть. Не о страхе, не о правилах, а о маме, которая её любит. Опора на что-то хорошее и безопасное. Малкольм не спорил с правилами, он становился на их сторону, невербального говоря: «Я не враг твоей маме. Я не отменяю её правила, я их уважаю».

— Меня зовут Малкольм. А тебя? — Он спросил это так, будто это была не более чем вежливость, не требуя ответа. — Можно просто Сара? Я тут одного парня знаю, его сестру так зовут... Она тоже книги таскает, говорит, в них проще разобраться, чем в людях. Все правила ясны, и если герой поступает как идиот — это сразу видно. — улыбнулся губами, не обнажая зубы.

Малкольм сделать небольшой шажок назад, увеличивая дистанцию, которую девочка так отчаянно пыталась создать. Физически показать, что он не представляет угрозы и физически не может до нее достать сейчас.

— Я не буду тебе ничего давать, — повторил он, — и не подойду ближе. Обещаю. Но и уходить не могу. Потому что вижу, тебе страшно. И когда человеку страшно, он не должен быть один. Даже если просто молча постоять рядом. Это не против правил, правда?

Он пока предлагал ей не помощь, а со-присутствие. Самую простую форму поддержки: я вижу твой страх, и я разделяю с тобой это пространство, ты не одна. Он давал ей право бояться, не стыдясь этого. И всем своим видом — опущенными плечами, спокойными руками, ненапряжённой позой — словно говорил без слов: «Я просто побуду тут. Я не твой кошмар. Я просто человек, которому не всё равно».

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+5

10

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 3.11.

0

11

Призрак смягчается, увидев почтительный поклон и признание вины. Её тон становится менее надменным, хотя в нём всё ещё чувствуется уязвлённая гордость и бесконечная тревога за девочку.
Наконец-то заговорил как подобает, — ворчит пожилая женщина, но уже без прежнего запала. Её полупрозрачный взгляд снова устремляется к девочке. Она хмурится, увидев рядом с ней незнакомца, но не бросается отгонять его прочь, только наблюдает внимательно и настороженно.
Октавия Кромвелл, — представляется женщина с некоторой чопорностью, приподнимая одну бровь и явно намекая, что кое о чём молодой человек всё же забыл.
Вы правы, сэр. Я хочу помочь, но почти всё выходит боком. В моё время всё было проще... Подшутишь над зазнайкой — он на неделю в себя прийти не может, а тут...
Она бессильно взмахивает прозрачной рукой.
Она так похожа на мою Абигейл... Та же печаль в глазах, то же одиночество. И я не могу просто смотреть, как она страдает! Воистину, самые жестокие существа на свете — дети. Их готовность надругаться не знает себе равных. Я пытаюсь ей помочь, защитить или поддержать, но она не видит меня и часто лишь пугается от того, когда вокруг происходит что-то, — женщина делает небольшую паузу, подбирая нужное слово, — странное.
Призрак замолкает на какое-то время, а потом переводит взгляд с понурившей плечи девочки на аврора.
Да чем вы поможете ей? Вот вы пришли, но даже не ради неё, а из-за меня, и через пару часов исчезнете. Возможно, заставите исчезнуть и меня! А она останется со всем, что происходит в её жизни, один на один. Я лишь хочу, чтобы она знала, что это не так, что она не одна. Что её кто-то любит. Объясните ей это! Скажите ей от моего имени... Скажите, что её любит бабушка Октавия. Может, тогда ей станет легче.
[indent]
[indent]
Страх в глазах Эмили не утихает, но сменяется настороженным, почти аналитическим интересом, когда мужчина уберет конфету и говорит о книгах. Его отступление и мягкий, лишенный давления тон делают свое дело — она не бросается бежать.
Эмили... — тихо и неохотно выдавливает девочка, но её плечи чуть расслабляются. Потому что незнакомец перед ней перестает быть незнакомцем, теперь это «Малкольм». Но всё равно не стоит терять бдительности — ведь взрослые обманывают не реже, а то и чаще, чем дети.
В книгах... всё логично, — шепчет Эмили, соглашаясь с чужими словами. — А в жизни... нет.
Когда он говорит, что не уйдет, потому что видит её страх, девочка поджимает губы, сжимая их в тонкую нить, чтобы только скрыть дрожь. Она быстро, почти незаметно кивает, соглашаясь с его последней фразой. «Это не против правил, правда?» — нет, не против. Молчание ничего не нарушает и не ломает.
И она принимает присутствие Малкольма рядом. Пока что.
Она украдкой, быстрым взглядом скользит по лицу напротив, изучая его. Он не похож на тех, кто обычно её дразнит, но и дразнят её только сверстники. Не похож он и на маму или папу и других знакомых ей взрослых.
Вы... вы не псих? — вдруг вырывается у неё, и она тут же пугается собственной смелости, отводит в сторону взгляд. — Просто... обычно ко мне подходят только... чтобы...
Она не договаривает, сжимая ремешок ранца так, что костяшки пальцев белеют.


Круг для игроков продлится до 22:00 5.11.

+5

12

Вопрос повис в воздухе, острый и прямой, как лезвие. «Вы не псих?» И этот обрывок фразы «обычно ко мне подходят только чтобы...»

И в этот миг у Малкольма сложилось щемящая картина. Он посмотрел на её впившиеся в ремешок пальцы, на эту смесь вызова и ужаса в глазах, на готовность в любой момент сорваться с места. Это не просто страх одиночества. Это страх людей. Специфический, выученный, отточенный тысячей мелких ран. К ней не подходят, чтобы позвать играть или просто поговорить. Такое чувство, что в её мир состоял из тех, кто приближался только с одним намерением — сделать больно. Его собственная ярость к этим невидимым обидчикам на мгновение перехватила дыхание. Но он выдохнул, усмиряя её. И ответил с той же недетской серьёзностью, с которой был задан вопрос.

— Нет, Эмили, — тихо, но очень чётко. — Я не псих. Я... — он искал слово, которое было бы правдой. — Я тот, кто встаёт на сторону тех, кого обижают. По долгу службы. И... — он сделал крошечную паузу, — и по собственному выбору.

Он видел, как она сжала ремешок, и его взгляд скользнул по её побелевшим костяшкам.
— И ко мне приходят... когда устают быть одни против всех. — Он сознательно бросил эту фразу, как спасательный круг. Он не спрашивал, кто и что делает. Он просто занял позицию: «Я не с ними. Я здесь, чтобы быть на твоей стороне.»

Позиция Малкольма здесь была проста, как дыхание: нельзя лечить раны, пока не прекратилось кровотечение. Сначала — безопасность. Потом — всё остальное. По крайней мере Малкольм старался очень осторожно прокладывать путь к вниманию Эмили.

— А я... я покажу тебе одну штуку. Безопасную. Никаких конфет. Ладно? — Он медленно, всем телом демонстрируя мирные намерения, опустился на одно колено. Засунул руку в карман и начал что-то искать. Не палочку. Не конфету. Он достал... обычный камень. Гладкий, серый, размером с голубиное яйцо. Поднял его с земли по дороге? Или всегда носил с собой? Неважно.

Он положил камень на асфальт в пространстве между ними, нейтральной территории.
— Видишь? Просто камень. — Он мягко толкнул его по направлению к ней на пару сантиметров. Жест предложения, если она сама  захочет, возьмёт. Это был просто камушек, без возможной вариации, что вдруг она чем-то становится обязанной, если примет его. — Говорят, если держать в руке что-то... тревога понемногу отступает. Хочешь — возьми. Не хочешь — пусть лежит.

Это был отвлекающий манёвр. Простой, понятный, тактильный объект, на котором можно сосредоточиться. Он давал её рукам занятие, её уму — точку фокуса, снимая давление с необходимости говорить. А сам Малкольм, получив законный повод покоситься на Джона и призрака, ловил каждое слово их тихого разговора. Просьба призрака была простой и страшной в своей простоте.

МакГонагалл бы не хотел, чтобы Джон спешил с выполнением просьбы, чтобы не сорвалось то тонкое, что удалось установить с Эмили. Поэтому решил вмешаться. Но как бросить этот камень в тихий пруд её хрупкого принятия, не вызвав кругов страха? Нужно было найти обходной путь, мост из метафор и намёков, который она могла бы принять или проигнорировать, не испугавшись. Мысли лихорадочно искали зацепку. Книги. Она ведь сказала про книги.

Он снова перевёл взгляд к девчонке.

— Знаешь, — начал он так же тихо, глядя на камень, а не на неё, — та девочка, Сара, про которую я говорил... с книгами... У неё была бабушка Октавия. И знаешь, что она делала? — он позволил лёгкой улыбке тронуть губы, глядя в пространство, вспоминая. — Она рассказывала ей истории. Не те, что в книгах. А свои. Про старый дом, про сад, про то, как пахнет дождь... Говорила, что самые важные истории не всегда записаны. Их просто... кто-то любит и помнит. И передаёт. Как эстафету.

Он рискнул поднять на неё взгляд, всё ещё не настаивая, просто делясь воспоминанием.

— Интересно... — он произнёс это задумчиво, почти про себя. — Интересно, если бы у тебя была такая бабушка Октавия... о чём бы она тебе рассказывала?

Он не спрашивал, есть ли у неё бабушка. Он не утверждал, что призрак реален. Он просто размышлял вслух, предлагая ей безопасную гипотезу, игру воображения. Он давал ей возможность принять эту историю, как принимают книжную — без обязательств верить, но с правом почувствовать. И всем своим существом он следил: дрогнут ли её пальцы, смягчится ли взгляд, когда он произносил это имя — Октавия. От её реакции зависело многое.

Отредактировано Malcolm McGonagall (2025-11-05 07:02:10)

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+6

13

Призрак назвала свое имя, от чего Джон почувствовал себя спокойнее, ведь это значило, что Октавия Кромвелл готова к взаимодействию.
- Джон Долиш, - снова почтительно склонил голову аврор, - рад знакомству.
Джон внимательно выслушал рассказ Октавии, сочувственно кивая через слово, но когда она заговорила о том, что авроры не в силах помочь девочке, мужчина стал серьезнее, своим взглядом выражая явное несогласие, но при этом не источая негатива.
Прежде, чем ответить, Джон взглянул на Малкольма, дела которого улучшились, а попытки найти контакт с девочкой увенчались успехом, хоть он и не послушал совета напарника. На самом деле, Джон чувствовал, что Макгонагалл прекрасно ладит с детьми и лишние указания ему не нужны. Долиш не сомневался, что его напарник найдет точки соприкосновения и внушит доверие бедняжке, хотя изначально это казалось почти невозможным. Девочка не убежала, а вступила в диалог, назвав свое имя. На ее провокационный вопрос Малкольм тоже не растерялся, а мягко и тактично успокоил Эмили. Даже Джон заслушался его историей, чуть не забыв про привидение. Однако он быстро вернул старушке свой интерес.
- Простите, миссис Кромвелл, хотел из их диалога понять, что происходит с Эмили. Но если вы расскажете, то мы сэкономим время.
Джон снова стал сосредоточенным, внимательно посмотрев в тусклые глаза старушки.
- Намерения ваши невинны, но на деле выходит, что Эмили только хуже, - Джон покачал головой, снова взглянув на запуганную девочку, которая как будто успокаивалась. - Да вы и сами все понимаете, но продолжаете... пугать ее. Вам надо понять, что она и сейчас совершенно одна, ведь совсем не видит вас и лишь догадывается о вашем существовании. Но для маглов призраки кошмарны, отчего и помощь вашу принять она не может, поскольку принимает ее за навязчивое внимание.
Джон печально улыбнулся, все же одарив женщину теплым взглядом.
- Октавия, Эмили обязательно узнает о вас, - мой коллега, похоже, нашел с ней общий язык. И ей самой нужно сделать выбор. Но нам следует быть аккуратными. Во-первых, она может испугаться сильнее, а во-вторых, мы не должны раскрывать подробности существования Магического мира.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+5

14

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 6.11.

0

15

...и сейчас совершенно одна... — Голос Октавии звучит приглушенно, словно эхо из глубокого колодца.
Призрак слушает, и её полупрозрачные черты искажаются смесью упрямства и растущего осознания. Она видит, как Эмили разговаривает с Малкольмом, и это, кажется, задевает её сильнее любых слов Джона. И если её что-то и волнует, то это точно не благополучие магической Британии.
Вы не понимаете, сэр Долиш. Я вижу её каждый день. Вижу, как она плачет в подушку. Слышу, как эти малолетние негодяи доводят её в школе. И я не могу... Я не могу просто остаться в стороне и смотреть!
Она порывисто взмахивает рукой, словно желая отсечь любые возражения, и воздух вокруг насыщается холодом.
Конечно, я понимаю, что пугаю её! Но что же мне делать?! Бросить её? Оставить одну в этом кошмаре? Я не могу! Я... Я пыталась рассказывать ей истории. Как своей Абигейл. Садилась рядом, когда она засыпала, и шептала ей сказки о храбрых девах и волшебных садах... Она ворочалась, словно слышала сквозь сон... А наутро я подбрасывала ей в ранец безделушку — красивый камешек, сухой цветок... А это не просто, знаете ли. Не каждый призрак на такое способен. Но всё ради того, чтобы она знала, что о ней думают. Что её любят.
Октавия замолкает, её взгляд теряется в воспоминаниях.
Однажды я рассказала ей самую свою любимую историю — про девочку, которая нашла в старом дупле серебряный ключик... Ключик, что открывал дверцу в мир, где никто не смеялся над ней... Где все проблемы решались магией... Что же там было дальше?.. — Она вдруг обрывает себя, смотря на Джона с внезапной ясностью. — Хотя какая разница, да? Дело ведь не в моих вымыслах и историях. Так с чего же всё началось, хм-м? Дайте-ка подумать…

Для получения подробностей знакомства Октавии с Эмили вам нужно собрать пазл и при написании поста выложить его под спойлером. Пазл могут собрать как оба игрока, так и кто-то один. Если пазл соберет Малкольм, который общается с Эмили, это будет считаться выполненным заданием.

[indent]
[indent]
Когда Малкольм произносит имя «Октавия», Эмили не вздрагивает. В ней нет ни отклика узнавания, ни страха. Она просто слушает, но в её глазах, устремлённых на камень, мелькает тень задумчивости.
У меня нет бабушки, — тихо и бесстрастно констатирует девочка. — Мама говорит, что бабушка умерла давно. Ещё до моего рождения.
А мама слишком практичная и педантичная, чтобы придумать что-то подобное. Её мир построен на цифрах, неопровержимых фактах и счетах, в нём нет места для глупых фантазий.
Я… Я не знаю, — Эмили пожимает плечами и замолкает, её взгляд смягчается.
Но, наверное, поэтому я люблю читать, — потому что никто другой ей не может рассказать истории.
Про рыцарей и драконов. И про отважных девушек, которые сами спасают королевства, не дожидаясь чьей-то помощи. — Она говорит это чуть громче, с искоркой вызова во взгляде. — В книгах... Там всегда есть выход. Герой всегда знает, что делать. Как найти дорогу, как разгадать загадку. И я иногда представляю, что я как они. Что вот-вот откроется потайная дверь, и всё изменится.
Вдохновлённая своим собственным признанием, она ненадолго забывает об осторожности. Но тут же, словно спохватившись, становится настороженной и внимательной. Она быстро наклоняется, подбирает камень и крепко сжимает его в ладони.
Мне... Мне нельзя надолго задерживаться, — говорит она, но не спешит прощаться или убегать.
Ей так странно и легко от возможности говорить с кем-то вот так просто. Что разрывать это мгновение не хочется. И возвращаться домой — тоже не хочется.
А ваша бабушка рассказывала вам какие-нибудь истории?


Круг для игроков продлится до 22:00 8.11.

+5

16

Вопрос застал его врасплох. Не содержанием, а самим фактом. Она не просто слушала — она вступила в диалог, проявила интерес к нему, хоть сама и говорила об уходе. Это был прорыв, хрупкий и беззащитный, как первый лепесток. И его можно было легко помять грузом его собственных, таких же обрывочных воспоминаний.

Бабушка... В сознании мелькнул образ — не ясный, а смазанный, как выцветшая фотография. Не тёплые объятия и сказки на ночь, а строгие, аскетичные комнаты, пахнущие воском и... чем-то ещё. Чем-то тяжёлым. Воспоминание разворачивалось, обретая запах — удушливый букет из множества цветов. Запах похорон. Сначала дедушки, а годами позже — и бабушки по отцу. Он на секунду отвел взгляд, загоняя чувство вглубь, туда, где годами копилось профессиональное умение не давать личному мешать работе. Иначе сгоришь, как спичка, не оставив ничего, кроме пепла.

— С бабушкой... — начал он осторожно, подбирая слова, которые были бы правдой, но не задевали бы какие-то её возможные раны. — Видишь ли, так вышло... Мы редко виделись. — Он позволил себе лёгкую, понимающую улыбку. — Иногда обстоятельства сильнее нас. Бывает, что бабушка есть, а вот... вот этих самых историй... нет.

Он видел, как её пальцы сжимают камень в ладони.

— Но знаешь, — его голос стал тише, заговорщицким, — я вот что понял. Мы не всегда можем выбрать, какие люди и какие истории будут рядом. Но мы всегда можем выбрать... стать самому себе тем, кого не хватает. И найти таких людей. Мне кажется, ты и сама уже стала для себя главной хранительницей историй. Ты же сказала — представляешь себя героиней. Это и есть самая главная сказка — твоя собственная. И ты в ней — та самая отважная дева, что ищет свою потайную дверь. — Он посмотрел на неё с уважением, без тени снисхождения. — И знаешь, эти двери открываются самым неожиданным образом. Просто... нужно быть готовым их заметить.

Мужчина сделал паузу, давая ей это обдумать. Возможно, эта мысль могла бы стать ей опорой. А его профессиональный ум уже анализировал, как мягко, не нарушая Статута, подвести её к мысли, что одна такая «дверь» — невидимая забота — уже пыталась для неё открыться.

— Знаешь, — снова начал он, его взгляд стал отсутствующим, будто ловил далёкий отголосок. — Моя бабушка... сказок не рассказывала. Но однажды сказала одну вещь, которую я запомнил. «Настоящая сила не в том, чтобы всех победить. А в том, чтобы выстоять. Чтобы после самой тёмной ночи просто... зажечь свечу».

Он посмотрел на Эмили, пытаясь понять, отзывается ли в ней это.
— Я тогда не понял. Думал, просто странные слова старого человека. — Он тихо хмыкнул. — А теперь мне кажется, она была права. Ты вот говоришь про отважных дев, что спасают королевства. Но любое королевство... — он приложил ладонь к своей груди, там где сердце, а затем мягко, не указывая, просто жестом очертил пространство вокруг неё, — ...оно начинается тут. И зажечь свою маленькую свечу в темноте — это и есть самое настоящее спасение королевства. Понимаешь?

Он снова дал ей помолчать. Семена таких мыслей прорастали обычно медленно.

— Знаешь, какая самая наглая ложь на свете? — спросил он вдруг, и голос его прозвучал совсем просто. — Это когда тебе кажется, что ты невидимка. Что ты совсем одна и всем плевать. Это чувство... оно первоклассный врун. — Малкольм посмотрел на девочку, стараясь поймать взгляд, но не удерживать его. — Оно шепчет на ухо самые гадкие вещи, и ты веришь. Но посмотри-ка. — Мужчина мягко кивнул в пространство между ними. — Вот я тут. Стою. Слушаю. И мне не плевать. Пока это так — ты не одна. Пусть этот врун подавится своим враньём. — Мужчина мягко улыбается. — И я не один такой. Есть и ровесники, которые тоже бы разделили твои интересы, их просто нужно встретить.

Дал этим словам осесть. Потом его взгляд стал чуть более внимательным, но не давящим.

— Знаешь, я вот о чём подумал... о той бабушке Октавии. — Он произнёс это легко, как бы между прочим. — Интересно, а если бы у тебя была такая... ну, невидимая помощница. Которая тихонько, чтобы не напугать, пыталась бы подсказать, что ты не одна... Как бы она это сделала? Каким самым безопасным способом? — Он чуть склонил голову, глядя на камень в её руке. — Может, тоже оставляла бы красивые камешки? Или что-то другое? Что бы тебе хотелось найти?

Вопрос повис в воздухе, мягкий и небрежный, будто они просто фантазировали. Поймёт ли она намёк? Уловит ли связь? Детская психика гибка, она верит в волшебство, не требуя глобальных доказательств или даже намека на раскрытия Статуса Секретности.

Всё это время он краем глаза следил за напарником, у которого, кажется, диалог с его потусторонней леди тоже налаживался.

картинка

Отредактировано Malcolm McGonagall (2025-11-08 21:18:03)

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+5

17

Джон старался быть обходительным с призраком пожилой женщины, но не имел привычки заискивать или говорить то, что от него ожидали. Иногда нужно быть осторожным и ласковым, как с запуганным дитя, а иногда следует стать более резким и прямым, как с заблудшим в своих ложных убеждениях призраком старухи. Джон излагал именно то, что следовало, и благо, это возымело нужный эффект. И пусть Октавия яростно спорила, она была явно задета услышанным и глубоко задумалась над сложившейся ситуацией, постепенно осознавая тупиковость своего положения.
Однако слушая привидение, Джон притих, анализируя ее слова о прочитанных сказках и подброшенных предметах. Неужели маглы способны во сне услышать?.. В этот момент заговорила Эмили, словно, подтверждая сиюминутные догадки Долиша. Связь Октавии и Эмили оказалась настолько тесной, что девочка действительно вняла сказкам во сне, наяву проявляя интерес к подобной литературе. Возможно, было и наоборот, - старуха, зная о предпочтениях девчонки, рассказывала ей нужные сказки, но это уже было бы слишком...
- Октавия! - с удивлением на лице воззрился Джон на полупрозрачное существо. - Эмили слышала вас! И ей это помогало... Я должен извиниться. Но одно дело поддерживать во сне, когда девочка все воспринимает естественно, а другое - контактировать наяву.
Джон снова взглянул на Малкольма и Эмили, кивком головы предложив сделать то же самое и Октавии. Макгонагалл был на высоте. Джон и не подозревал в нем таких тонких способностей. Малкольм очень умело и тактично подводил Эмили к пониманию своего состояния, он не просто выдавал ей факты, а позволял ей самой понять, что с ней происходило и как ей на это реагировать, но при этом обходительно намекал на то, что все у нее хорошо, и ей стоит просто подумать и переосмыслить свою жизнь.
- Так с чего же все началось? - перевел внимание привидения Джон. Он хотел бы многое сказать о том, что Октавия была нетерпелива и помощь в таких случаях нужно оказывать очень осторожно и не торопясь, только это уже было лишним, ведь теперь после монолога Малкольма все стало более, чем очевидно.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+5

18

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 9.11.

0

19

Девочка слушает Малкольма, не перебивая, изредка задумчиво кивая, вжимая в ладонь шершавую поверхность камня, будто это единственная твердая точка в колеблющемся мире.
Мне жаль, — только и откликается она на короткий рассказ про чужую бабушку, потому что не хотела, чтобы это было грустно. Или неправильно. Или лезть не в своё дело. — Выходит, Саре повезло больше, чем нам с вами.
Слова Малкольма о свече в темноте и спасении собственного королевства находят в ней тихий, болезненный отклик. А ещё — щемящий страх, который всегда рядом.
Иногда... иногда кажется, что ночь никогда не кончится, — шепчет Эмили, наконец поднимая на мужчину взгляд, и в её глазах — не детская усталость, а тяжесть, которую она таскает на своих плечах изо дня в день. — Все говорят: «В старшей школе будет легче, просто перетерпи». А если нет? Если станет только хуже? Если я так и останусь… — Она обрывает саму себя, не договаривая фразу до конца, но слово «ненормальная» висит в воздухе, прозрачное и горькое. — Лучше уж быть невидимкой, чем заучкой или чудачкой, которую все травят. По крайней мере, когда тебя не замечают, то и не бьют. А после школы? — Голос её дрогнул, выдавая внутреннюю дрожь. — Взрослая жизнь... Там, наверное, ещё страшнее. Там нельзя просто спрятаться за спину учителя или убежать домой.
О том, как найти тех, кто просто примет её такой, какая она есть, Эмили даже не спрашивает. Ей кажется, что никак. В школе даже другие изгои не стремятся объединяться, потому что страшно. Потому что в одиночку ты ещё можешь стать незаметным, раствориться в толпе, а если вас таких рядом двое, то вы становитесь более крупной, удобной мишенью. Наверное, вместе было бы проще терпеть насмешки. Но что, если этих насмешек станет сильно больше? Что, если проще и легче вообще не станет, а лишь прибавится боли за кого-то, кроме себя? Страшнее одиночества может быть только предательство, когда тот, кто казался таким же, отворачивается, чтобы спасти свою шкуру.
Глядя в землю, девочка ковыряет носком ботинка асфальт, стараясь не смотреть на мужчину. Вопрос Малкольма о невидимой помощнице застаёт её врасплох и будоражит новую, острую волну страха. Потому что для неё это не абстрактная выдумка, а что-то реальное, пугающе осязаемое, хотя и совершенно недоказуемое. И внутри пульсирует болезненное, лихорадочное: «Он знает? Знает, да?? Откуда?»
Говорить об этом страшно. Признаться — страшнее вдвойне. Потому что это странно. Ненормально. Возможно, всё это — шепот на грани слышимости, движущиеся вещи, ощущение чужого взгляда — происходит просто в её голове, и она и правда сходит с ума, как иногда думает по ночам. Да и кто вообще в такое поверит? Взрослые лишь обменяются многозначительными взглядами и начнут говорить с ней тем сладким, ядовитым тоном, которым говорят с больными.
Не знаю, — коротко и уклончиво откликается Эмили, сжимая камень так, что его края впиваются в ладонь. Её взгляд бежит по сторонам, ища путь к отступлению, но ноги словно приросли к месту. Страшно остаться, но и уйти сейчас, оборвав эту тонкую, едва натянутую нить, — тоже невыносимо.
Но иногда… — Выдыхает она прежде, чем успевает остановить себя, и снова замолкает.

Чтобы Эмили поделилась своими переживаниями будет мало одних только слов. Расшифруйте запись из её дневника, чтобы получить новую деталь истории.

При открытии в новом окне картинка будет больше.
https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/839545.png

Ответ можно предоставить в любой удобной форме: просто текстом в конце поста или повзаимодействовав напрямую с картинкой и выложив заполненный вариант.
Решить головоломку может любой из участников, а при желании даже оба.

[indent]
[indent]
Эмоции Октавии сменяются стремительно, как осенний ветер за окном: негодование внезапно смягчается, проступает полупрозрачная, щемящая грусть, и трудно предугадать, в какой именно миг эта грусть вспыхнет новой, странной обидой. Причём обидой не за себя — о себе она, кажется, и не думает, — а за ту, маггловскую девочку, чью боль она ощущает острее собственных душевных ран.
В парке, — начинает призрак, и её голос становится тише, задумчивее, словно она не просто вспоминает, а вновь переживает тот момент. — Я впервые увидела их в парке. Солнце светило, птицы пели, а они... они стояли и кричали друг на друга. Её родители. А она…Она сидела на скамейке, вся сжавшись в комочек, такая маленькая и беззащитная. Пряталась в тени, будто хотела исчезнуть, раствориться, чтобы её не заметили и не вовлекли в этот ураган взрослого гнева. Я подумала тогда — бедное, бедное дитя.
Женщина горько вздыхает, и от этого вздоха её очертания колышутся, становятся чуть более размытыми, словно бледнея от наплыва чувств.
Мне стало любопытно… Ох, только не стоит винить пожилую леди за любопытство, сэр Долиш, на моём веку оно редко приводило к добру, но и равнодушия я не выношу! А ещё... она так напомнила мне мою Абигейл… Я надеялась, что это просто случайная ссора. Минутная вспышка. Но нет. Это их обычное состояние, что-то в порядке вещей, будничный ритуал. Они ссорятся из-за немытой чашки, из-за счёта за электричество, из-за того, какой взгляд был ответом на какой-нибудь высказанный упрёк. Их дом полон яда и крика. А Эмили... она дышит этим ядом каждый день. Слышит их слова, впитывает их раздражение, как губка. Она ощущает лишь холодное раздражение и гнев и не чувствует, не получает того, что должен получать ребёнок от своих родителей: поддержку, понимание и ту самую безусловную любовь, что служит опорой на всю жизнь. Она пытается не дышать, замыкается в себе, в своих книгах, строит крепости из страниц. Но я же вижу, как стены этих крепостей рушатся, и она плачет после их особенно громких ссор, уткнувшись лицом в подушку, чтобы её никто не услышал.
Октавия смотрит на Джона с новой, пронзительной ясностью, и в её полупрозрачном взгляде — вызов.
Вы говорите, я пугаю её. А что пугает её больше, скажите на милость? Мои неуклюжие попытки помочь или ледяная стена молчания и безразличия в её собственном доме? Она задыхается от одиночества, сэр Долиш, по-настоящему, физически задыхается! И я... я просто пытаюсь стать для неё тем тихим, настойчивым голосом поддержки, которого у неё нет. Голосом, который шепчет из темноты: «Держись. Ты сильнее, чем думаешь. Ты заслуживаешь большего». И да, возможно, я была нетерпелива или неосторожна. Но видеть, как юная душа медленно угасает в таком... в таком вот ядовитом безразличии... — её голос обрывается, и она отводит взгляд. —  Мне с этим куда труднее смириться, чем с собственной смертью.

Запись в дневнике Эмили, 23 августа

23 августа:
Они снова кричали. Не на меня — друг на друга. Но их слова, как пули, пролетают сквозь стены и ранят меня, пока я сижу в своей комнате. Я прижимаю ладони к ушам, но это не помогает. Я слышу всё. Мама плачет, папа хлопает дверью. А потом — эта гробовая тишина, которая ещё хуже. Иногда я думаю, что их крики хоть как-то заполняют пустоту в этом доме. А эта тишина... Она просто подчеркивает, что мы все здесь одни. Даже когда мы вместе.

https://upforme.ru/uploads/0008/e1/93/3/467369.png

[indent]


Круг для игроков продлится до 22:00 11.11.

+4

20

На лице Октавии отразилась боль сожаления и тревоги за Эмили, от чего у Джона что-то щелкнуло внутри. Раньше он скептически относился к привидениям, считая их лишь бледной копией былой личности, но сейчас увидел, как широк спектр эмоций старой женщины, как сильны ее переживания. И тут до, порой, излишне черствого к нарушителям аврора, наконец, дошла суть отношений призрака и девочки. Эмили боялась, но вовсе не привидения, которое ненавязчиво оберегало ее, помогая справляться с одиночеством. Ее тревожило отчуждение в семье, безразличие родителей, ее угнетал негатив и отсутствие поддержки от самых близких, когда жизнь в школе тоже шла под откос. Джон с грустью взглянул на бедняжку, больше не осуждая Октавию и теперь совершенно не понимая, как помочь девочке. Изначально он должен был лишь отвадить неотвязное привидение, но проблема оказалась гораздо глубже, а ее решение выходило за привычные рамки деятельности аврора, но бросить все на самотек он уже не мог. О Малкольме и говорить было нечего, он точно не уйдет, пока не поможет этой малышке, которая почти открылась ему.
- Я рад, что вы поделились с нами историей Эмили, ведь теперь я знаю правду, а это очень важно! - Джон покосился на Малкольма, который внимательно слушал исповедь своей подопечной, и от ее слов сердце сжималось до боли в груди. То ли и вправду проникнувшись теплотой, исходящей от Малкольма, то ли чувствуя присутствие своего незримого опекуна, но Эмили уже готова была поделиться своей маленькой тайной. Только что дальше? Чем они с Макгонагалл могли помочь ей, кроме очевидных советов? Джон, в напарнике, конечно, не сомневался, но сам плохо понимал детскую психику, понятия не имея, как она могла отреагировать на те или иные слова. С другой стороны, она уже заинтересовалась, и теперь точно не уйдет, пока не выяснит истинную причину того, что с ней завели эту необычную беседу.
- Октавия, вы давно рядом с Эмили. Есть ли у нее еще родственники? Может, кто-то мог бы, а главное, хотел бы о ней позаботиться? Ведь все ее проблемы в жизни именно от ситуации в семье, которая отравляет все ее существование. Я не верю в чудесное воссоединение и возникновение внезапного интереса к ребенку. А вы можете лишь поддерживать в девочке хоть какой-то вкус к жизни, ваше участие несомненно велико, но это не починит ее психику, не исцелит ее душу.
Джон смотрел в прозрачные глаза с искренней печалью, не желая прогонять единственную защиту из жизни ребенка, но отчетливо понимая, что эта связь не может длиться всю жизнь, ведь невидимое покровительство способно в итоге свести с ума...

дневник

https://upforme.ru/uploads/001b/b8/74/28/959432.png

Отредактировано John Dawlish (2025-11-10 21:02:22)

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+4

21

Малкольм видел, как сжались её пальцы на камне. Он услышал этот обрывок фразы — «так и останусь…» — и понял, какое страшное слово висит в воздухе: «ненормальная». Это слово, как капкан, держало её в заложниках у собственного страха.

Внутри у Малкольма всё трепетало, сердце сжималось. Можно сколько угодно настраиваться на рабочий лад, твердить себе, что это просто задание, но детская боль — она другая. Она просачивается сквозь любые профессиональные барьеры, как вода сквозь камень. Чёрт возьми, он бы с куда большим облегчением гонялся прямо сейчас по переулкам за каким-нибудь преступником, патрулировал бы или обезвреживал бы взрывоопасный талант какого-нибудь сумасшедшего-зельевара. Всё там было ясно: вот враг, вот цель, вот инструкция. Ударил — отразил — победил. А тут... Тут врагом была тишина в родительском доме. Пули — это были слова самых близких людей, злость окружающих детей, да такая, что ребенок даже не хотел заводить знакомства. И инструкция гласила: «Не навреди». А как не навреди, когда вредит всё вокруг, и единственное, что хоть как-то помогает ребёнку выжить, — это вера в невидимого друга-призрака? Это был тот случай, когда его палочка, волшебство были словно и бесполезны. Требовалось что-то другое. Гораздо более сложное.

Мысль работала лихорадочно, пытаясь как-то найти объяснения, применительно к магловскому миру. Дети. Они же часто так делают, когда невыносимо одиноко — создают себе невидимых защитников, друзей, целые миры. И это... это не болезнь. Это спасательный круг, который психика бросает тонущему ребёнку. И этот «друг» живёт ровно до тех пор, пока он отчаянно нужен. А потом, когда боль притупляется и появляется опора в реальном мире, он тихо уходит, как актёр, сыгравший свою роль. Растворяется в памяти, оставляя после себя лишь смутное воспоминание о том, что когда-то, в самые тёмные времена, ты был не совсем один. Быть может призрака представить в таком свете? Ведь сейчас Малкольму казалось, что самое чудовищное, что можно сделать — это силой вырвать у ребёнка эту опору, не предложив ничего взамен.

— Эмили... — его голос прозвучал тихо и задушевно. — Слушай, мне... мне тоже бывало страшно. Каждому бывает страшно и плохо. У меня есть… подруга… которая тоже переживала очень сложный период. Пыталась справиться одна, чтобы никого не обременять, чтобы лишний раз не раниться… Но нужно находить опоры для себя. Любые. Которые помогают. — Он сделал паузу, давая ей просто слушать ритм его голоса. — Иногда наш мозг, когда ему очень одиноко и больно... он начинает искать выходы. Самые причудливые. Как... как та девочка Дороти из книжки, которая попала в страну Оз? Ей тоже было одиноко и несладко, вот её сознание и устроило ей целое путешествие с летающими обезьянами и изумрудным городом. — Он мягко улыбнулся. — Это не значит, что она сошла с ума. Это значит, что она очень сильно хотела, чтобы всё стало иначе. Чтобы серый мир стал цветным.

Он смотрел на неё, проверяя, цепляется ли она за эту метафору. Он не говорил о призраках. Он говорил о вселенной внутри её собственной головы. О том, что это не болезнь, а защита. Постепенно подводил её к черте, но не толкал. Малкольму нужно было бы как-то сместить фокус с вопроса «со мной что-то не так?» на вопрос «что мне помогает?».

— А если... если представить, что эти чувства — будто кто-то рядом, будто тебя поддерживают, будто слышат твои истории... если представить, что это такая точка опоры? Неважно, реален он или нет. Важно, только помогает или нет? И... — он сделал паузу, подбирая самые безопасные слова, — и, может, в этом нет ничего плохого. Может, это твой личный, тайный способ... зажигать свою свечу в темноте.

— Ты не сумасшедшая, Эмили, — произнёс он с абсолютной, несомненной уверенностью, глядя ей прямо в глаза. — Ты — человек, который переживает очень трудные времена. И твой ум, твоё воображение — это твои суперсилы. Они пытаются тебя спасти. Не борись с ними. Может, просто... попробуй их поблагодарить. Мысленно. За то, что они с тобой. За то, что пытаются сделать тебя сильнее.

Он не просил её верить в Октавию. Он просил её поверить в себя. И в тот уникальный, пусть и причудливый, способ, который как будто бы её психика нашла, чтобы выжить. Это был единственный путь вперёд, не усугубляя её травму, которую пока видел Малкольм.

Украдкой посмотрел на Джона. Но они же тоже не могли оставить с тем, к чему изначально пришли. Поэтому нужно было разбираться дальше. В мыслях всплыло имя произнесенное несколько раз призраком — Абигейл. Эта заноза в сознании, теперь пульсировала с новой силой. Малкольм слышал отголоски диалога Джона и призрака, улавливая обрывки фраз. «...она так напомнила мне мою Абигейл...», «...рассказывала сказки, подбрасывала безделушки...». И самое главное — ее горькое: «Я пыталась... как своей Абигейл». Идея выяснить об Абигейл витала в мыслях, нужно как-то было передать это и Джону, который взаимодействовал с призраком.

Его взгляд на секунду встретился с взглядом Джона. Малкольм чуть сдвинул бровь, едва заметно кивнув в сторону призрака, а затем указательным пальцем, спрятанным в складках плаща, написал в воздухе имя: «А-Б-И-Г-Е-Й-Л». Он не мог произнести это вслух, не спугнув девочку, но был почти уверен, что Долиш, с его цепким умом аврора, поймет невербальный посыл: Раскопай, кто она. Узнай, как ей удалось справиться.
Возможно, опыт той, выросшей девочки, мог бы стать для Эмили самым важным доказательством — доказательством того, что можно пережить боль и не сломаться. Ну или подать новую идею для волшебников, что сделать им. Странно, конечно, что на такое деликатное дело отправили двух мужчин, но раз уж они здесь, то нужно искать все возможные пути.

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+4

22

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 12.11.

0

23

Вопрос Джона призрак встречает горькой, полупрозрачной улыбкой.
Родственники? — В её голос закрадывается едкая ирония. — О, конечно, есть. Бабушка по отцу, живущая во Франции, которая присылает на день рождения открытки с котятами. Тётя, которая раз в месяц звонит её маме и два часа жалуется на свою жизнь и пьющего супруга. Они существуют, сэр Долиш, как существуют пыльные книги на дальней полке. Но нужна ли им эта девочка? Они далеко, они погружены в свои собственные проблемы и жизнь и не знают или не хотят знать о том, что происходит в этом доме. Для них это «внутренние дела семьи», в которые не принято вмешиваться.
С горьким пониманием женщина качает головой.
И даже если бы вы, волшебники, нашли способ лишить этих несчастных родителей их прав... Что дальше? Опекунство далекой и незнакомой бабушки? Или попадание из одной неблагополучной семьи в не менее сломанную у её тёти? Приют? Разве это исцелит её душу? Вырвать из одного ада и бросить в другой, пусть и с более чистыми полами? Нет. — Её фигура на мгновение сгущается, словно от наплыва силы.
Может, у меня больше нет магии и изменить её жизнь к лучшему выше моих сил, но пока я могу оставаться рядом, я буду её поддерживать, пусть она меня и не видит. Я буду стараться стать той стеной, на которую она может опереться, когда кажется, что весь мир против неё. И пока у неё есть эта стена... У неё есть шанс. Шанс найти в себе силы, чтобы однажды построить свою собственную крепость. Вы хотите помочь? Не ищите ей новых стражников. Помогите ей найти опору в себе самой. Всё остальное... Всё остальное — лишь полумеры.
Замолкнув, Октавия какое-то время задумчиво прислушивается к обрывкам разговора между девочкой и волшебником, а потом поворачивается вновь к Джону и совершенно внезапно спрашивает:
У вас есть дети, сэр Долиш?
  [indent]
  [indent]
Слова Малкольма о «точке опоры» и «суперсилах» заставляют Эмили замереть. Снова. Она смотрит на него, и в её взгляде заметна ощутимая борьба — страх быть непонятой борется с отчаянной потребностью наконец-то кому-то рассказать о том, что с ней происходит.
Это... Это не просто воображение, — наконец произносит Эмили тихо, но твёрдо. — Я... Я не выдумываю. Я не хочу, чтобы вы подумали, что я... что я ненормальная. Но это было по-настоящему.
Она делает глубокий медленный вдох, большой палец гладит шероховатый бок зажатого в ладони камня.
Это случилось в начале месяца. В школе, на центральной лестнице. На перемене толпа ребят, как и всегда, спускалась и спешила вниз. И моя одноклассница, Сара, нарочно толкнула меня плечом. Я... Я потеряла равновесие и полетела вперед, прямо на ступени. Я так испугалась, зажмурилась, приготовившись к боли...
Девочка замолкает, её взгляд становится отсутствующим, она снова переживает тот миг.
Но удара не было. Вместо этого... Это было похоже на... Я не знаю, как это описать... Я почувствовала что-то холодное и невесомое, но в то же время невероятно прочное. Будто невидимые руки мягко, но уверенно подхватили меня, погасили инерцию падения. Да, я упала, но это было в итоге вовсе не больно. Ни ушиба, ни синяка, ни содранных ладоней.
Когда Эмили переводит взгляд на Малкольма, в её глазах плещется смесь страха и благоговения.
Я сначала подумала, что мне показалось. От испуга. Но нет. Это было слишком... реально. Слишком ощутимо. И это не единственный случай! Были и другие... Иногда мне кажется, что это ангел-хранитель. Мне приятно так думать. Так спокойнее. А иногда... иногда я боюсь, что это что-то тёмное, что заманивает меня в ловушку. Но... — она опускает глаза, — чаще всего я просто благодарна. Потому что в такие моменты я чувствую, что не одна. И это... это лучше, даже если я просто схожу с ума.

Запись в дневнике Эмили, 5 октября

5 октября:
Иногда мне кажется, что это ангел-хранитель. Вчера меня толкнули на лестнице в школе, но... Я не ударилась. Будто невидимые руки мягко подхватили меня и помогли встать на ноги. Я даже ладони не содрала. Иногда я предпочитаю думать, что это всё же не мое воображение. Лучше быть под наблюдением призрака, чем остаться абсолютно одной.

[indent]


Круг для игроков продлится до 22:00 14.11.

+4

24

Он не просто слышал слова — он как будто бы видел это: подлый толчок в спину, невесомость падения... и ледяное, полупрозрачное облако, обвивающее девочку, гасящее инерцию. Малкольм знал, что это была за «невидимая рука». И это знание обжигало. Потому что перед ним был не просто «случай с призраком». Перед ним был ребёнок, который интуитивно, наощупь, пытался описать магию. Она описывала не галлюцинацию. Она описывала феномен.

Внутри Малкольма всё кричало. Кричал волшебник, чья палочка была бесполезна, потому что решение требовало не заклинаний, а слов. Кричал страж Статута, сжимавший ему горло, не давая сказать правду. И кричал просто человек, видевший, как это «безумие» — единственное, что стояло между девочкой и пропастью, как это «безумие» буквально спасло её от травмы.

— Мир полон загадок, Эмили. Есть вещи, которые... не укладываются в учебники. Чувства. Совпадения, слишком идеальные, чтобы быть случайностью. — Он подбирал каждое слово, зная, что одно неверное — и доверие взорвётся, или, что хуже, в её глазах навсегда поселится страх перед собственными ощущениями. — Одни называют это интуицией. Другие — чудом. Но как бы это ни называлось... разве это меняет суть? В тот миг, когда тебе было больно и страшно, это помогло.

Он понимал, что это паллиатив. Мужчина не мог дать ей магическую истину, не мог подтвердить. Но он укреплял её внутренний опорный столб, тот самый, что мог бы однажды позволить ей жить и без невидимой поддержки.

— Спасибо, что доверилась мне, — сказал он искренне. — Это многое для меня значит. Знаешь, самое главное в помощи — чтобы её были готовы принять. А ты... ты была готова. Это о многом говорит. — Малкольм говорил как бы о себе, но и о невидимом ангеле-спасителе, играя словами.

Мужчина немного помолчал и решил попробовать аккуратно выяснить что там происходит у них дома с родителями, отчего происходят ссоры, раз девочка уже доверилась, может что-то и сможет рассказать.

— Ты сказала, что в книгах всё логично, — начал он, вновь подбираясь окольным путём. — А в жизни — нет. И ты права. Люди... они сложнее любых книжных героев. Иногда им и самим страшно, больно и одиноко. И они, как раненые звери, могут шипеть и кричать даже на тех, кого любят.

Сделал паузу, давая ей представить этот образ. Не оправдывая родителей, а просто объясняя механизм.

— Ты не задумывалась, — его голос стал ещё тише, будто они делились тайной, — из-за чего начинается гроза? Не сам гром, а та тишина, что ему предшествует? Та одна-единственная капля, что переполняет чашу? В книгах у злодея всегда есть план. А в жизни... иногда всё начинается с немытой чашки. С забытого счёта. С одного не того слова... — Он внимательно следил за её глазами, ловя малейшую тень понимания, воспоминания. — Ты не обращала внимания, есть ли у этой... грозы... какая-то причина? Или она приходит просто так, как осенний дождь?

Он словно приглашал её стать исследователем собственной жизни, а не её заложницей. Понять, что хаос, возможно, управляем. Что у криков есть причина, лежащая вне её. Что она — не центр этого урагана, а всего лишь ребёнок, попавший в его эпицентр. И это знание, горькое и ясное, могло стать для неё новой, куда более прочной опорой, чем любой, даже самый заботливый призрак.

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+4

25

Улыбка сожаления легла на полупрозрачные губы Октавии, когда она услышала вопрос аврора Долиша. Казалось, женщина-призрак настолько хорошо изучила саму Эмили, среду ее существования и все отравляющее окружение, что предлагать что-либо было абсолютно бессмысленно, иначе даже вопреки своей бестелесности, миссис Кромвелл уже наладила бы жизнь своей подопечной. Ничто не могло ей помочь и никто не способен был решить ее проблемы, - близких не интересовали беды Эмили, а бабушка Октавия была в силах лишь немного облегчить жизнь бедняжки. Спасти себя могла лишь она сама, а Джон с Малкольмом должны были для начала направить ее на эту мысль.
- У меня? - опешил Джон, не ожидая внезапного вопроса, но про себя все это время размышляя над тем, как бы поступил, будь Эмили его дочерью. - У меня нет детей. Но это не мешает мне сочувствовать девочке. Хотя однозначно понять ее детское восприятие до конца мне не удается. Надеюсь, у меня будут дети. И внуки...
Долиш понял, о чем ранее намекнул ему напарник, но искал нужный момент для важного вопроса, который мог ввести приведение в еще большую меланхолию, однако идея показалась аврору интересной и ответ мог помочь им всем.
- Октавия, расскажи про Абигейл. Какая она была? Чем Эмили напомнила вам о ней? Что с ней случилось?.. - голос Джона звучал мягко   ненавязчиво, будто приглашая к короткому путешествию во времени и возможности поделиться хоть с кем-то своими воспоминаниями.
В это время девочка пыталась рассказать о своих ощущениях при контакте с призраком, которого она ласково называла ангелом-хранителем, и Джон тут не поспорил бы. В ответ на это Малкольм еще глубже погрузился в метафоры, но Эмили, казалось, легко понимала его. Макгонагалл продолжал подводить ее к осознанию происходящих вокруг нее событий, постепенно давая возможность ощутить свою силу, свою независимость от этих самых событий, и Джону не хотелось вмешиваться, чтобы случайно не нарушить тот хрупкий купол взаимного понимания и доверия, что возник над хит-визардом и девочкой-маглом.

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+4

26

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 15.11.

0

27

На мгновение взгляд Октавии, устремленный на Джона, становится таким красноречивым, словно она сейчас скажет: «А пора бы обзавестись», но призрачная женщина молчит.
А потом вопрос про родную внучку заставляет женщину замереть. Её полупрозрачная фигура колеблется, а горечь в глазах сменяется глубокой, старой печалью и ощутимым оттиском любви.
Абигейл... — выдыхает она тише, едва различимо в вечерней тишине. — Она была светом в моей жизни. Но чтобы понять, какой была она... вам нужно узнать, какой я была до неё.
Женщина смотрит на Джона с пронзительной прямотой.
Я была ужасной матерью, сэр Долиш. Занятой собой, своими зельями и своими амбициями. Я почти не видела свою собственную дочь, не слышала её. Я была для неё... такой же далёкой и холодной, как эти звёзды. Как далека и холодна от Эмили её родная мама.
Октавия замолкает, и её взгляд, обращённый куда-то в прошлое, становится глубоким и ясным.
Потом моя дочь выросла. И, как это часто бывает, повторила мои ошибки. Была так же слепа и погружена в себя со своей Абигейл. И когда я это увидела... во мне что-то перевернулось. Я поняла, что натворила. Я уже ничего не могла исправить в собственном прошлом, но могла помочь своей внучке и попытаться дать ей то, что она не получает от своей мамы. Чтобы дарить ей те сказки, ту любовь и то внимание, в которых когда-то отказала её матери. Я пыталась искупить свою вину перед дочерью, подарив всю свою любовь её ребёнку.
Обернувшись к Эмили, Октавия смотрит на неё, и её взгляд наполняется безмерной нежностью.
Абигейл была именно такой. Чуткой, ранимой, с целым миром внутри, в который никто не пытался войти. Пока не вошла я. И она расцвела. Выросла сильной, счастливой женщиной. А теперь... теперь я вижу Эмили. Ту же самую одинокую душу. Ту же жажду быть услышанной. И я не могу пройти мимо. Это мой шанс... мой долг. Спасти чужую девочку, как когда-то я спасла свою.
Возможно, в ней всё ещё осталось чувство вины?
Родитель... — начинает она, и её голос теряет прежнюю горечь. — Это не надзиратель и не слуга. Это... стена и сад одновременно. Ты должен быть стеной — нерушимой, в которую можно упереться спиной, когда снаружи бушует ветер. Стеной, которая принимает на себя любой удар, чтобы ребёнок оставался цел. Но в то же время ты — сад. Ты не держишь его в четырёх стенах, ты создаёшь почву, поливаешь, убираешь сорняки и с любовью наблюдаешь, как он растёт в своём, единственно верном направлении. Ты защищаешь росток от бури, но не мешаешь ему тянуться к своему собственному солнцу.
Она поворачивается к Джону, и в её полупрозрачных глазах — вся серьёзность этого откровения.
Быть родителем — значит быть первым и главным другом, тем, перед кем не страшно распахнуть душу. И последним и главным защитником, за спиной которого можно спрятаться от всего мира. Это значит видеть в своём ребёнке не своё отражение и не свою собственность, а отдельную, уникальную личность. И давать ей две вещи: безусловную любовь, чтобы она знала свою ценность, и нерушимую безопасность, чтобы у неё были силы исследовать мир. Всё остальное — второстепенно. Но этому, к сожалению, нигде не учат…

Чтобы получить больше информации (от Октавии или Эмили) соберите пазл:

[indent]
[indent]
Метафоры Малкольма о грозе и немытой чашке находят неожиданный, горький отклик. Эмили слушает, кивая, и её взгляд становится взрослее и осознаннее. Хотя ей и не всё понятно до конца, но она умная девочка.
Я... Я думаю, понимаю, о чём вы, — тихо произносит Эмили, перекатывая камень в ладони. — Мама... Она всегда уставшая. И папа тоже. Они приходят с работы, и кажется, будто они оставляют всё своё терпение где-то за дверью. А дома... Дома его уже нет. Им бы снова подружиться друг с другом.
Она замолкает, подбирая слова.
А эта «чашка»... Она может быть чем угодно. И тогда начинается. Сначала тихий, холодный голос мамы. Потом крики. Потом папа хлопает дверью. — Эмили обнимает себя одной рукой. — Иногда мне кажется, что я — ещё одна «чашка». Та самая лишняя вещь, которая переполняет их... Их чашу терпения. И если бы меня не было... Им было бы проще.
Это признание вырывается у неё шёпотом, полным стыда и боли.
Я стараюсь быть тише. Стараюсь не попадаться на глаза. Стараюсь не создавать проблем и не делюсь своими из школы. Но это почти никогда не помогает. Гроза приходит просто так. Как вы и сказали. И я не могу... Я не могу найти её причину. Кроме одной. Кроме меня самой.
В её глазах — не детская обида, а тяжёлое, выстраданное понимание и признание собственных вины и бессилия. И трудно поверить в обратное, когда она видит только то, что её окружает.
Я как-то пыталась поделиться с мамой, но... Она не поняла. Или не захотела понять.

Чтобы получить больше информации (от Октавии или Эмили) решила задачу:

[indent]


Круг для игроков продлится до 22:00 17.11.

+4

28

Слова девочки падали на него одно за другим, и с каждым новым словом внутри у Малкольма складывалась горькая мозаика понимания. Он видел не просто злодеев, а обычных, сломленных взрослых, запутавшихся в собственных иллюзиях. Её родители... Они наверняка гонятся за чем-то — за деньгами, статусом, призраком «нормальности» — и так яростно строят свой идеальный фасад, что перестали видеть, что используют для его постройки душевное состояние, уверенность своего ребёнка. Девочка должна была стать венцом их успеха, живым доказательством, что они всё сделали правильно. А вместо того девочка сама словно призрак в доме: её не видят и не слышат. 

В его памяти всплывали образы собственного детства — шумного, тёплого, где его присутствие было не обузой — по крайней мере он этого точно не чувствовал, хотя был тем еще подарочком, но там другое. Этот контраст обжигал. «Мерлин... До чего же надо дойти, чтобы ребёнок вот так, без надрыва, просто констатировал собственную ненужность?» Можно было бы, конечно, списать на детский максимализм, но совокупность историй девочки и призрака в эту сторону не клонил. Или, возможно, он так судил, потому что не знал, что такое быть родителем — какого это совмещать несовмещаемое и постоянно жить в чувстве вины и усталости, которая не проходит от хорошего сна — ведь у него тоже не было детей.

И что он мог сделать? Обнять девочку? Нет, это было невозможно и неуместно и его прикосновение, скорее всего просто испугает. Убеждать, что она ошибается? Её реальность, увы, доказывала обратное каждый день.

Единственное, что Малкольм мог ей сейчас дать — это стать абсолютно пустым сосудом. Той самой «чашкой», которая не переполняется, а принимает в себя всю её боль, обиды, которые она так долго носила в себе. Дать ей наконец выговориться. Без оценок, без упреков, не торопя и не перебивая. Просто слушать. Чтобы она хоть раз в жизни почувствовала, что её слова не разбиваются о стену равнодушия.

Мой ответ на загадку - 735

Отредактировано Malcolm McGonagall (2025-11-17 02:24:33)

Подпись автора

Мотивация от начальника:
"Мерлин тебя побери, МакГонагалл, если ты сейчас упадёшь и преставишься –
клянусь, я займусь некромантией, чтобы мы с твоей сестрой оба устроили тебе взбучку!"
© Elphinstone Urquart

+2

29

Спрашивая о внучке Октавии, Джон наивно надеялся услышать ответ-панацею, чтобы тут же помочь девочке, но выяснилось лишь то, о чем говорил призрак и о чем догадывались хранители правопорядка. Абигейл была такой же жертвой безразличия, полная одиночества и печали, как и юная Эмили. Только рядом с первой оказалась ее бабушка, в силу чувства вины перед своей дочерью решившая исправить ошибки прошлого помогая своей внучке. А вот рядом с Эмили лишь призрак старой женщины, хоть и успешно поддерживающий, но не способный в полной мере исцелить. Правда, чем больше Джон слушал Октавию, тем меньше ему хотелось называть ее привидением. Мудрая, справедливая, сочувствующая женщина говорила о вещах, которые заставляли сердце Джона сжиматься, а сознание уходить далеко в детство, где его отец вел себя подобно родителям Эмили. Но Джона спасли его друзья, а вот у Эмили пока с этим совсем не ладилось.
В это время переполненная горечью девочка, наконец проникнувшись доверием, изливала душу, буквально описывая то, что чувствовал когда-то сам Джон, отчаянно желавший слиться со стеной, лишь бы не раздражать отца. Внезапно осознав свою уязвимость, аврор мотнул головой, чтобы выбить наваждение. Это было непрофессионально. А Малкольм, наверняка, думал лишь о подопечной, слушая молча, давая бедняжке озвучить все тревоги, ведь порой высказаться кому-то помогает освободить разум и душу от тяготящих дум.
- Октавия, вы не можете всегда быть рядом с ней, она должна научиться жить в этом мире сама. Нам необходимо открыть ей глаза, а не вести ее за руку.

картинка

https://upforme.ru/uploads/001b/b8/74/28/445760.png

Подпись автора

Бронь камер в Азкабане по камину

+2

30

Круг закрыт, отпись ГМа ожидается до 22:00 мск 18.11.

0


Вы здесь » Marauders: forever young » СЮЖЕТНЫЕ ЭПИЗОДЫ » 31.10.1979 Неуклюжая помощь [л]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно