- Бокал пива, пожалуйста, - обратился Долохов к женщине за барной стойкой, опустившись на высокий стул, - У вас сегодня не слишком шумно, так?
Говорил Антонин по-французски, и этот факт его чрезвычайно радовал. Удивительно, что в такой дыре, как Брюгге, нормальный язык понимают все, а вот в чопорной Великобритании - единицы. И это при том, что английский как таковой заимствовал очень много у французского.
- Будний день, и погода не особо располагает, - женщина пожала плечами, удивленная странным выбором для раннего утра, - Будете пить здесь или пойдете за столик?
- Пойду за столик, - кивнул Долохов, и в то же мгновение, заметив маневр барменши, остановил ее жестом руки, - Нет-нет, мадемуазель, только не бельгийское! Да, это подойдет...
Не обращая более внимания на оскорбленную честь страны с многовековой историей пивоварения, человек принципов взял свой бокал с простым голландским лагером и вернулся за столик в компанию молодого человека. Тот, пожалуй, сошел бы за племянника противника благородных бельгийских напитков с тягучим вкусом и рубиновым цветом, но уже наверняка не за сына - совсем они были друг на друга не похожи.
Тем более, как отметила про себя женщина за стойкой, французский любитель дешевого голландского пойла со своим спутником почти не разговаривал, и вообще вел себя весьма отрешенно. До этого момента.
Дальнейший разговор барменша не слышала, а если вдруг и разобрала пару слов - вряд ли она владела английским настолько, чтобы понимать его на таком расстоянии.
- Он появится здесь, это совершенно точно. Уж если крыса решила выбраться из своей норы, то непременно заглянет в место, где раньше кормилась, - спокойно говорил Долохов, зашелестев маггловской газетой, - Все крысы как одна похожи друг на друга, но эта - самая жирная и подлая. Наверное, он совсем отупел за годы затворничества, если решился в конце-концов выбраться наружу. Его предупреждали о том, что прошлое забывать не стоит. Видимо, недостаточно строго...
Антонин усмехнулся, сделал несколько глотков из своего бокала и положил развернутую газету на край стола.

Вчера у него не было ни времени, ни желания подробно рассказывать о своих грядущих планах. Внезапное известие - старый знакомый показался в ненастном внешнем мире - настолько взбудоражило Долохова, что он не мог более думать ни о чем другом, кроме отмщения. Удивительно даже, насколько быстро старые счеты вспомнились в его рассудке и нашли выход наружу, желая непременно удавить предателя собственноручно. В сущности, это было вовсе необязательно - можно было просто дать наводку, доплатить немного золотом, а то и вовсе уговорить сделать черную работу из альтруистических побуждений, но...
Антонин не пожелал привлекать посторонних к личным делам.
Что же до юного Кэрроу, который так вовремя попался на глаза, то это совсем другое - он нужен был для прикрытия, как карта в рукаве на случай непредвиденных обстоятельств. Кроме того, как уже позже решил для себя Долохов, Амикусу не помешает доказать свою преданность делам чистокровных. Никому не помешает, но Амикусу Кэрроу - вдвойне.
Мужчина раздобыл нелегальные порталы в рекордный срок, и уже через полчаса после известия вручил один из них молодому человеку, проинструктировав воспользоваться им завтра ровно в половине восьмого утра. Велел не забыть волшебную палочку - уж скорее в шутку - и отчего-то пожелал удачи.
Впрочем, по всему виду Долохова было понятно, что настроение у него было весьма приподнятое.
И вот теперь, ранним утром по-английски и не таким уж ранним по-бельгийски, они появились в пригороде Брюгге, откуда пешком прошлись до хорошо известному Долохову небольшому кафе.

- В Москве очередной съезд выживших из ума кретинов с красными значками, испанцы оставляют Сахару... - говорил Антонин, краем глаза пробегаясь по газетным заголовкам, - А в дыре на краю Фландрии все по-прежнему. Дурная погода, дрянное пиво, церкви и кладбища, и старые товарищи встречаются спустя много лет, как раньше. Впрочем, здесь все же красиво. Средневековые улочки, колокольни. И миллионы истлевших трупов под землей.
Долохов глотнул еще немного и уселся в легком кресле поудобнее. Он предполагал, что ждать придется не слишком долго, однако комфорт в любой ситуации - это то, что так ценит старшее поколение, и чем зачастую пренебрегает поколение младшее.
- Этот человек, мсье Робер, - слово "мсье" Антонин выговорил с явным презрением в голосе, - Возможно окажется здесь не один. Вряд ли он узнает меня в лицо, все-таки с нашей последней встречи прошло уже больше двадцати лет. Но я уж его точно узнаю... - Долохов хищно улыбнулся, - Так вот, не будем спешить. Оценим обстановку, выберем выигрышную позицию. Воспользуемся нашим правом на рекогносцировку. В конце-концов, хоть он и опасается, но явно осмелел настолько, что забыл об элементарных мерах безопасности. Это его и погубит. Это, и немножко я.
Довольная улыбка сошла с лица Антонина настолько быстро, что это даже сложно было уловить. Причиной тому послужил дешевый дверной колокольчик, который своим тихим звоном моментально стер с Долохова мечтательное выражение и заставил собраться: мужчина в одно мгновение повернулся на звук и... тотчас же расслабился.
В кафе вошла пара, возможно семейная. Слишком молодая для того, чтобы предавать товарищей в сорок четвертом.

- Насколько может быть силен противник, если я взял на ликвидацию такого сопляка как ты? - усмехнулся Долохов, взглянув на своего собеседника исподлобья, - Это шутка, не принимай близко к сердцу. На самом деле, я взял тебя только для того, чтобы ты не успел обзавестись еще одной маггловской подружкой, пока меня нет рядом.
Антонин вновь усмехнулся, довольный собственной шуткой. Может быть, звучала она глупо, но зато оказалась свежей и должна была попасть точно в цель. По крайней мере, сам мужчина в этом не сомневался.
- Я все сделаю сам. Твоя задача - прикрыть мне спину, если что-то пойдет не так, - продолжил Долохов уже серьезно, - Вряд ли Робен ходит в сопровождении толпы авроров, фигура не того полета. Но крыс на свете много, а иногда они объединяются в стаи...
Он сделал еще глоток из своего бокала - патриотка за стойкой поморщилась и отвернулась - а затем перевел взгляд на газетный разворот. В сущности, ничего интересного в прессе не писали, поскольку редкое издание в наше время всеобщей гласности осмелится писать правду.
Тем не менее, чем-то себя занять было нужно, а излишние разговоры на чужом языке явно привлекают много внимания. О том, что Долохов уже зарекомендовал себя в кафе, мужчина даже не задумывался. Впрочем, идеальных преступников не существует. Люди, считающие себя таковыми, называют себя иначе и похищают целые страны, убивают целые народы и вообще не размениваются на пустячки вроде банального отмщения одной единственной персоне.
- Любопытство не порок, - покладисто согласился Антонин, не отрывая взгляда от печатных строк, а затем добавил, - Но и я не святой Антоний.
Вновь тихий звон дверного колокольчика. Долохов поворачивает голову - чуть медленнее, чем в первый раз - на несколько мгновений впивается глазами в фигуру мужчины своих лет и тотчас же отворачивается. Глаза Антонина, доселе бывшие спокойными, теперь словно мерцают черным огнем. Долгие секунды он молчит, глядя прямиком на Амикуса, и по непроизвольной мимике лица видно, что он едва сдерживается.
- Впрочем, хорошо. Я расскажу тебе, за что... - шепчет он, склонившись ближе, - ...приговорен к смерти Франсуа Робен, герой войны и блюститель свободы Отечества.

И рассказал. Рассказал о пропавших без вести патрулях и штурмовых отрядах, отправленных на ночные вылазки, рассказал о десятках жизней чистокровных волшебников и хороших товарищах, которые могли бы пройти все что угодно - линию фронта, заградительные щиты, лучших бойцов Великобритании и Советской России - все, кроме предательства. Рассказал о чиновнике французской директивы по имени Франсуа Робен, который работал в аппарате на южном направлении и координировал действия летучих отрядов в Италии. Который собственноручно подписывал приказы об операциях, а затем передавал данные на ту сторону.
- Когда он ставил свой росчерк на предписания, он знал, что подписывает смертные приговоры, но тогда его это не сильно беспокоило, - тихо говорил Долохов, и в голосе его слышалась неподдельная злость, - Сначала это походило на случайность, потом стало закономерностью. Он был осторожен, конечно, да и нелегко было найти крысу среди такого количества занятых работой волшебников. Их было много, да... - Антонин глотнул пива и быстро, на мгновение, обернулся к старому знакомому, - Но передавал информацию союзникам он один. По крайней мере, настолько эффективно. Узнаешь, сколько у него дома висит медалей, умом тронешься - столько и носить-то невозможно. Герой...
Мужчина вынул портсигар и закурил, сверкнув стальной зажигалкой.
- После войны его внезапно начали награждать. Нас-то всех отпускали неохотно, кое-кого даже посадили, а этому... наверное, он был вовсе не рад такому вниманию к своей персоне. Попросил убежища, насколько я знаю - боюсь, мол, мести бывших соратников. А мне кажется, его свои же и выбросили. Рим предателям не платит, - подытожил Долохов, выпустив в воздух струю дыма, -  И началась у Франца печальная жизнь. Денег полно, а тратить негде. На улицу особо не сунешься. Ходишь с оглядкой. Это уж потом его все-таки перевезли, спрятали в укромном месте. Под другим именем и другой историей. А теперь - гляди-ка - осмелел... но есть еще на свете люди, верные прежним идеалам. И прежним друзьям. Подождем, пока он допьет свой кофе, и пойдем следом. Возьмешь на себя его приятеля. Делай с ним что хочешь, мне все равно. Только Франца не трогай.
Антонин еще раз быстро обернулся на Робена и уставился пустым взглядом в газету.

- Нет, не здесь! - резко отвечает Долохов, - Это не Англия, авроры прибудут сюда в течение минуты. Придется подчищать следы, значит - убить персонал и прочих посетителей. Что они тебе сделали, пиво не предложили? Бесцельно убивать магглов - все равно что убивать собственного садовника. Думай.
Антонин затянулся и сделал глоток пива, тихо звякнул ножкой бокала и поставил его на место. В половину оборота взглянул на Робена, словно желал только удостовериться, что он до сих пор здесь и никуда не делся, потом также спокойно повернулся обратно.
- Хороший хозяин своих слуг попусту не трогает, хотя и не спускает с рук грубых ошибок. Хорошего хозяина любят, ценят и никогда не предадут. Нам хозяевами уже не стать, не успеем, но вы - следующее поколение - должны учесть все ошибки прошлого, - продолжил мужчина уже спокойнее, откинувшись на спинку кресла, - Я всю жизнь посвятил войне с такими вот ублюдками, а все потому что до нас никто на этот счет особо не задумывался. Будет как будет, и ладно - так они говорили. И где мы теперь? - Долохов усмехнулся, - О русской революции слышал? То-то же. Надеюсь, вам будет проще, чем было нам. Волшебники просыпаются. Магия струится по их жилам и призывает к службе единому делу. Ты же понимаешь, что эта война - не за Англию и уж конечно не против грязнокровок. Это борьба за выживание.
Антонин замолчал. Непрошенная лекция прозвучала с каким-то излишним пафосом, хотя в сознании самого Долохова эти мысли звучали иначе: точнее, глубже, проще. Беда только в том, что мысленные ощущения и их устные аналоги зачастую отличны и могут толковаться по-разному, что, увы, всегда сказывается на точности передачи ощущений. И всегда в худшую сторону.
Долохов коротко улыбнулся, желая сгладить неловкость, вынул бумажник и заглянул в него, пальцами перебирая купюры разного достоинства. Внутри оказались французские франки, английские фунты, немного дойчмарок и, разумеется, ни одного франка с изображением бельгийского монарха. Ну да ладно, деньги есть деньги, как ты их ни назови. Антонин одним глотком осушил бокал, сунул под ножку купюру в пятьдесят французских франков и поднялся на ноги. Жестом пригласил своего спутника следовать за ним.
Когда Долохов - нарочито отвернув лицо - проходил мимо Робена, то успел заметить, что тот тоже вынул свой бумажник.
- Справа, в конце этого дома, если узкий проход к каналу. Глухие брандмауэры без окон, рукой подать до воды. С другой стороны канала - пакгаузы, там никого в такой час не бывает. Туда и пойдем, - произнес Антонин, рукой указав направо вдоль дома, - Франца я оглушу и потащу сам, а ты уж, будь добр, займись его сыном, или кто там с ним... не важно. Он не имеет никакого значения. Мне он ничего дурного не сделал, моим товарищам - тоже, годами не вышел. Но и плакать по нему я буду в последнюю очередь.
Мужчина неторопливо прошел к ранее указанному проходу и замер под стеной. Он молчал, не говорил более ни слова, и всем видом своим показывал, что к дальнейшим разговорам не расположен. Напротив, Долохов всецело собрался, словно сконцентрировался на одном только деле, пусть и представлялось оно в общем-то пустяковым.
Но, так уж устроены люди, когда они хотят сделать что-то по настоящему достойно, то волей неволей собираются с силами и используют все свои способности на высшем уровне. Долохов замер, превратился в сосредоточение силы, обратился в слух и глаза, выжидая только одного момента. Когда доведется наконец оглушить старого врага и отомстить.
Много лет Антонин не желал убить так сильно, как сейчас.
Слышится тихий звон дверного колокольчика. В утренней тиши холодного Брюгге для Долохова он звучит набатом.

- Это был Робен, - Жак выплевывает имя так, словно это ругательство, - Это он передавал данные Союзникам.
- Ты уверен? - Ландерс хмурится, не желая верить в подобный вздор, - У тебя есть доказательства?
- Да какие тебе еще нужны доказательства?! - молодой человек взрывается быстро, точно снаряд маггловской артиллерии, - Вы ослепли?! Вы не видите очевидного! Мы столько парней потеряли из-за этого сукина сына, а вы теперь собираетесь проводить расследование...
- Не кричи и не сходи с ума, нельзя убивать человека просто так... тебе было мало?
Жак только распаляется сильнее. Его невыносимо раздражает равнодушие товарищей, его переполняет жажда мести и руки вот-вот готовы сжаться на горле противника, только бы он оказался рядом.
- А ты что молчишь, Антонин?
Долохов, последний командир их штурмового отряда, поднимает голову и внимательно оглядывает всех присутствующих. Всех, кто остался. Всего шестеро.
- Ты видел его наградные листы, так? - спрашивает Антонин, скрестив руки на груди, - Квитанции, представления, выписки из штабного архива?
Жак кивает. Так быстро, что это даже становится похоже на ложь, но Долохов отчего-то не сомневается. В полуподвале, где они нелегально собираются по субботам, становится тихо.
- Убить, - низкий голос Бернара, самого старшего из всех, стальным прессом давит повисшую в воздухе тишину. Болтать он не любит, всегда цедит слова в час по чайной ложке, вот и сейчас лишнего не говорит, - Клянусь.
Один за другим они поднимают правые руки и приносят клятву вслед за Бернаром.

Долго же пришлось ждать. Кто-то уже умер, кто-то - сошел с ума и заканчивает свои дни в приюте для душевнобольных. Жак пропал где-то на севере. Бернар не может ходить из-за старого проклятия, которое вдруг вылезло наружу. А Робен все прятался.
Долохов бьет оглушающим заклятием так сильно, что кто-нибудь послабее мог бы и умереть от сотрясения. Но шкура старой жирный крысы практически неуязвима, и та просто теряет сознание, в одно мгновение обмякнув и падая с подкосившихся ног. Антонин подхватывает Робена за пальто - смотри-ка, английская шерсть - и грубо тянет на себя, не давая ему свалиться на мостовую. Краем глаза подмечает, что Амикус нейтрализовал второго.
Конфундус или Империо, да не все ли равно...
- Чисто сработано, - Долохов становится скуп на слова, кивает в сторону спутника Робена и коротко усмехается.
Своего пленника он подхватывает с помощью волшебной палочки, а затем мерно вышагивает по коридору из брандмауэров в сторону канала. Ноги Франца в черных ботинках волочатся по брусчатке, подскакивая на каждом камне. Жалкое зрелище.

Черная вода, заключенная в гранит и песчаник, лениво ползет по каменному руслу, огибая дебаркадеры и опоры низких мостов. Пришвартованная к пирсу баржа, сверкая тонкой снежной шапкой на палубе, одиноко стоит у бетонного основания. Серая кошка, напуганная внезапными гостями в неурочный час, ловко взбирается по мшистой стене и замирает на вершине, поглядывая на нарушителей утреннего спокойствия с раздражением.
Антонин описывает палочкой горизонтальный полукруг - и безжизненное тело его пленника прижимается спиной к чугунному ограждению.
- Встань, - он дает Робену пощечину, дабы привести в чувство.
Тот хлопает глазами, не понимая, как это он оказался на мостовой, если еще мгновение назад спокойно шел по знакомой улице. Осознание, впрочем, приходит быстро.
- Возьмите деньги, они во внутреннем кармане... - бормочет он по-французски, полагая, что перед ним обычный грабитель.
- Встань, - повторяет Долохов, помогая Робену палочкой. Магия буквально берет его за грудки и с силой тянет наверх.
- Вы...
- Помнишь меня?
- Я не понимаю... вы волшебник?
- Не строй из себя идиота! - раздраженно бросает Антонин и дает Францу легкую пощечину. Этот голос, злой и отрывистый, он кажется узнает.

- Вы служили в штурмовой бригаде? - голос Робена понемногу выравнивается, словно то, что он узнал подразделение Долохова, может как-то помочь ему с решением своей дальнейшей судьбы.
Антонин кивает.
- Так и я тоже в ней состоял. Канцелярия штаба.
- Я знаю.
Франц коротко улыбается, словно встретил старого доброго товарища, который просто-напросто решил его разыграть.
- Значит, мы с вами...
Однако, Антонин не дает ему закончить.
- Боймер. Штальмеер. Теренс. Знакомые фамилии?
Улыбка сходит с лица Робена, он едва заметно бледнеет и смотрит отчего-то на сына, а не на мужчину перед ним.
- Ханц. Вальден. Базен. Гаррель. Легран, - чеканит Долохов, делая короткую паузу после каждой названной фамилии, - Моррель. Симон. Крайнц... продолжать?
Франц качает головой. Он делает это так резко, словно пытается отмахнуться от череды имен, которые много лет назад постарался вычеркнуть из памяти. Но она - так уж устроен человек - теперь любезно подсовывает ему под нос не только личные дела, но и лица. Молодые, дерзкие. Мертвые, обезображенные.
- Вы называете имена мертвецов.
- Теперь я назову свое имя. Долохов.
Лицо Робена вновь меняется. Он мимикрирует, подстраиваясь под ситуацию и окружение точно хамелеон. Сейчас он выражает заинтересованность и строит даже некое подобие скорби. Выглядит, должно быть, весьма достоверно, вот только Долохова это ничуть не трогает.
- Как же... вы - сын Пауля, не так ли? Он погиб зимой в первые годы войны... - Франц внезапно оживляется, - Хотите знать, кто его убил? Этот человек все еще жив, полагаю.
Антонин смеется, позабавленный зрелищем извивающейся змеи. Как знать, не вцепится ли она в собственный хвост, бросаясь чужими именами.
- Мне все равно. Мой отец погиб в честном бою, - бросает он, приставив палочку к горлу Робена, - Его никто не предавал.
Франц скосил глаза на волшебную палочку. Антонин нажал сильнее - тонкая кожа на шее предателя побелела, кровь отошла от места соприкосновения, обнажив пустые вены. Долохов чуть заметно улыбнулся.
- Вы... есть и другие. Я назову имена. Они служили в других подразделениях, их так и не раскрыли. Это...
- Хватит!
Стремительным движением Робен отклоняется назад и выхватывает из рукава собственную волшебную палочку. Заносит ее, пригибаясь к брусчатке, однако Долохов оказывается быстрее. На его лице играет торжествующая улыбка, когда оглушенный Франц приваливается к кованому ограждению и бессильно хлопает глазами.
Антонин на мгновение оборачивается, а затем сует руку во внутренний карман пальто и совершенно невозмутимо вынимает из него продолговатый предмет с деревянной ручкой и длинным стальным навершием.
Штильхандграната, маггловское взрывное устройство. Глаза Франца расширяются от предчувствия грядущих событий.
Долохов вкладывает гранату в его окаменевшие руки, отвинчивает пробку в деревянной рукояти и дергает за спусковую нить.
- От штурмовой бригады с наилучшими пожеланиями.
Антонин толкает Робена в грудь, и тот, перевернувшись через поручень, падает в ледяную воду бельгийского канала. Звучит глухой плеск - словно в воду уронили наковальню. Еще через три секунды раздается взрыв, и водяные брызги взлетают ввысь на несколько метров, едва не вымочив Долохова до нитки.
Тот оборачивается, смотрит прямо в глаза мальчишки Робена и в ту же секунду заносит палочку. Невербальное заклятие выбрасывает из самого ее кончика стальной блик - он наотмашь проходит перед молодыми людьми и рассекает грудь юноши с пронзительным свистом, будто это и в самом деле был удар отточенным до остроты бритвы клинком. Вместе с плотью он отсекает и кусок рукава мантии Кэрроу.
- Уходим, - коротко произносит Долохов, не глядя на упавшее на брусчатку тело, - Быстро.
Антонин протягивает руку в приглашающем жесте, а затем аппарирует.
Они оказываются посреди широкого поля - то же свинцовое небо, тот же холодный ветер и почти то же безмолвие, что было в утреннем Брюгге. Только вместо каналов, домов и старых церквей, здесь до самого горизонта распростерлось солдатское кладбище.

Отредактировано Antonin Dolohov (2023-06-26 16:48:49)

- Не шуми, это крайне невежливо, - Долохов не смотрит в сторону своего спутника, вместо этого выискивая глазами знакомое место среди совершенно одинаковых рядов простых солдатских крестов, - Мы на кладбище неподалеку от Брюгге. И ты до сих пор жив, так что беспокоиться не о чем.
Антонин оборачивается, бормочет себе под нос что-то по-русски и находит наконец старую разрушенную церковь, чьи едва сохранившиеся стены давно начали осыпаться отдельными кирпичами. Церковная роза разбита, башня покосилась и держится, кажется, только на честном слове - но церковь все еще стоит. Не без помощи магии, конечно, однако магглам об этом знать совсем не обязательно.
- Какой артефакт? Обыкновенная граната. Внутри гремучая смесь, вы на алхимии никогда ничего не взрывали? - Долохов усмехается, однако не слишком воодушевленно, - Снаружи насечки, чтобы при взрыве стальные обломки разлетелись в разные стороны, зацепив как можно больше тел. Уж поверь мне на слово: что магглы хорошо умеют - так это убивать друг друга.

Идти по выложенным галькой тропинкам не так приятно, как по хорошей мостовой, но все же находиться здесь Долохову нравится куда больше. Тем более, сейчас - когда старые счеты наконец сведены, и можно обрадовать товарищей хорошей новостью. Впрочем, они и без того уже все знают, в этом Антонин был уверен. И все же ему хотелось сообщить лично.
Вблизи церковь оказалась совсем дышащей на ладан. Однако, Долохов без тени сомнений шагнул в сияющий чернотой проем центральной арки и вошел внутрь. Глаза, привыкшие к хоть и пасмурному, но все же яркому небу, на несколько мгновений словно потеряли способность видеть, но в этом и не было особой необходимости. Почти сразу на входе Антонин свернул налево, чтобы выйти наружу через другой дверной провал.
- Магглы не могут сюда попасть, - произнес мужчина, шагнув на ухоженную дорожку, - Здесь Союзники, в том числе англичане. А дальше, за холмом, мемориал нашим силам.
Долохов указал рукой на ряды надгробий, которые точно так же не отличались разнообразием. Здесь, правда, было куда больше растений, магическая память не ограничивалась одним только запущенным газоном. Изредка высились обелиски, словно надзиратели за могилами - чаще всего каждый символизировал отдельное формирование, будь то армия или бригада.
Антонин сунул руку в карман и вынул на свет небольшой деревянный футляр. Щелкнул крышкой, показал Амикусу монету в пять пенни, которая лежала внутри.
- Твой портал обратно в Великобританию. Этот приведет тебя в Лондон, - произнес мужчина, протягивая футляр молодому человеку, - Благодарю. Сегодня мы сделали то, что десятки людей ждали много лет. Живые и мертвые. Дальше я сам.
Отвернувшись, Долохов запахнул поплотнее мантию, заложил руки за спину и мерно зашагал по тропинке, ведущей наверх по холму.