Лунатик растерянно сжимал в руках письмо, полученное пару часов назад. Мало ему было встречи с миссис Миллиган, поставившей перед условием граничащим с невыполнимым. Уйти. Разорвать всякое общение. Сделать это так, чтобы отношения Джуди с матерью не испортились, не упоминая её инициативы. Об этом нужно было подумать, подумать крепко и решить... Да хоть что-нибудь решить, потому что как будет правильно Ремус уже не понимал.
Джуди делает успехи вместе с её новым учителем - это надежда, сразу в нескольких разных ситуациях, её мнение не изменилось, но, в итоге, это ничего не решает. Для её матери, по крайней мере, это не аргумент и сложно её не понять, она хочет лучшего для дочери, ведь так и поступают родители. Ничего личного. Никакой агрессии. Только сдержанность и подобранные слова, вместе с папкой, сказавшей гораздо больше любых уговоров. Разве не стоило предполагать такой вариант развития событий, стоило зарегистрироваться как оборотень официально? Стоило. Не только косые взгляды и шепотки тех, кого поставили в известность - не всем из них всё равно. Но и вот такой, самый закономерный из закономерных.
Мало того, ещё и Хельга, словно бы в издевательство, принесла письмо прямо в Министерство, вместе с печеньем исклевав Ремусу руку, пока он пытался отвязать от лапки конверт.
Возможно, её сюда отправила мама, думала, что обрадует, но и откуда ей знать о происходящем...

Джудит возвращалась домой. Уже скоро они должны были увидеться, она не передумала остаться в другой стране, ждёт встречи, встреча даже должна была стать радостной. Ровно до сегодня. А теперь выходило, что нужно как можно быстрее принять решение, как поступить, иначе всё станет только хуже.

Домой Ремус не пошёл. Сперва отговорился делами, отправившись гулять по маггловской части Лондона, а потом понял - уже стемнело, а он так и бродит не придя вообще ни к какому заключению. Нужно было посоветоваться и, желательно, с кем-то кто не попробует сразу же переубедить в том, как Мередит не права. Джеймс и Сириус, по здравому размышлению, были как раз теми, кто бы попытался это сделать. Возможно Питер не станет щадить его самолюбия и хотя бы в диалоге ответ найдётся. По крайней мере Лунатику казалось, что ему нужна правда и рациональный взгляд на ситуацию.

Дом, в котором живёт Питер, встречает привычным ухоженным фасадом, окутанным сейчас душной темнотой позднего августовского вечера. День выдался очень жарким, даже с заходом солнца прохлада не разошлась. Интересно, не будет ли у Пита проблем, из-за такого позднего визита Лунатика, да ещё и без предупреждения? Наверное, стоило перехватить его завтра утром, или, хотя бы, отправить сову, только Ремус уже пришёл и не хотел проводить ночь один на один с беспокойными мыслями.

- Привет, извини, что поздно, мы можем поговорить? - Когда, через некоторое время после стука, дверь отворилась, Ремус встречает друга растерянным взглядом. Может Питер вообще собирался спать, ведь сейчас только начало рабочей недели.

- Спасибо. - Эхом отзывается Лунатик, следуя за Питером. Друг был в халате поверх пижамы, возможно уже спал, а тут Ремус пришёл со своими страхами... Стало заранее стыдно, ведь он даже не говорил с Мародёрами о Джудит. Почти не говорил, предпочитая переводить темы на что-то ещё, а теперь собрался вывалить на Питера сумбурную кашу из неопределённости, словно бы тот мог подсказать выход из положения. Но он всегда был наблюдательным и много замечал, а, кроме того, на многое смотрел трезво, не пытаясь надеть розовые очки и вооружиться радужными надежами.
Иногда - с перегибами, недооценивая себя, как это думал Рем, но даже когда дело касалось выходок их компании, Питер здраво оценивал обстановку.

- Извини, я тебя разбудил... Ты один? - Либо его мать тоже спит, и тогда тем более Рем принесёт в дом одни лишь только неудобства. Вот только выдумать какую-то глупость, незначительное вранье и сбежать тоже не было выходом. Во-первых, они друзья, а дружба заслуживает доверия. Ведь Лунатик скрытничает не ради сохранения тайны, тайна отсутствует как таковая, а чтобы не сталкиваться с неловкостью. А во-вторых, он ведь уже пришёл, уже разбудил, неужели только для того, чтобы Пит сделал вечернюю зарядку, бродя от входной двери в спальню.

- Я не знаю, с чего начать... В общем, помнишь Джудит? - Называет по имени, что само по себе показательно. Не сомневается, что Питер помнит, с момента выпуска прошло не так много времени.
Диван мягкий, сервиз красивый, обстановка дома выглядит как что-то очень правильное, и, казалось бы, такие вещи должны немного успокаивать, но всё равно было тревожно.
Лунатик занимает место рядом с Питером, смотрит перед собой невидящим взглядом, не запоминая ни одной детали окружения прямо сейчас. Перед глазами всё ещё перелистываются страницы папки с колдографиями, а в голове звучит женский голос: "только не выставляй меня чудовищем".

- Регистрация в реестре оборотней принесла первые плоды, — встряхнувшись, Рем не весло усмехается, делает глубокий вдох, чтобы хоть немного расслабить мышцы и расположиться удобней. Слова не то, что в рассказ не складывались, мысль была непоследовательной и непонятной. - Мы с ней, вроде как, решили быть вместе, вдруг бы получилось, а сегодня меня остановила миссис Миллиган. В общем, она хочет, чтобы я держался от неё подальше, и мне сложно её за это винить.

Вот оно и сказано вслух. Уже что-то, потому что на расспросы, что случилось, когда Рем поднялся на этаж, где проходили их занятия, он не смог сказать ничего внятного. Не потому, что не хотел, просто не получилось произнести нужные слова хоть в каком-нибудь их варианте, само собой получилось короткое "ничего", вместе с учебным свитком отгорающим Лунатика от мира вокруг.

- Я не знаю, что мне делать, если честно. И не хочу, чтобы меня убеждали, как она неправа, потому что она права. А что делать всё равно не знаю. Что бы ты сделал? - Вопрос странный, возможно даже глупый, но ничего лучше в голову не пришло.

Чего ждёт Ремус от этого разговора? Какой реакции он ждёт от Питера? Наверное осуждения, в большей степени. Не потому, что Пит в глазах Ремуса отреагирует именно так, а потому что Ремус осудил себя сам. Осудил, вынес приговор и хотел, чтобы его подтвердил кто-то, чьё мнение не безразлично. Так, как это бывает, когда морально ты разбит до той степени, что ищешь не поддержки и выхода из ситуации, а хочешь всё усугубить, своими руками разрушить и, может, обрести спокойствие. Обманчивое ощущение, что в пустоте не может быть ничего кроме пустоты. В нём забывает про мир вокруг и что он не исчезнет, все проблемы не испаряться, а встретившись со страхом лицом к лицу он никуда не сгинет. Обрести клеймо не значит решить проблему и махнуть на всё рукой, вооружившись самым малодушным из девизов: "ничего не получится, а значит не нужно и начинать". Почему не получится - уже детали. Потому что ты слаб. Потому что ты потенциальный убийца, ведь от тебя этого ждут, а значит нужно признать. Потому что ты не привлекателен. Не умеешь говорить. Не знаешь как делать. Делаешь всё не так. Ещё тысяча и одно оправдание на любой вкус, в котором каждый может выбрать то, что будет по душе лично ему и откликаться собственными же комплексами. В случае Ремуса Люпина им стало смирение. После встречи с оборотнем ему суждено быть изгоем, разве не так?  Под давлением эмоций не думаешь, что от того, что ты примешь приговор завтра ничего не изменится. Жизнь не станет легче или труднее, и окружающим, по большому счёту, будет так же на тебя плевать. Не прибавиться ни ненависти, ни принятия. Да и ты сам точно также займёшься повседневными делами уже следующим утром. Разбитый на тысячи осколков воздушный замок - не более чем иллюзия, такой же самообман. Но рушить всё равно хочется, потому что это легко и кажется правильным. А Питер кажется тем, кому хватит трезвости рассудка, чтобы не пытаться убеждать в обратном.

Ожидание растягивается надолго, или так кажется из-за тянущей внутри тоски и жалости к себе, в которой не признаешься ни за что на свете. С трудом оторвав взгляд от обоев, Ремус перевёл взгляд на Питера, который уже разливал огневиски по рюмкам при помощи магии. Пить не хотелось, но Ремус всё равно выпил, тут же скривившись от того, как обожгло и сжало спазмом горло. Тут же потянулся за лакричной палочкой, хотя сладкое всё ещё не любил, а от лакрицы и вовсе всегда был неприятный травянистый привкус, долго потом остающийся на зубах.

- Настолько жалко выгляжу, да? - Рем невесело фыркает, интерпретируя молчание по своему, вполне даже согласный с такой характеристикой. Для полноты картины не хватало только поплакать на плече у Хвоста, и всё, прощай самоуважение, в довесок к надеждам на нормальную жизнь без тайн и розовыми очками, с которыми тоже пришлось попрощаться.

- Знаешь, она ведь даже не обвиняла и сама от меня не шарахалась. Просто попросила. Показала материалы с нападениями оборотней на свои семьи. Это всё были грёбанные случайности. Когда что-то просто пошло не так.

Хорошо, что не пошёл домой. Характеристика, которую озвучил Хвост, явно не подходила для милых домашних посиделок. И для не очень милых, и вообще для домашних. Хотя, наверное, отец был бы лучшим кандидатом в судьи, при всём его желании защитить. Только вот говорить с ним, а уж тем более с мамой не хотелось.

Питер отвечает. В этот раз не ограничивается одним словом, словно бы мысль, которая должна была сформироваться, дозрела и была готова быть высказана. Почему не подготовился? Почему ранит? А почему не должно?
Рем с горечью усмехается, кривит одну часть рта в непривычном для себя жесте, вертит в руках несчастный кусок лакрицы тонкой вытянутой формы, будто бы это крохотный свиток пергамента и если его развернуть, разложить на тонкие прослойки листа, на нём будут начертаны ответы.

- Никогда не любил сладкое. Из вежливости ел, когда предлагали или чтобы перебиться, но... - Перевод темы может звучать неожиданно, но по мнению Ремуса это характеризует всю его жизнь. На которою ему, в общем-то, не в чем жаловаться, разве нет? У него есть друзья, есть семья, неожиданно обрисовались перспективы, девушка, которая его приняла. И, всё же, всю эту хорошую, образцовую даже, за исключением пары дней в месяц, жизнь, Ремус старался соответствовать ожиданиям и не разочаровать никого. Быть прилежным, как от него ожидалось. Быть вежливым и тихим с другими людьми, как ожидалось. Врать, как ожидалось. Он благодарен за всё, но сейчас столкнулся с внутренней проблемой - а чего хочет сам? И можно ли ему вообще чего-то хотеть. Не брать вежливо лакричную палочку, а сделать выбор. В свою пользу.

Здравый смысл подсказывал - нельзя.

- Джудит знает что я оборотень. - Вместо Правды, Лунатик смотрит на Питера, ловя его взгляд. - Отчасти я надеялся, что она испугается и сама меня пошлёт. А она не испугалась, и даже... А, неважно, - сам себя обрывает, прикусив язык. Рассказывать о том где Джудит сейчас и чем занимается нельзя, хотя это очень наглядное подтверждение отсутствия у неё страха. - В общем, она знает. И я не ждал, что её мать обрадуется. Скорее надеялся, что надоем Джу, или что-то такое. Просто не знаю что делать теперь.

Ремус ежится, снова смотрит в стену. Он ведь сам себя завёл в эту кашу, знал, что не будет просто, знал, что правда однажды вскроется, только думал что приговор ему вынесет сама Джу. 

- "Это всё было ошибкой, прости и прощай", так я должен ей сказать? Она же не оттолкнула меня, Пит, это предательство. И я сам всё это затеял, понимаешь? Сам. У меня был шанс сделать вид, что... Что мне всё равно и просто не видеть её после школы. И её мать права, я опасен, знаю и не ждал, что она просто проигнорирует это.

Вырвавшийся смешок чем-то напоминает истерику сейчас, а Рем вспоминает телепередачи, которые мельком подсматривал вместе с мамой, иногда отвлекаясь от учебника. В них отчаявшийся герой инсценировал свою смерть ради какой-нибудь цели. Вот такой выход казался сейчас самым простым. Или найти способ быть погребённым под тоннами дел, желательно таких, чтобы после не осталось сил ни на что, времени, вообще ничего. Найти способ сбежать и не принимать никаких решений.

- Я, скорее, ждал что она убедит саму Джудит, а не попросит меня с ней попрощаться, чтобы не портить с ней отношения. То есть, я даже не знаю, что соврать...

На первый вопрос Ремус кивает, над вторым задумывается, не сводя с Хвоста взгляда, всматриваясь, ищя ответы на заданные и замолчанные вопросы в выражении лица, мимике скрадываемой полумраком, всяком жесте и интонации. Додумывал их сам, не особенно заботясь о логике и достоверности.
Ответ Питера прозвучала упрёком, только не тем, который Ремус ждал.

- Нет! - Звучит резковато, Ремус морщится, вгрызается в несчастную, измятую пальцами лакрицу, потом добавляет уже тише, - нет.

Он не мог злиться на друга, хотя на любого другого человека, не на кого-то из Мародёров, разозлился бы, а тут, просто не мог. Их связывало слишком многое, очень важное, сотканное годами, да и откуда Питеру знать, какова Джудит и что она сделала, делает прямо сейчас.

- Это же тайна, про такое нельзя говорить и она бы не стала, не спросив, а если бы спросила... Не знаю. - Сейчас Ремусу сложно ответить на вопрос, был бы он против или нет. Нечестно запрещать семье знать, с кем ты проводишь время, а с другой стороны, Мередит Миллиган работает в Министерстве и это всё усложняет. В Джудит Ремус не сомневался, вспоминал прикосновения, мимолётные жесты, вторжения в личное пространство. Совершенно непосредственное, словно бы для неё и не было этой черты, только собственные желания.

- Да проще объяснить келпи законы Голпалотта, чем мысли и решения девчонок - Рем откидывается на мягкую спинку, закрывая лицо руками, то ли мычит, то ли бормочет невнятные звуки в ладони.

- Она делает только то, что хочет, вот что я думаю, - наконец-то сформулировав мысль, выдает Лунатик, - но тайны хранить умеет. Мы как-то с ней наткнулись на боггарта, ещё в школе. Я тогда здорово перетрусил, даже вам не рассказал, хотя стоило бы, а она и мне не сказала, что догадалась хотя догадалась, и раньше расспрашивала куда я пропадаю, всё такое. А сейчас Джудит уехала и, если честно, я надеюсь что миссис Миллиган не поднимет с ней этой темы примерно так никогда.

Отняв ладони, Рем снова уставился на Питера, ища в нём ответы на все загадки мира.

- Если бы она меня стыдилась - это бы всё упростило, - Ремус чуть краснеет, вспоминает "эксперименты" Джу в автобусе, когда они ехали гулять, и на выпускной с ним Джудит пошла уже зная, что не так с Лунатиком. Нет, это не про стыд.

-  Я даже не знаю, что от тебя жду, - с невесёлым смешком признается Ремус, - просто это всё было неожиданно и слишком похоже на правду, а Джеймс или Сириус наверняка бы попытались убедить, что нужно действовать несмотря ни на что... В таком духе.

Может быть, именно сейчас, находясь среди оборотней, Джудит увидит и другую сторону, осознает, во что ввязалась и почему ликантрропы стараются держаться подальше от других волшебников. Это всё упростит, Ремус поймёт и ему не придётся выбирать между тем, что он хочет и тем, как будет правильно.

- Застрели меня, — драматично, с каким-то истеричным смешком тянет Ремус, понимая, что только больше увязает между «хочу» и «должен», межу «обязан» и «трудно», между выборами, которые были важнее, чем собственные эмоции. Один касался безопасности и жизни другого человека. Не безразличного человека, о чём даже не решаешься говорить вслух даже себе. Другие, как верно заметил Питер, жизни собственной и, возможно, жизни других, таких как он, ведь Ремус получил уникальный шанс, а теперь не знает, в состоянии ли, на самом деле, оправдать его. Дело ведь не только в профессии, не только в оказанном доверии. Министерство Магии и раньше делало попытки наладить некий порядок в популяции оборотней, взять ликантропию под контроль. Ремус допускал, что они могли руководствоваться и наилучшими побуждениями тоже, но всегда из этого получался полный провал. 
Сейчас шаг был сделан решительней, да ещё и в такое время, когда Министерство пыталось любыми способами удержать установившуюся политику и не дать идеям Тёмного Лорда распространиться дальше. А ведь так просто переманить на свою сторону извечных изгоев.
Но вот справится ли Ремус? Если он не способен даже понять, чего хочет от жизни, только для себя, когда это не касается дела и дать возможность другим делать выбор, находится рядом с ним или избегать.

– То есть, заавадь… - Вспомнив, что у Питера вряд ли каждый день в гостиной болтает телевизор, как у него дома, когда мать не с заказчиками, поправляется Ремус.
Дело не только в Джудит, Питер прав.  Но волнует Ремуса сейчас именно она и как бы у неё не возникло проблем из-за него. Когда ты растёшь с мыслью, что тебе стоит держаться подальше от людей – не так просто её искоренить.
Сыр оказался вкуснее лакрицы, такая маленькая перемена, а насколько приятней стало жить.

Лунатик пожимает плечами. Едва ли для Хвоста секрет отношения Ремуса к себе, слишком долго и близко они общаются и, конечно, тот прав в своём предположении. Оно не ощущается излишне трагичным, только данностью, чем-то правильным и естественным, от того сложнее было принимать мысль, что другие могут относиться иначе. Хотя это было так, та же миссис Миллиган не ненавидела, она просто констатировала данность, хотела защитить свою дочь, но не высказывала претензий к Ремусу лично.
Вот только ожесточаться Лунатику не хотелось. Он слышал много историй про оборотней, и как они менялись. Сочувствовал им и боялся повторить такую судьбу. Непроизвольно Рем ведёт плечами, отводит взгляд.  Пока у него есть друзья – вряд ли такое возможно. А если случится что-то страшное? Просто предположить на секундочку, ведь сейчас непростое время, не сделает ли это его чем-то таким, что сейчас обрисовал Питер.

- Знаешь, Хвост, звучит это очень хорошо… - Ремус усмехается с горечью, опустошает налитую порцию огневиски, морщась от жгучего привкуса. – Кто-нибудь из вас, — подразумевает Мародёров, разумеется, Питера, в том числе, в котором нет-нет, а прослеживалась тяга показать себя, — может справился бы с этим. А я всё больше думаю, что, на самом деле, просто трус и всем что делаю безуспешно пытаюсь себе же доказать обратное. Помнишь первый день в школе? – улыбка становится мягче, для Лунатика это воспоминание хорошее. Он вообще очень хорошо помнит школу, а некоторые, особые моменты, первые и последние дни года, важные события, их он может пересказать очень подробно, — перед тем как упасть в озеро, мы говорили о факультетах. Я тогда думал, что мне место на Хаффлапафф, и сейчас думаю, что они замечательные… А храбрость, это история не совсем про меня, я куда больше боюсь подвести тех немногих людей, которыми дорожу.
Вот такая вот правда. Крохотное откровение, оказавшееся очень простым, а для восемнадцатилетнего парня кажущееся чуть ли не определяющим всё.