Нью-Йорк, 1955

Антонин поправил воротничок и немного ослабил галстук - слишком здесь было жарко и душно. Ситуацию немного спасали холодные коктейли в широких бокалах с кубиками льда, но критический перевес сил все-таки оказался на стороне мая, теплого океана и газовых выбросов сотен тысяч маггловских автомобилей. Глядя в окно на оживленное шоссе и высотные здания напротив, Долохов вдруг осознал, что не желает подобного будущего для Парижа, не хочет видеть на месте родного города каменные джунгли, многоэтажные парковки и огромные, размером с Лувр, рекламные вывески.
А вот Нью-Йорку и его жителям это, похоже, нравилось.
Разительное отличие основной массы американских городов от поселений старушки Европы в том, что первые все знали наперед. Планировали, проектировали и строили, имея на руках тысячелетний опыт древних зодчих, опирались на современные запросы и старались заглядывать в будущее - иногда даже успешно. Новые города - новые по меркам истории - слишком практичны, до боли рациональны. Разве можно представить развалины старого замка посреди Манхэттена? Даже будь там таковые - их бы снесли, чтобы построить новый торговый центр. Американские улицы прямые, как стрелы, они не упираются в готические соборы и крепостные стены, не поднимаются на холмы - они их просто прорезают, а наверху строят дорогие кварталы, лишая жителей нижнего города даже прогулок в красивом месте.
Впрочем, что же там красивого? Каменные нагромождения, немного неба и море. Тем не менее, кто-то довольствуется и этим.
Даже странно для народа, который по слухам малым не ограничивается.
- Так ты совсем не говоришь по-английски?
Голос старого знакомого вернул Долохова из дебрей псевдо философских рассуждений. Он покачал головой.
- Немного. Думаю, нам хватит, мы ведь не речи слушать приехали.
Говорили по-русски, не опасаясь, что кто-нибудь подслушает. А если и так - что же с того? Никаких секретов товарищи не обсуждали, да их и откровенно говоря не было. Пока.
Борис почесал седеющую бороду, которую отец Антонина всегда называл швейцарской, и оглянулся через плечо.
- Кажется, выносят. Почти уверен, что это то самое кольцо, которое так тебя заинтересовало. Да... подожди ты, Антонин!
Но Долохов уже устремился вперед, буркнув что-то вроде "сам жди" и намереваясь вклиниться в толпу праздных зевак от мира антиквариата и истинных коллекционеров, которая уже сплоченно окружала выставленный экспонат.

Суботица, 1942

- Кого ты там прячешь, грязнокровок?! Сквибов?! - орал грозный волшебник в черной мантии, наседая на испуганного министерского чиновника, - Что в словах "полное содействие" тебе не понятно?!
Долохов переводил. С немецкого на русский, с русского на русский, понятный сербу, разбирал ответ и переводил его обратно на немецкий.
- Говорит, друг. Просит не ругаться. Там живут волшебники. Вольные. Где именно - не знает.
- Боится?
- Вас.
- Недостаточно боится, раз виляет. Переведите: я их в любом случае найду. Если это случится быстро, то он останется жив.
Антонин перевел. Чиновник выслушал, задумался на несколько мгновений, тыльной стороной ладони вытер кровь с губ и быстро заговорил, не оставляя Долохову и шанса на то, чтобы уловить суть.
- Карта, понимаешь? - остановил он мужчину, - Покажите на карте.

Вечером штурмовой отряд Антонина, который находился в тылу на отдыхе, собрался на холме неподалеку от озера. Место было указано предельно точно, и Долохова поразило, как тонко его командир чувствовал настроение несчастного чиновника, читал его мысли и наперед знал, ответит тот на поставленный вопрос или нет. В этом, пожалуй, было особенное искусство, какое-то немыслимое мастерство - он заглядывал в испуганного бюрократа словно в раскрытую книгу. И получил ответы на все вопросы, которые задавал.
Как видно, задавать вопросы - искусство не менее важное, чем знать где искать на них ответы.
- Как думаешь, надолго это? - спросил молодого человека его товарищ, - Антонин?
- Черт его знает, - Долохов пожал плечами, - Надолго или нет, но мы с тобой, Пауль, проторчим тут до конца. Старик намерен показать характер.
- Зараза, мы же в отпуск ехали... - простонали откуда-то слева.
В небо взлетела красная вспышка. Палочки наизготовку.

Нью-Йорк, 1955

Два ярых противника Советского Союза и стереотипах о русских вели себя сейчас довольно показательно. В противовес своим убеждениям, они отошли в сторону от толпы, скрестили руки на груди и тихо бранились между собой, даже взглядом не удостаивая улыбки, которые изредка получали со стороны. На их лицах, разумеется, не было и тени радости. Насупленные брови, напряженные взгляды.
Прямо карикатура.
- Ну?
- Не знаю.
Оба парижских коллекционера уже успели рассмотреть выставленное кольцо, и всякий сделал собственные выводы, однако делиться ими раньше собеседника не собирался никто. Всегда полезнее сперва выслушать доводы и мнение коллеги, а потом уже высказывать свои. Тем более, когда вопрос стоит о кольце, которое теоретически может оказаться тем самым.
- Похоже... на одно из описаний, - нехотя поделился Антонин, уступая Борису по старшинству.
- На какое из? - тотчас же подхватил антиквар, вцепившись взглядом в Долохова.
- Не помню, - стремительно парировал тот. Борис только крякнул.
- Камень выглядит так, как будто его действительно можно провернуть в оправе.
Антонин кивнул.
- Да, мне тоже так показалось. Сложно судить, когда нельзя потрогать, но что-то в этом есть. Однако, некоторое время кольцо находилось у магглов?
- Вряд ли они способны управлять им, это ведь не безделушка, - ответил Морозов после небольшой паузы.
Долохов обернулся, заметил мужчину с очаровательной блондинкой, однако не придал этому значения - красивых пар здесь было предостаточно. Складывалось даже такое впечатление, что американцы посещают аукционы вместе театров.
Впрочем, мысль была неплохая. Порой в аукционном зале можно увидеть куда больше эмоций, чем в посредственном или даже неплохом представлении.
Начались торги. Естественно, для начала в качестве лотов выставили всяческое барахло, которое призвано только разогреть почтенную публику. Борис отвлекся, попеременно спрашивая себя, готов ли он отдать пригоршню монет за, скажем, статуэтку прошлого века? Чаще отказывался, но иногда играл. Долохов молчал.
Внутри себя Антонин спрашивал - готов ли он отдать невообразимую кучу золота за кольцо с турмалином? Вопрос нужно ставить именно так, это мужчина понял еще в самом начале своей карьеры антиквара. Окажется кольцо тем самым - отлично. Если нет - что же, все было оговорено заранее.

Суботица, 1942

Купол сдался довольно быстро. Под практически академическим натиском штурмового отряда вообще мало какая защита способна устоять, а уж допотопный купол поселения, которое привыкло к покою, не имел и шанса. Команда действовала слаженно - сказались месяцы службы. На войне, как известно, ты или заботишься о своем товарище, или о тебе в час нужды не позаботится никто. В отряде, куда вступил Долохов, так было не принято.
Когда штурм начался, они рассредоточились, начали сходиться к центру цепью, пусть и не слишком частой - как ни крути, но волшебников было недостаточно много для полного оцепления.
Тем не менее, у них ведь были их волшебные палочки.
Стена огня, созданная одновременно со всех сторон, помогала атакующим и загоняла взятых врасплох цыган в ловушку, из которой не было выхода.
Голос командира звучит над холмами и отдается эхом.
Дома, лачуги и шатры одномоментно окрашиваются красным, загораются крыши, трещат стены и переборки.
Кто-то пытается сопротивляться.
Долохов вскидывает палочку и мощным оглушающим заклятием отбрасывает какого-то мужчину, который навел на него свое оружие. Тот отлетает назад и с хрустом бьется о стену. Кажется, после таких ударов уже не встают.
Антонин отворачивается, краем глаза замечает движение справа и резко переводит все внимание туда.
- Брось! - говорит он по-русски, глядя на юношу, что выскочил из дома с горящей крышей, - Опусти палочку, понимаешь?
Долохов ненамного старше этого юноши, но чувствует за собой право сильного. Он швыряет в него оглушающее проклятие, продвигаясь вперед.

Нью-Йорк, 1955

Долохов со скучающим видом слушает, как проходит аукцион. На выставленные лоты он не смотрит - и без того ясно, что подобные экземпляры в Европе отдают просто в качестве подарка к предметам совершенно иного класса. Однако, американское общество - неизбалованное, готовое раскрывать объемные бумажники перед каждым пустяковым сувениром - находит подобные торги интересными.
На самом деле, такой бизнес - новое слово, которое Долохов выучил в Штатах - дело весьма прибыльное. Дешевые поделки безымянных европейских мастеров, форсировав Атлантический океан, значительно вырастают в цене, разбирают их словно горячие пирожки. Достойное ремесло, спору нет, но набивать банковское хранилище абы чем Антонину уже не было необходимости - ремесло ремеслом, а ценил Долохов искусство.
Морозов, к слову, был того же мнения, однако за искусство считал высшую степень азарта, и потому прослыл знатным барахольщиком. Самое же забавное во всем этом было то, что хранилище Бориса было набито золотом так, что пришлось арендовать еще две ячейки, но любопытство и страсть он утолить так и не смог.
Долохов делал вид, что смотрел на простенькую репродукцию Моне, однако краем глаза наблюдал за упомянутой ранее блондинкой, которая совершенно точно упивалась возможностью покупать все, что только выставят на аукционный стол. В основном, разумеется, это были украшения.
- Неплохая статуэтка для твоей коллекции, - бросил Борис, не отвлекаясь от созерцания стола, - Возьмешь ее?
- Нет, - Долохов качнул головой, на несколько мгновений взглянув на представленный лот, - Не нравится.
- Да ты даже не посмотрел, - усмехнулся Морозов, - Возьму. Подарю госпоже Долоховой.
- Не надо, Борис.
- Ты забыл? В ее западной гостиной такой ансамбль... - мужчина поднял руку в ответ на вопрошающий взгляд распорядителя.
- Брось! - Антонин произнес это громче, чем следовало бы, - Опусти руку. Она не подойдет, неужели ты не понимаешь?
Борис буркнул что-то о неблагодарном поколении, однако не всерьез. На Долохова обернулись, он коротко улыбнулся и склонил голову в знак извинений за доставленные неудобства. Замирает, на несколько мгновений встретившись взглядом со спутником блондинки, улыбается и ему тоже. Пустяки.
Распорядитель что-то говорит, ведет какую-то длинную речь, полную описаний и характеристик, но Антонину удается понять лишь немногое. Его английский плох, а американский акцент - это вообще невообразимая мешанина из букв и окончаний.
Однако, это и не требуется. На стол аккуратно ложится бархатная подложка, на ней - кольцо с турмалином, из-за которого он сюда и прибыл.
Может быть, то самое кольцо?
Борис с ним больше не разговаривает. Он до сих пор думает, стоит ли сражаться за этот лот. Антонин поднимает руку после трех ставок, когда распорядитель досчитал уже до двух.
Разумеется, никто не продаст кольцо за полцены. Этот зал набит акулами, а говорит здесь не столько кошелек, сколько зубы и нервы.

Суботица, 1942

Антонин едва успевает защититься, и проклятие мальчишки разбивается о магическую преграду, наспех сотворенную Долоховым. Горячка схватки, азарт, пыл сражения - все это распаляет любого мужчину, заставляет делать такое, на что в обычной жизни он не способен. Даже посредственные волшебники в горячей схватке становятся ловкими, сильными и отчаянными. Они вгрызаются в противника зубами, когтями, вырывают свою жизнь и забирают чужую. Или, если удача нынче на стороне оппонента - падают замертво, так и не успев понять, что именно их убило.
Поселение сопротивляется. Пусть слабо, пусть нет здесь выученных и закаленных в боях магов, нет строевого порядка и строгой дисциплины, но все же поселение сражается за свою свободу. Справа Антонин слышит стон, и почти сразу - свое имя. Его выкрикивает раненый Пауль, его зацепило проклятием - теперь он лежит в траве и не может подняться.
Долохов оборачивается, бросает простенькое заклятие взрыва в дверную балку над юношей, защищавшим свой дом, и спешит на помощь. С другой стороны к Паулю бежит мужчина из местных. В руке - занесенная палочка. В блеске глаз, едва заметных в ночи - желание убить любой ценой.
Долохов сбивает его с ног одним точным проклятием, после которого довольно сложно подняться. Оно требует хорошей концентрации, но вот так - с фланга и в незащищенное место... в таких условиях оно чаще всего смертельно. Антонин аппарирует на несколько десятков метров и припадает на колено возле раненого товарища. Озирается, выискивая опасность.
- Verwundet?, - быстро спрашивает Долохов, схватив товарища за руку, - Hand?
Тот кивает.
- Черт... - добавляет Антонин уже по-русски, бросая в воздух сноп белых искр.
Такой знак - просьба о помощи. Вызов колдомедика. Но глупо рассчитывать, что бедняга Ханс, санитар, может разорваться на части и помочь всем сразу.

Отредактировано Antonin Dolohov (2023-06-17 21:08:23)

Нью-Йорк, 1955

Внешне оставаясь в спокойном расположении духа, внутренне Долохов ругал себя и свой авантюризм на чем свет стоит. Идея, казавшаяся в далеком Париже простой и вполне осуществимой, разбилась на части об аппетиты и какие-то уж совсем умопомрачительные запасы денег американцев. Чтобы перебить ставку человека, который выиграл заветный лот, нужно было не только потратить абсолютно всю наличность, но и добавить изрядную часть из банковского хранилища, а это уже было невозможно. Любому достаточно разумному человеку известно, что капитал можно использовать только для его увеличения. Кольцо с турмалином в этот разряд совершенно точно не входило.
А то самое кольцо?
Вопрос хороший, но к сожалению уже неуместный.
Линия, разделяющая два мира - старый свет и новый - проявилась еще сильнее. Невооруженным взглядом было видно, что война, разрушившая Европу и изрядно потрепавшая кошельки ее населения, за океаном ощущается совершенно иначе. Там она принесла боль и пожарища, здесь - большие заказы и легкие деньги. Стоило ли за это умирать.
- Вот интересно, можно ли здесь купить что-нибудь такое, что можно выгодно продать во Франции? - Борис по-стариковской привычке разговаривал сам с собой, остывая после ожесточенных торгов, - Столько всего, но все какое-то вторичное. Может быть, имеет смысл пройтись по галереям, вдруг всплывут пропавшие из Европы экземпляры...
- Скорее, они сокрыты в частных салонах под семью замками, - отозвался Долохов, - Ты знаешь, как попасть в магический квартал Нью-Йорка?
- Давай поглядим, где-то у меня это записано...
Морозов вынул из кармана записную книжку в потерной кожаной обложке, наугад раскрыл примерно в середине листов и сощурился, силясь прочитать записанное мелким конторским почерком. Долохов склонился ниже и заглянул в текст, беззвучно пошевелил губами, запоминая важную информацию. Блокнот этот был знаменит именно тем, что всегда открывал нужную владельцу страницу, потому ошибки быть не могло.
- Я пойду с тобой. Загляну в лавки, может увижу что-нибудь интересное...
- Без меня, - немедленно ответил Антонин, - Возможно, мне понадобится кое-что не из добропорядочного ассортимента.

Долохов вышел из здания аукционного дома раньше окончания торгов. Спустился по лестнице в компании прочих, уже потративших все свои деньги или так и не увидевших ничего достойного. Цепким взглядом быстро отыскал мужчину, который отвалил несметную кучу денег за кольцо с турмалином.
Конечно, на доставку он не согласился, решил забрать покупку собственноручно. Так надежнее. От этого поступка веяло стариной, как от старой доброй привычки расплачиваться исключительно наличными. Было в этом что-то основательное, европейское даже - не в пример суматошной фальшивой жизни по эту сторону океана.
Что дальше? Личный автомобиль, такси?
Антонин щелкнул стальной зажигалкой и закурил. Участок дороги вдоль аукционного дома был под завязку набит машинами желтого цвета, так что транспорт в любом случае найдется. Главное - не упускать из вида загадочного покупателя странных колец.

Суботица, 1942

Пауль кричал так, словно его на части резали. Левой рукой схватился за локоть правой и то разевал рот в истошном вопле, то сжимал челюсти до того, что лицо становилось неестественно бледным, как у покойника. Антонин, разрезав рукав товарища волшебной палочкой, направил ее кончик на место, куда отскочило проклятие юнца из погибающего дома. Сконцентрировался, собрал волю в кулак и всеми силами старался остановить продвижение темной магии вверх по руке, к сердцу и разуму.
- Ханс мне руку оттяпает, - сквозь стон услышал Долохов, - Ему всегда проще так, чем...
Довести мысль до конца Пауль не смог - вновь закричал, пронзенный очередной волной адской боли.
Хлопок аппарации. Чьи-то руки хватают Антонина за плечо и отталкивают в сторону.
- Иди, я справлюсь. Сражайся.
Он поднимается, поворачивается и смотрит на спину санитара, который склонился над Паулем. Вон он осматривает место ранения, быстро следит за зараженной конечностью, заносит палочку...
- Будет больно, терпи.
- Стой! - бросает Антонин, схватив санитара за правую руку, - Попробуй сперва вылечить!
Пауль, судя по всему, потерял сознание из-за страшной боли, потому вокруг стало вдруг так тихо. По прежнему горели дома, трещали крыши и вспышки магии, где-то вдали кричала женщина - но Пауль совсем затих.
- Иди и выполняй свой долг, солдат, - прошипел разозленный Ханс, вырывая руку из хватки Антонина, - Я знаю, как исполнять свою службу, а ты исполни свою. Вперед!
Не глядя больше на Долохова, санитар вновь заносит палочку и касается ею проклятой руки. Делает небольшое рассечение на мышце, пускает кровь. Черную. Толкает темную магию прочь, наружу сквозь свежую рану.
Антонин, одновременно обозленный и рассерженный сам на себя, рывком поднимается на ноги и запускает в дом мальчишки мощное взрывное заклятие, чтобы раз и навсегда снести его с лица земли.
И возвращается в бой.

Нью-Йорк, 1955

Город, казалось, целиком состоял их различных шумов, преимущественно технических. По шоссе проносились автомобили, обдавая пешеходов жаром моторов и оглушая мерным звуком из-под капота, вдалеке звенел трамвай, сворачивая с авеню на стрит и ругаясь с беспардонными водителями; где-то под землей, на много метров под тротуаром и слоем песка, грохотал поезд метрополитена - здесь ее называют подземкой - заставляя поверхность дрожать мелкой рябью.
Свистел полицейский на углу, кто-то красиво и громко ругался в итальянском заведении неподалеку. Кричал ребенок, испуганный огромным дурацким ковбоем с поистине грандиозного по своим размерам рекламного щита. Пропагандировал ковбой сигареты определенной марки, судя по слогану - именно такие курят настоящие мужчины, а уж все остальные пригодны только для женщин и чернокожих. Реклама наверняка пользовалась успехом, в этом Долохов не сомневался. Ему казалось, что в этой стране вообще потребляют только то, что умелые дельцы интереснее и выгоднее преподносят на многочисленных рекламных площадках - на билбордах, листовках, даже на человеческом теле. Не говоря уже о радио.
Краем глаза наблюдая за своей целью, Антонин вынул из кармана пачку сигарет и взглянул на нее. Конечно, она была совсем не такой, как у пресловутого ковбоя, и потому наверняка считалась второго сорта. Смешно. Доверяясь рекламе, превознося ее как единственно-верного советчика, люди теряют собственную индивидуальность и пропадают в пучине мнимого выбора. Не понимая того, что выбор за них в сущности уже сделан, они выбирают покупки их двух-трех уже предложенных марок, не обращая внимания на все то, о чем не говорят в прайм-тайм.
Еще одно дурацкое выражение.
Долохов чувствует на себе чей-то взгляд - так бывает, когда смотрят уж очень пристально и дольше, чем того позволяют меры приличия - поворачивается и ищет глазами излишне любопытного субъекта. Находит, смотрит в ответ на смутно знакомого мужчину, в первые мгновения не может вспомнить, однако почти сразу память услужливо подносит знание на блюдечке. Неудивительно, впрочем, ведь он видел его совсем недавно, буквально несколько минут назад, в аукционном зале. Спутник очаровательной блондинки. Как видно, ему тоже не захотелось продолжать игры, когда интересный экспонат уже перекупили. Антонин помнит, что этот человек тоже сражался за кольцо. И тоже проиграл.
Типично. И Долохов бы не придал этому значения, если бы мужчина на последовал за новым хозяином кольца, который внезапно тронулся с места и направился к перекрестку.
Совпадение? Или еще один охотник за несбывшейся надеждой?
Антонин бросил окурок на проезжую часть и двинулся следом. План пришел в голову сам с собой, и действовать следовало сразу. По крайней мере, до определенного момента им по пути, даже если предположение Долохова не подтвердится.
На каком языке говорить? Ответ, казалось бы, очевиден, однако Долохов не силен в английском. Тем не менее, по эту сторону океана видимо вообще не подозревают о существовании других языков. Недалеко ушли от англичан.
- Желаете предложить большую цену или вам сильнее нравится убийство? - спросил Антонин с заметным акцентом. Кроме того, он не смог вспомнить английский аналог слова "грабеж", и потому заменил его на куда более серьезное преступление, - Я видел, что вы хотели купить это кольцо.

Суботица, 1942

Взрывное заклятие вышло на славу. Дом, казалось, сперва даже не поверил, что его больше нет. Чуть качнулся, скрипнул, и только потом сообразившая первой крыша взлетела в воздух и с шумом рухнула на остатки стен, которые, впрочем, уже распались в разные стороны. Острые щепки свистели над сырой от росы травой как маггловская шрапнель, пронзительно свистели вылетевшие наружу стальные гвозди и с грохотом рушилась печь. Антонин сквозь зубы улыбается, довольный своим мастерством.
За следующие три года, проведенные на полях сражений, он отточит и приумножит свои навыки, из квалифицированного дипломата став настоящим окопным волком. Война научит его сражаться без оглядки, принимать решения за считанные мгновения и концентрировать все свои силы для очередного проклятия, потому что иначе - не выжить. Свинцовое небо Фландрии, ледяной ад Сталинграда и мнимое спокойствие итальянских Альп научат его пить испорченную воду, завтракать в грязном белье и перевязывать раны собственной рубашкой - эти навыки, бесполезные в обычной жизни, на фронте куда полезнее даже сноровки опытного дуэлянта.
В небе горит сноп красных искр. Условный сигнал, обозначающий необходимость в помощи. Долохов оценивает примерное расстояние и аппарирует, в последний раз обернувшись на раненого Пауля и санитара, что склонился над его рукой. Кажется, он до сих пор ее не ампутировал, и значит уже не будет. По крайней мере, Антонин на это надеется.
Проклятие, брошенное в спину, пролетает сквозь пустоту разбивается о соседский дом. Санитар, заметивший неладное, швыряет в сторону предполагаемого противника оглушающее заклятие, а затем возвращается к своей работе.

На несколько мгновений Долохову стало крайне некомфортно. Услышав отличную русскую речь, мужчина от неожиданности слегка дернулся и скривил губы, однако очень быстро исправился и взял себя в руки. Тем не менее, эффект оказался довольно впечатляющим.
Советский агент? Нет, глупости. Ни при каких условиях они не потратят столько денег на создание образа, никогда не станут слишком очевидно бросать пыль в глаза. Для агента Советской России скорее подойдет роль псевдо-богатея с поддельными часами, который будет молча смотреть за ходом аукциона и так ничего и не купит.
- Слава богу, не придется говорить на этом дурацком языке, - нейтрально отозвался Долохов, - По-моему, английский даже в Штатах звучит вульгарно.
Впрочем, с какой стати советским шпионам искать контакт с Антонином? Кроме того, здесь, а не во Франции, где это было бы сделать куда проще. Обычные мысли для человека, который во время прошлого великого потрясения выбрал "неправильную" сторону и после был оправдан - порой кажется, что все это неправда и за тобой вот-вот придут, хотя на самом деле до тебя давно никому нет дела. Война канула в прошлое, великие герои были награждены, а великие злодеи - наказаны. Остальным же остается только доживать свое, надеясь, что про них никогда больше не вспомнят.
- Мы с вами где-то встречались? Иначе откуда вам известно, что я волшебник? - спросил Антонин, коротко усмехнувшись, - Моя фамилия Долохов. Это чтоб вам не пришлось напрягать память. Однако я вас совершенно не помню.
Ситуация подобного рода - когда партнер (а они сейчас оказались именно партнерами, пусть и временно) знает что-то, неизвестное другому - Долохову не нравилась. Слишком много совпадений для одного раза, и пусть в одно еще хотя бы можно поверить, то прочие - навевали на мысли о чем-то нехорошем. Угрозы Антонин уже не чувствовал - ему казалось, что он в любом случае сможет разобраться с этим человеком - однако некомфортное ощущение его до сих пор не покинуло. И был здесь еще один вопрос, который требовалось прояснить.
- Видите ли, я не зарабатываю на жизнь уличным грабежом, следовательно эквивалент стоимости кольца в золоте меня не устроит. Вас, полагаю, тоже, - Антонин коротко улыбнулся, не отрывая взгляда от преследуемой фигуры впереди, - Вы вышли вслед за этим человеком с теми же намерениями, что и я, значит хоть немного да понимаете в таких делах. И уж конечно знаете, что так они не делаются - добыча одна, а охотников двое. Может быть, проще для меня будет оглушить вас, оставить в тылу и заняться делом единолично?
Долохов тихо рассмеялся.
- Это шутка. Пока что. Давайте дождемся, пока этот человек и в самом деле с кем-нибудь встретится. Если его будут ждать, а он не явится - шум поднимут скорее, - уже серьезно добавил Антонин, - Давайте сокроем себя чарами невидимости. Если это действительно маггл, то этого будет вполне достаточно.
Чары, как и прочие прикладные науки, давались Долохову отлично еще со времен учебы в академии Шармбатон. Магия в высшем своем проявлении - Трансфигурации и Чарах - завораживала его, вызывала неподдельный интерес и жажду познания. Позже Долохов вывел для себя такую максиму: если тебе повезло родиться волшебником - изучай магию во всех ее ипостасях и будь лучшим, чтобы и сама магия отметила тебя.
Для человека своего склада, Антонин вообще учился в академии слишком хорошо, потому и был на хорошем счету у преподавателей. Это, в свою очередь, помогло ему получить отличное назначение в Министерство, и именно в тот отдел, куда он так стремился. Профессорам нравился прилежный и исполнительный ученик, а если он при этом увлекается дуэлями - ничего страшного, в тяжелые времена каждый должен уметь за себя постоять. Что же до Темных Искусств - такого в Шармбатоне предпочитали не замечать, концентрируясь на более лояльных и добропорядочных вещах вроде элементарной алгебры и истории магии.
- Полагаю, вы отлично говорите по-английски и наверняка разберете больше меня, - в полголоса заметил мужчина, - Если мы воспользуемся чарами и подойдем ближе, как знать - быть может, дальнейший план возникнет сам собой.

Имя Каркаров Долохову и в самом деле ничего не говорило. Он не встречал представителей этого рода во Франции, не слышал об этой семье из уст отца, и никогда не читал о них в гербовой книге родословных Российской Империи, которая до сих пор хранилась в особняке на площади Мадлен.
Впрочем, книга эта по сути своей давно превратилась в кладбище, пусть и без указания дат окончания жизни. Множество именитых родов, чистокровных и влиятельных, после революции семнадцатого года оказались в лучшем случае изгнаны, в худшем - уничтожены под корень. Новая власть, установившаяся в России, отказалась существовать рядом с именитыми фамилиями, бывшими правителями и элитой власти. Те, в свою очередь, отказались мириться с наглым и незаконным переворотом, отчего и началась гражданская война. Многие ушли просто так, не желая убивать соотечественников. Род Долоховых, мелких дворян, выслал за границу наследника - Павла Андреевича. Старый граф и его семья осталась, чтобы сражаться с красным нашествием. Увы, закончилось это плачевно. Еще до рождения Антонина.
В книге родословных его отец собственноручно проставил черные кресты напротив имен родных и указал точные даты. Когда погиб Павел Андреевич, Долохов сделал то же самое для него самого.
В ответ на вежливую угрозу Антонин коротко улыбается. Приятно иметь дело с человеком, который не боится и не заискивает перед оппонентом, и в то же время не пытается выглядеть опаснее, чем он есть на самом деле. Такие люди пусть и непредсказуемы для незнакомцев, но по крайней мере никогда не разочаруют внезапной глупостью. А страшнее глупости ничего нет.
- В таком случаем, убьем или покалечим друг друга позже, - подытожил Долохов, вынимая волшебную палочку, - Всему свое время.
Чары невидимости - простое на первый взгляд заклинание, которое однако требует пристального внимания. Если концентрация будет недостаточной, если волшебника будут отвлекать - весьма велик шанс того, что чары покроют не всю поверхность, и тогда зрелище предстанет крайне комичным. Тем не менее, что смешно в одной ситуации - может оказаться смертельным в другой.

Молодой человек пересекает несколько улиц и проходит к скверу, который удивительным образом вписывается в нагромождение бетонных цитаделей. Зелень деревьев и кустов отчего-то смотрится дико, точно попал в оранжерею, расположенную посреди гостиной. Шумы большого города здесь становятся как будто бы тише, однако по-прежнему доставляют большое неудобство Долохову - ему приходится концентрировать слух, чтобы вычленить из череды лишних звуков шаги своего спутника. Легкая поступь по тротуару, почти неслышное движение по дорожному покрытию и едва слышный шорох ботинок по песчано-галечной дорожке парка.
Впрочем, рассуждает Антонин, если мужчина вдруг решит затеряться в толпе и уйти в другом направлении - невелика беда. Хотя личность, безусловно, интересная.
Долохов идет следом. Быстро оглядывает прочих посетителей сквера, однако угрозы не чувствует. На первый взгляд, место наполнено магглами, а значит они не в состоянии даже разглядеть двух преследователей незадачливого победителя аукциона, который вот-вот расстанется со своим приобретением.
Английский Антонина слаб, но даже этого достаточно, чтобы уловить общий смысл короткого диалога молодого человека и его матери. Долохов следит за коробкой не менее пристально, чем сама загадочная женщина. Смотрит на кольцо, оказавшееся снаружи, отмечает отличную огранку и склоняется ближе, едва ли не столкнувшись с женщиной головой. Ее глаза, налитые алчностью или чем-то граничащим с этим чувством, вдруг расширяются еще сильнее и в тот же миг становятся как будто пустыми. Картина известная.
- Imperio, - Антонин произносит заклинание в обычном тоне, поскольку скрываться больше не имеет смысла.
В рассудке молодого человека много интересного, но в настоящий момент Долохова интересует только кольцо и его предыстория. Оглянувшись и удостоверившись, что никто в их сторону не смотрит, Антонин одним движением палочки снимает с себя чары невидимости и приглашающим жестом указывает на лавочку.
- Очень интересно и не менее странно, - произносит мужчина, не обращая внимания на заискивающий взгляд своего ведомого, - Полагаю, наши новые знакомые с радостью прояснят ситуацию и расскажут наконец, чем это пресловутое кольцо представляет ценность для них самих.
Долохов уселся поудобнее, откинулся на спинку скамьи и закурил сигарету, сперва предложив раскрытый портсигар Каркарову. Если это его настоящее имя, конечно.
- Что же касается меня, Игорь, вы человек неглупый и верно уже догадались о причинах. Если же нет... - сжав сигарету в зубах, Антонин быстро расстегнул запонку на правом рукаве и закатал его до локтя, - Скрывать мне нечего. А вот чем это кольцо заинтересовало вас?
На предплечье Долохова выступила татуировка - грубая, черных чернил, довольно старая. Символ Даров Смерти - палочка внутри камня, вписанного в треугольную мантию невидимости.

Отредактировано Antonin Dolohov (2023-06-27 13:19:01)

Долохов опускает глаза и улыбается. Улыбка выходит снисходительной, словно перед ребенком, который подает очевидные факты под видом научного открытия. За такую улыбку Антонина однажды вызвали на дуэль.
- Не Гриндевальд придумал искать Дары Смерти, господин Каркаров, - говорит мужчина, возвращая рукав в прежнее положение и едва слышно щелкая запонкой, - Впрочем, я действительно сражался на его стороне, пусть и не из-за схожих увлечений. Но ведь вы и без того это знаете.
Тем не менее, хлеб дипломата Антонин ел не задаром, и теперь начал привлекать в незримое сражение сокрытые доселе резервы. Кто-то назовет подобные методы грубыми и очевидными, но Долохов так не считал. Чем план проще, тем он осуществимее. И пусть многие сразу видят в любезных ответах и упоминании имени способ манипуляции, от этого он не сильно теряет в эффективности. Человек устроен из рефлексов, даже самый проницательный, и от естественности натуры еще никто не смог уйти.
- Меня тоже можно назвать коллекционером редкостей, - Антонин вновь улыбается, но на этот раз словно собственным мыслям, - Только к такому определению я отношусь лояльнее. В сущности, мне все равно. Зачастую куда выгоднее предстать перед прочими вульгарным любителем розового золота.
Долохов подается вперед и смотрит на кольцо с любопытством: до сего момента ему не удавалось взглянуть на него так близко. Кроме того, в последний раз ему шумно дышали в спину и подталкивали в правый бок, что совершенно точно плохо сказывалось на восприятии. Сейчас, в тихом сквере - автомобили и прочие городские шумы уже перестали доставлять Антонину дискомфорт, затерявшись на границе слуха - обстановка была куда как благоприятнее.
Вблизи артефакт выглядел впечатляюще. Следы Темной Магии, о которых говорил загадочный господин Каркаров, производили достойное впечатление. Весьма редкий образец, пусть и несколько аляповатый - такое мнение сложилось у Долохова.
Однако, никто и не обещал, что могущественнейший артефакт будет соответствовать чьим-то эстетическим пристрастиям.
Он возвращается в прежнее положение, откидывается на спинку скамьи и внимательно слушает короткую, сжатую волей ведущего фразу дамы.
- Видите ли, господин Каркаров... - вздохнув произносит Антонин, однако вдруг прерывается, - Что случилось?
Вопрос адресован молодому человеку, похитителю кольца, который поворачивает к Долохову голову и пристально смотрит прямо в глаза, улыбаясь уголками губ.
- Вам скучно, юноша? - спрашивает мужчина по-русски, не ожидая ответа, и потому сразу добавляет, - Пойдите прогуляйтесь, только недалеко.
Молодой человек встает со скамьи со скоростью хорошего спортсмена, если бы в мире существовал такой вид спорта. Выпрямившись как палка, он делает несколько шагов по песчаной дорожке и идет в сторону, словно невзначай отрезая Каркарову путь в сторону от Долохова. Там, в нескольких метрах правее, юноша замирает, разглядывая крайне интересный для него куст.
- Прошу прощения, Игорь, - говорит Антонин, поворачиваясь к Каркарову, - Как видите, у этого молодого человека ментальных сил куда меньше. Интересное наблюдение.
Он выпускает в воздух клуб дыма, который тотчас же уносит порыв свежего ветра. Солнце, проходящее сквозь частую листву старых деревьев парка, рисует на траве и песке диковинные линии, которые прерываются и волнуются при всяком движении кроны.
- Ситуация патовая. Обычно в таких случаях оппоненты жмут друг другу руки и оба уходят ни с чем, однако ни вас, ни меня такой исход не устроит, это совершенно точно, - Долохов говорит размеренно и миролюбиво, точно рассказывает старому знакомому легкое воспоминание из детства или юношества, - Выходит, кому-то из нас придется уступить другому, и у меня есть множество причин, согласно которым уступить должны вы.
В правой руке Антонин держит палочку, хотя и не ведет ею в сторону господина Каркарова - кончик просто направлен вперед и вниз. Левую руку он показывает раскрытой ладонью.
- Вас это кольцо интересует в любом случае, а меня только в одном, причем весьма специфичном. Если оно не окажется предметом моих многолетних изысканий - в чем вы, Игорь, уверены - то вовсе перестанет для меня существовать. Разочарованием больше, разочарованием меньше, за это я по крайней мере не заплачу золотом. Это раз, - Долохов загибает палец, причем делает это не по-русски - начиная с большого - а по-западному образцу, начиная с мизинца, - Даже пожелай я отнять его у вас, не стоит забывать о дальнейших действиях. Вы прекрасно говорите по-английски, я - очень плохо. Из этого логически и крайне быстро можно сделать простой вывод - я не живу в Новом Свете. И, разумеется, не работаю. Чтобы переправить кольцо с такими следами Темной Магии, мне придется... я даже не знаю, господин Каркаров, нарушить законодательство Соединенных Штатов? - Антонин улыбается, довольный случайным сарказмом, - Ради кольца Смерти я бы это сделал, но из-за другого, пусть тоже почтенного артефакта - нет. Это два.
Долохов загибает безымянный палец и поворачивает голову к своему собеседнику. Дама, сидящая между ними, немного мешает, но ничего страшного в этом нет.
- Кроме того, господин Каркаров, вы довольно скрытный человек. Не желаете, чтобы я слышал историю кольца, сжимаете ее до минимума, говорите только об исполнителях. Рассказываете мне сказки о ментальной защите, зная, что удостовериться в то же мгновение я не могу. Кроме того, вы знаете меня, но не говорите откуда именно. Не могу сказать, что готов жизнь положить в поисках ответа на этот вопрос, но подобный факт меня несколько беспокоит, - продолжает мужчина все в том же спокойном тоне, глядя в глаза Игоря, - Вы не можете доверять мне, а я не могу доверять вам, но все-таки мое слово стоит больше. Потому что вы пытаетесь меня одурачить, а не я вас, и вам это известно. Это три, господин Каркаров.
Долохов загибает средний палец, несколько мгновений разглядывает руку, а затем возвращает ее на левое колено. Молодой человек в стороне от Игоря переводит внимание на следующий куст и нервно теребит в руках волшебную палочку.
- Я бы с превеликим удовольствием попросил вас провернуть камень в оправе и сказать мне, что из этого выйдет, но... какой же коллекционер редкостей откажется от самого именитого кольца в мире? А проверить вас я не смогу, ведь согласно преданиям - ожившие тени являются только тому, кто их вызвал, - голос Антонина становится серьезнее, он словно подбирается наконец к сути, и от того возвращается к прежней манере речи, - Однако, как я уже говорил, мое слово стоит больше вашего. В данной ситуации, ни в коем случае не претендую на постоянство. Предлагаю вам передать мне кольцо и дать возможность провести короткое испытание, дабы не создавать проблему там, где ее может и не быть. Возможно, уже через несколько мгновений мы с вами расстанемся, причем вы уйдете отсюда с заветной безделушкой в красивом футляре.
Долохов улыбается.
- К слову, попади вам в руки кольцо Смерти, кто бы явился на ваш зов из иного мира?

Долохов, который и в самом деле когда-то служил в Министерстве Магии по дипломатическому ведомству, коротко улыбнулся. Такой улыбкой, по рекомендациям опытных международников, следует улыбаться при вежливом отказе - когда доводы оппонента вроде как верны и истина в целом перед глазами, но все же государство до поры не готово признавать за собой ошибки. Так улыбаются в ответ на претензии о колониальной политике. Так улыбаются, когда дипломата обвиняют в шпионаже. Так улыбаются, когда слушают о недоказанных преступлениях.
- Мне нет дела ни до вашего чувства вины, ни до ваших оправданий. Все, что мне нужно - проверить кольцо. Не больше и не меньше ровно до тех пор, пока я не удостоверюсь в его подлинности или его фальши, - Долохов отвечает спокойно и размеренно, точно совершает простые ходы в элементарном шахматном дебюте, - Служил я в Министерстве или нет - в сущности не имеет значения, это дело прошлое. Но зачем вообще разговаривать с аврорами? Для нашего с вами образа жизни это довольно накладно.
Под образом жизни Антонин имел в виду понимание того факта, что оба они, проиграв аукцион, решили завладеть артефактом весьма банальным и несколько незаконным способом. Надо полагать, оба поступали так не впервые.

Следующие слова Каркарова звучат несколько наивно, но Долохов уже не в настроении читать лекции. Наверное, с годами все сложнее уйти от этой дурацкой привычки, но Антонин пока еще молод, а значит - может быть снисходительнее, терпеливее. С возрастом такое, увы, проходит.
Долохов вежливо улыбается и не говорит ни слова в ответ на реплику Игоря о невозможности существования кольца Смерти. Он настолько уверен в своей правоте, что его и переубеждать не хочется.
В самом деле, для чего это нужно? Нажить себе очередного врага, конкурента в поисках Даров?
Но со временем господин Каркаров, если уделит разбору достаточно внимания, поймет одну простую истину: магглы тоже не верят в магию и считают ее выдумкой.
Sapienti sat. Для понимающего - достаточно.

- Суботица, поселение цыган… - Долохову требуется некоторое время, чтобы припомнить события прошлого, и лицо его в это время наполняется сосредоточением различных воспоминаний, - …сорок второй, кажется? Мы уходили в отпуск после ожесточенных боев за Сталинград. Тяжелая была зима. Да, наша бригада уходила через Сербию…
Антонин замолкает, словно отдавая дань памяти всем тем, кто остался в ледяном аду Сталинграда навсегда. Там, в узких переулках и на широких проспектах, полегли тысячи магглов и волшебников. Хороших и плохих, умелых и бесполезных. Этому зимнему городу, припорошенному снегом и скованным инеем, было в сущности все равно. Люди истекали кровью, гнили заживо и замерзали насмерть, отдавая жизни не за километры даже фронта - а за несколько метров никому не нужной улицы.
- Я вспомнил вас, - Долохов прерывает молчание, повернувшись к Игорю, - Как же… жертва неоправданной военной агрессии. Но ваше проклятие я в сорок втором отбил, отобью и сегодня. Тогда я разрушил ваш дом, сегодня - могу отнять кольцо. Следовало закончить начатое еще там. Однако, кто в юности не совершает глупости - тот и не живет вовсе. Надо же… я бы не смог узнать вас без подсказки. Тогда вы были безобидным в сущности зверьком с ядовитым жалом, сейчас - отрастили приличные зубы и нагуляли аппетит. Уж не сочтите за оскорбление, я этого не хотел.
Воспоминания ввергают Долохова в какое-то меланхолическое настроение, не совсем свойственное дельцу и уж тем более не характерное для охотника за редкими артефактами. Этот факт одновременно печалит Антонина, и в то же время радует - значит, для него не все еще кончено, не все упирается в золото и псевдо-истинные ценности.
Остались на свете вещи, которые бесценны для человека, значат больше и обширнее, чем груда золота или оригинал Да Винчи.

- Однако, силовой метод мне неинтересен. Ведь вы готовы пойти на компромисс, иначе давно бы уже аппарировали прочь отсюда - кольцо-то у вас, - Долохов кивает сам себе, глядя прямо перед собой, - Тем не менее, вы мне не доверяете и имеете для этого основания. И я не доверяю вам. Где гарантия, что вы не подмените флакон с помощью какого-нибудь цыганского фокуса? - мужчина усмехнулся, - Нет, исключено. Зная ваш талант к проклятиям и наверняка затаенную обиду, справедливую впрочем, я не рискну дать вам каплю своей крови. Но предложу вам соломоново решение, которое должно в равной степени устроить нас обоих…
Молодой человек, скованный волей Долохова, убирает палочку в потайной карман и подходит ближе, остановившись прямо перед мужчиной. Его глаза, наполненные лучистым счастьем, заискивающе смотрят на хозяина, изредка поглядывая на его спутника. Он словно ожидает какой-то пакости, но не смеет этого показать, хотя и выходит прескверно.
- Я отдам свою волшебную палочку вашей упрямой леди, а вы отдадите свою этому робкому молодому человеку. Затем мы велим им оставить нас на минуту, большего не потребуется, - говорит Антонин, закинув ногу на ногу и повернувшись к Каркарову, - Затем предполагается два исхода. В лучшем для вас и худшем для меня - вы получите кольцо и на этом наше знакомство закончится. В худшем для вас и лучшем для меня - мы вернемся к статусу-кво, который происходит в настоящий момент. А потом… - Долохов улыбнулся, - …очевидно, будем пытаться выпустить друг другу кишки, но лучше не здесь. Идет?

- Так я и сейчас подготовлен, - усмехается Долохов, провернув волшебную палочку между пальцев, - Неприятелей у меня достаточно. Кровных врагов, конечно, не имею - по крайней мере, мне об этом неизвестно. Но ослаблять бдительность при моем прошлом да в наше время... абсурд.
Пассаж о паршивых стихах попал точно в цель, и это почти наверняка было заметно. Антонин замолчал, пожевал губами, словно припоминая что-то важное, устремил взгляд прямо перед собой и словно не видел даже зачарованную парочку, что маячила перед глазами. Стихи в окопах действительно писались, и были они действительно паршивыми. При желании их можно было бы вспомнить и провернуть в памяти, но желания этого у Долохова никогда не было. Те стихи писались больше для того, чтобы хоть на несколько минут вернуться в мир, свободный от разрывов, магических вспышек и жирных крыс-трупоедов. С окончанием войны они потеряли свою актуальность, и потому казались теперь чудовищной вульгарностью, неизвестно как проникшей в благородный образ прошлых событий.
Может быть, подобные стихи раздражают именно потому, что напоминают о действительности войны, перечеркивая романтизм, который так или иначе ложится на память тонким налетом. Сдуть его - очень просто. Но стоит ли?
- Пауль погиб в Арденнах два года спустя, - в голосе Антонина нет ни тени былой насмешливости, а смотрит он по прежнему исключительно прямо перед собой, словно отгородившись от собеседника непроницаемой стеной, - Ханс, санитар, пропал без вести в Альпах еще раньше. Из всех тех, кто разорил вашу деревню, до конца войны дожило всего шестеро. Сейчас нас осталось только трое, один при смерти, другой - в доме милосердия. Вас это должно порадовать.
Говорит Долохов без сарказма, словно констатирует обычный факт, который и без того был известен собеседнику.

Кивнув на замечание Каркарова, мужчина без тени колебаний отдает свою волшебную палочку почтенной леди, которая принимает ее с каким-то даже благолепием. Такое отношение к магии Долохову нравится, и этот момент несколько поднимает его настроение, частично утраченное неприятными воспоминаниями.
Взглянув на кольцо, которое лежит на ладони Игоря, Антонин несколько замирает на несколько мгновений. В такие секунды, когда разгадка тайны подходит настолько близко, что можно физически ее ощущать, торопиться не хочется. В конце-концов, столько сил было потрачено на то, чтобы оказаться здесь и сейчас, в этом месте и в это время, чтобы проверить наконец очередную догадку, и... не зря говорят, что ожидание праздника куда острее, чем сам праздник. Что голодный человек насыщается ровно в тот момент, когда подносит ко рту первую ложку. Но при условии, что ее не отберут в тот же миг, конечно.
Условия, условности... Долохов собирается с силами и берет черное кольцо в руку. Тело пронзают едва заметные разряды магии, она пульсирует внутри камня, живет собственной жизнью внутри черного сердца. Чувствуя прилив энергии, Антонин прикрывает глаза и становится с кольцом единым целом. Появляется безумное желание надеть его на палец и попытаться использовать так, как в России используют магические кольца - вместо волшебной палочки.
От подобного выпада его останавливает только обещание, данное Каркарову. Оно отрезвляет. Долохов убивал, пытал, творил ужасные вещи, но обманщиком и мошенником не был никогда.
Камень действительно можно провернуть в оправе. Это происходит легко, словно кольцо само желает продемонстрировать свои способности - стоит только коснуться камня и подумать об этом, как он поворачивается сам.
Катерина. Папа. Пауль.
Несколько секунд, которые Долохов проводит в беспочвенном ожидании, тянутся для него вечностью. Хочется разжать руку и отдать кольцо Игорю, но Антонин уговаривает себя подождать еще мгновение. Еще одно. Еще чуть-чуть, ведь души тех, кого он ищет, так далеко. Но мгновения уходят одно за другим, и на исходе седьмого вдоха мужчина понимает, что ставка вновь не сыграла.

Долохов возвращает кольцо и поднимается на ноги. Жестом просит подать себе волшебную палочку, и его желание тотчас же исполняется. Инструмент немедленно исчезает во внутреннем кармане легкого пиджака, и тогда Антонин поворачивается к Игорю.
- Вы, верно, приверженец христианской морали, господин Каркаров. Не осуждаю, но на вашем месте я бы непременно выпустил себе кишки, ведь шанс настолько холодной мести выпадает весьма редко, - мужчина запустил руку в накладной карман и вынул оттуда небольшую карточку с черным тиснением, - Я все же предоставлю вам эту возможность еще раз. Будете в Париже - милости прошу. Но пришлите сову или... - Долохов на несколько мгновений замолчал, вспоминая трудное новое слово, - ...про-те-ле-фо-ни-руй-те, мне передадут. Если это кольцо все еще будет при вас, в моей мастерской можно провести любопытные эксперименты. Артефакт и в самом деле крайне могущественный. Всего хорошего.
Карточка легла на скамейку рядом с Каркаровым, а Антонин выпрямился и встретился глазами со своим невольным подопечным. Немного подумав, Долохов указал молодому человеку на выход из парка, не желая ставить Игоря в неприятную ситуацию, когда один из соучастников вдруг выходит из под контроля и начинает мешать работать с другим. Сам же Антонин направился в другую сторону, намереваясь аппарировать из наиболее безлюдного места.

Отредактировано Antonin Dolohov (2023-07-06 15:33:39)