Волшебная палочка лежала в руке как влитая. Долохов раз за разом, со стороны точно увлеченный дирижер, заносил оружие и хлесткими ударами контратаковал, целясь в прорехи обороны авроров. Палочка из терновника слушалась исправно: концентрировала магию, выпускала ее в противника и тотчас же готовилась соорудить щит. Обороняться Долохов не любил, считая лучшей обороной нападение, но палочка - верная спутница жизни - считала иначе. Может быть, одной только ее волей Антонин до сих пор еще бродил по миру, сражаясь с каждым годом все яростнее.
- Сюда! - он напоминает маршрут отхода Алекто, указывая на узкий переулок, отходящий от улицы. План был оговорен заранее, но ведь никогда не знаешь, сможешь ли уследить за всем сразу, и не забудешь ли в пылу сражения простые истины.
Двое скрываются за поворотом, Долохов приваливается к стене и слушает обстановку снаружи. Преследователей слишком много, однако это даже хорошо - чем больше сил они с Алекто сумели оттянуть на себя, тем проще придется исполнителям второй и главной части операции, которую готовили не одну неделю.
Левой рукой Антонин вынимает из кармана мантии небольшой сверток, в нем - портал, который должен перенести их на задворки Абердина, что весьма удобно. Там есть неплохой паб, где никого не узнают в лицо и можно отлично переждать остаток заварушки. Кивнув Алекто, Долохов бросает сверток ей, а сам выглядывает за угол, чтобы удостовериться в безопасности следующего маневра.

- Тоже дураков нет, соваться никто не хочет, - удовлетворенно произносит мужчина, обернувшись к своей спутнице, - Все, наше дело сделано. Уходим...
Однако, излишняя самоуверенность еще никому не пошла на пользу, и следующие события - очередное тому доказательство. Желая выпустить взрывное заклятие и перекрыть улицу надолго, Антонин выглядывает из-за стены слишком далеко и слишком беспечно. Бомбарда у него получается, но в тот же миг по груди словно проводят острым поварским тесаком - это режущее заклятие пронеслось так близко, что едва не разделило Долохова надвое. В первое мгновение мужчина ничего не понимает, но спустя несколько секунд - чувствует острую боль. Мантия пропитывается алой кровью за несколько вдохов, и Антонин стремится приложить руку, закрыть рану, но она слишком длинная. Кроме того, задета не только грудь, но и правое плечо.
Выругавшись, Долохов кое-как прижимает мантию потуже и шагает к Алекто.
- Как бритвой полоснуло, - говорит он в достаточно живом тоне, однако внезапная бледность и погасшие глаза заставляют думать о ране в другом ключе, - Ладно, не страшно. Уходим.
Перемещение в пространстве на этот раз болезненное как никогда.

Потяжелевшие веки открываются с трудом. Долохов ведет головой, словно пытаясь стряхнуть с себя какое-то невиданное доселе наваждение, щурится и тщетно пытается узнать незнакомый пейзаж. Трудно, конечно, называть столь громким словом грязную заснеженную подворотню, однако для Антонина пространство отчего-то пульсирует: поросшие мхом стены то отдвигаются едва ли не на десяток метров, то сходятся, заставляя почувствовать себя в каменном мешке.
- Это не то место, - констатирует мужчина, и ему кажется, точно его голос звучит откуда-то издалека, ровно как звон церковного колокола на другом конце городка, - Паршивый портал...
Ноги подкашиваются, однако Долохов не сразу связывает это с раной. Тем не менее, есть такие проклятия, пусть даже самые нелепые, которые ни в коем случае нельзя пропускать. Обычно они бывают выпущены с особым рвением, с ненавистью даже, а иногда получаются сами собой, тут не угадаешь. Это режущее проклятие, которое зацепило Долохова на излете, было как раз таким. И основная проблема стояла бок о бок с потерей крови, которая продолжала бежать из пореза под мантией.
- Узнаешь хоть что-то? - Антонин выглядывает в улицу, невольно держась за мшистую стену. Походка его слаба, лицо вовсе побледнело, рука с палочкой едва заметно подрагивает, - Ох, паршивый портал. Паршивое проклятие. Плохо мне, Аленка...
Мужчина сгребает с невысокой кованой изгороди немного подтаявшего снега и сует его в рот, надеясь хоть ненадолго избавиться от противного привкуса.

Кутаясь в плащ с тонкой и местами дырявой подкладкой, под которым тело вяло, но добросовестно греет прохудившийся свитер, Грегори крутит педали от центра города, украшенного рождественскими венками и гирляндами, к окраине, холодной и скользкой. Там, за спиной, в быстро сгущающихся декабрьских сумерках уже зажглись огни большой ярмарки на центральной площади. Здесь узкие переулки между бедных старых домов ведут в такую же утлую квартиру, едва отапливаемую центральной котельной и древней, как этот городишко, печкой.

Когда Грег видит этих двоих — молодую рыжеволосую женщину в длинном старинном плаще и мужчину с благородной сединой, едва стоящего на ногах у забора — интуиция медика подсказывает ему, что здесь что-то не так. И возможно, стоило проехать мимо, потому что только дурак без просьбы лезет в частную жизнь, но юность Грега пришлась на разгар Холодной войны, он вырос из мальчишки, мечтавшего собственными руками остановить атомную бомбу, стереть память о Сталине и Гитлере, поставить на место Штаты и все страны населить здравомыслием и порядком. И, может быть, сейчас не время супергероев, но в медицине, куда после школы подался Смит, всегда есть место подвигам. На самом деле, ничего такого до сих пор в жизни юноши не происходило: интернатура в травматологии была скучна и до одурения однообразна, — но Грегори не терял надежды, каждый раз ставя в корзинку своего велосипеда саквояж с хирургическими инструментами и предметами первой помощи. И изредка то или иное пригождалось.

Как и в этот раз. Приступ стенокардии? Инсульт? Грег бросает у противоположной обочины велосипед, берёт саквояж и перебегает пустую дорогу.

— Сэр, что с вами? Мисс, нужна помощь?

Но даже сумерки и очки не мешают молодому человеку увидеть длинную резанную расселину в тканях и плоти, которую мужчина пытается зажать ладонью. Верхняя одежда раненого (такая странная — они, наверное, артисты?) пропиталась кровью, и даже первокурснику ясно, что рассечены жизненно важные сосуды.

— О мой Бог! О мой Бог! — восклицает Грегори, отпуская ручку саквояжа и позволяя ему упасть под ноги, вскидывает руки, не решаясь прикоснуться. — Что с вами произошло? Вам нужна помощь!

А ближайшая будка с таксофоном на углу в двух кварталах, и Грег ищет по карманам мелочь, протягивает женщине и указывает направление:

— Срочно вызывайте врачей, я попробую остановить кровь!

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2023-07-18 09:42:11)

Кровь все бежала, и организм Антонина, давно отвыкший от таких больших кровопотерь - последняя случилась в сорок пятом, целую жизнь назад - не справлялся со сложившейся ситуацией. Мужчине бы замолчать, поменьше двигаться и вообще во всем следовать указаниям молодого человека, но такое было совсем не про Долохова. Тем более, сейчас.
- Маггл? - удивленно и довольно громко переспросил Антонин, недоверчиво взглянув на Кэрроу, - Невозможно. Это какой-то... позор.
Ему и раньше доводилось как принимать помощь от магглов, так и даже оказывать ее самому - правда, лишь единожды. И если второй случай весьма подходил для справедливого и несколько хозяйского курса поведения, то первый - показывал слабость, и потому не должен был повторяться. В конце-концов, магглы должны видеть в волшебниках опору и несокрушимую твердыню, а истекающий кровью образ в такую концепцию совершенно не подходит.
Тем не менее, думал Долохов совсем не об этом.
- Ладно, молчок, - кивнул мужчина своей спутнице, - Делаем вид, что мы тоже магглы.
Сознание Антонина отчего-то считало, что кроме Алекто его больше никто не слышит. Удивительно оптимистичный вывод для человека, который довольно громко шепчет.
Покорившись незнакомому целителю, Долохов поднял руку и молча смотрел, как молодой человек накладывает жгут. Быстро, профессионально - уж по крайней мере это Антонин мог оценить. Кроме того, его организм, заметивший, что за жизнь начали бороться, решил успокоиться.
Веки моментально потяжелели. Жгут сильно давил на руку, но с каждым мгновением боль эта становилась все незаметнее. Кисть, сжимающая волшебную палочку, задеревенела, не желая выпускать инструмент. Долохов цеплялся за нее, как за последнюю надежду - за принадлежность к миру магии, без которого все остальное под луной никому уже не будет нужно.
- Меня подстрелили, доктор, - слабо произнес Антонин, догадываясь, что рана его не слишком похожа на пулевую, однако на безрыбье и рак рыба, а лучших идей у него сейчас не было, - Но мне не нужно в больницу. Не люблю больничную еду.
В былые времена в госпитале кормили неплохо, но слишком уж там все было стерильно. Живешь и ешь как на операционном столе, а это навевает дурные эмоции и портит аппетит.
- В мантии... в плаще есть записная книжка, а в ней можно отыскать номер телефона, - добавил мужчина, примериваясь к тому, чтобы рухнуть на грязный подтаивающий снег, - За нами придут в течение нескольких минут. Если повезет...

Грег не понимает, что значит "магглы" и что в этом плохого, но списывает всё на бред и иностранные словечки. Вот только рыжеволосая артистка относится к словам пожилого человека всерьёз. С ней точно что-то не так, и Грегори не понимает, что. Он видел сумасшедших, и она не похожа на одну их них, но женщина явно не в себе.

А вот её отец говорит дельные вещи. Если они гости в этой стране, то точно у них есть кто-то, с кем они поддерживают связь здесь. Вот только бросать господина и даму в подворотне и бежать к телфону-автомату или домой не кажется Смиту хорошей идеей.

— Сэр, мы обязательно позвоним, кому нужно, и сообщим о вас, только для начала нужно положить вас в постель и зашить рану. Ну же, мисс, помогите мне!

Вот только упёртая артистка ни в какую не желает помочь Грегори транспортировать несчастного де его квартиры.

— Вы с ума сошли?! У него открытая рана, задета артерия! Если его сейчас не зашить, он долго не протянет!

Молодой человек вышел из себя и полностью проигнорировал глупые вопросы про название города. Ещё спросите, какой сейчас год! Господи!

— Либо вы сейчас поднимаете плащ с другой стороны и помогаете мне, либо я вызываю спасателей, и полицейские сами разберутся, что здесь происходит!

То, что у этих двоих проблемы с законом, несложно догадаться по их нежеланию отправляться в городскую больницу. Либо же нет страховки, и, в принципе, Грегори нет дела до этого. Его дело — спасти жизнь пациенту, а дальше пусть сами как-нибудь. Грегори ещё придётся объяснять матери, почему он притащил домой двух незнакомых иностранцев.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2023-09-05 13:29:00)

Ну наконец-то психическая актриска поняла, что нужно действовать незамедлительно! Вот только в это время пациент в бреду начал махать каким-то деревянным реквизитом, не то друидским жезлом, не то волшебной палочкой (не хватает только звёзды! то же мне, Фея-крёстная). Девица что-то шепчет отцу, и он приходит в себя, но ненадолго. Слова, слетающие с его губ, заставляют волосы на голове Смита встать дыбом.

— Вы хотите отвечать за допущение смерти вашего отца перед полицией?! — и молодой человек обращается к артисту: — Не засыпайте! Ради Бога, только не спите!

Поминая беззвучно всех святых, Грегори наклоняется над полами своего плаща под ногами пожилого джентльмена и командует:

— Раз, два, и... взяли! — они с Кэрроу поднимают Долохова на плаще, как на носилках, и несут, куда указывает Грегори.

Артиста приходится опустить на каменное крыльцо неказистой ветхой двухэтажки, пока молодой человек открывает подъезд. Узкая лестница, старая деревянная дверь заставленной старческой утварью квартирки. По команде маггла общими усилиями мужчину удаётся внести в комнату и уложить на заправленную постель.

— Грег! Грег, это ты? — доносится женский голос из дальней комнаты.

— Да, мама, не волнуйтесь. Со мной иностранные артисты, одному из них нужна помощь врача.

— Так почему они не обратились в больницу? Грег... — голос как будто приближается.

— Мама, не волнуйтесь! И подождите немного, мне нужно сделать операцию.

Он умывает руки с мылом на кухне, приносит чистую воду и распаковывает саквояж, небрежным, но точным движением разбрасывая по застланному свежей простынью столу хирургические инструменты. За исключением учебной практики Грегори ещё не доводилось участвовать в серьёзной операции, он лишь стерилизовал собак и кошек в свободное от работы время, но до кареты скорой пожилой мужчина может не дожить, он потерял много крови и теряет всё ещё. А если и доживёт, то лишится руки, и вина будет только на Грегори.

— Телефон в коридоре, вызовите скорую. Вашему отцу нужно срочное переливание крови, — выставив Кэрроу из комнаты, Смит закрывает дверь, колет местный наркоз и обеззараживает края раны, подсовывает под нос немного нашатыря. — Да бросьте вы эту палку!

Волшебная палочка изымается из руки и отбрасывается на пол, закатывается куда-то под стол. А Грегори тем временем перестаёт быть Грегори, берёт себя в руки и превращается во Врача. В его руках жизнь пациента, всё остальное не имеет значения, не волнует, не смущает. Просто техническая работа: мобилизировать сосуд, подготовить края артерии, наложить швы... Место операции быстро обрастает окровавленными ватными тампонами.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2023-09-05 13:28:47)

Смутные видения и туманные образы перемежаются в глазах Антонина с картинами из реального мира. Он слушает спокойный и уверенный голос отца, который сообщает ему о начале войны. В этом голосе - ни капли сомнения, только пуд уверенности в собственной правоте.
В следующее мгновение Долохов видит мать, которая сидит у изголовья гроба, покрытого черной тканью. Вокруг снуют какие-то тени, кто-то касается плеча матери и что-то говорит, но все размывается на скорбном фоне и отчетливо Антонин видит только мать.
Мелькает парадная недорогого британского дома. Лестничные марши, тусклый свет под самым потолком. Грохот ключа в замочной скважине. Странные, неправдоподобные ракурсы. Долохов чувствует, что не идет своими ногами, но его тащат на чем-то. Не в гробу ли?
Но почему, черт побери, в Англии?
- Куда вы меня... - слабо говорит Антонин, но сил не хватает.
Забытье вновь черным покрывалом спускается на него.
В рассудке возникает картина морского побережья. Становится тепло. Солнечные лучи пронизывают легкую дымку облаков и отражаются в зеленоватой воде, что мелкой рябью наступает на галечный берег. Долохов хорошо помнил это видение: тогда такой вид поразил его настолько сильно, что не было сил сделать глубокого вздоха. Он знал - стоит посмотреть левее, и увидишь черные точки десантных кораблей. И вот-вот на этот самый участок берега, который им предстоит стеречь, начнут аппарировать английские и американские штурмовые отряды.
- Оставьте меня в покое... - едва слышно говорит Антонин, когда его перекладывают на мягкую постель.
Сцена меняется, и вот Долохов уже в собственной мастерской. Напротив него - Игорь, который только что сотворил крестраж. Попытался сотворить. Антонин помнит невероятное воодушевление, научный азарт и радость за друга, который если и не сумел, то уж по крайней мере не испугался сделать очередной шаг сквозь мрак.
Он берет в руки флакон с ядом василиска и хочет капнуть на фарфоровую алхимическую тарелку, но капает мимо - яд падает на мантию и она тотчас же начинает дымить.
- Merde! - ругается Антонин, пытаясь смахнуть пораженную ткань.
Однако, яд оказывается всего лишь иглой с наркозом, который молодой доктор так профессионально поставил.

- Не нужно скорой... - произносит Долохов, уже отошедший от пространных видений прошлого, - ...помощь скоро прибудет. Если вы зашьете мою рану, доктор, то мы уйдем самостоятельно.
Он и понятия не имеет, о какой именно помощи говорит, однако говорить что-то было нужно. Перевязки Антонин переживал, и далеко не одну - он знал, что сможет восстановиться. Если до сих пор не умер - значит, не все потеряно.
Или это наркоз так влияет на восприятие?
- Ал... Алекто отведет меня домой. Скажите, далеко отсюда до Плимута? - спрашивает Долохов, прикрыв глаза, - И где-то была моя палочка... она мне очень нужна.

Операция вымотала Смита, и он, вытирая лоб рукавом, и сам бы не прочь поскорее попить, а то и поесть. Только вот передаст пострадавшего в руки профессионалов.

Грегори не может не заметить, что когда последний шов наложен и он, вытирая руки, отвечает матери, артисты начинают о чём-то шептаться. Слов он не разбирает, но что общаются на английском с вкраплением незнакомых слов, разобрать может. Получается, его обманули? Или это гости из Америки? Может, из Австралии?

— Мама, я налью. У вас хороший английский, — замечает Грег, когда миссис Смит покидает комнату.

Всё-таки загадочные люди. Что они скрывают? Почему так странно себя ведут? Если бы Грег встретил одного их них — любого из этой парочки — он решил бы, что человек не в себе. Но их двое. Двойное сумасшествие — крайне редкая вещь. И не менее от того любопытная. И где мужчина мог получить такую рану? Не на саблях же он сражался, в самом деле. Об этом всём очень хочется расспросить, и Грегори думает, что так и поступит, когда навестит спасённого в больнице. А сейчас ему нужен покой. Вот только Грег вводит в вену совершенно противоположное средство, полагая, что после такой потери крови пациента снова начнёт клонить в сон, и пожилой мужчина может уснуть и не проснуться более. А потому лучше пусть потревожится от дозы адреналина и помучается болями, пока врачи не сделают своё дело.

Закончив это, вслед за своей матерью Грег тоже выходит, чтобы принести своему пациенту воды.

Отредактировано Xenophilius Lovegood (2023-09-08 00:16:25)