…Обед был восхитителен.
Он доел всё до последней крошки - и большую плошку лукового супа, и горячее - ароматное, обжигающее мясо, и даже пирожное, которое подали к кофе - маленькое произведение кондитерского искусства. Было время, когда он уверял детей, что не переносит сладкое, но то была ложь, чтобы малыши не переживали, доедая последнюю конфету, что осталась с Рождества.
В доме было прохладно. На стенах - картины редкой красоты, тяжёлые портьеры на окнах, массивная, добротная мебель. Он не разбирался в искусстве, и всё же позволил себе высказать хозяину дома осторожный комплимент его вкусу.
Вечерело. Подали ужин. Отвыкший от столь обильной пищи желудок еще не просил еды, но уже через несколько минут тарелки, что стояли перед ним на белоснежной скатерти, были пусты. Бокал вина - приятный штрих в завершении вечера, словно короткая подпись художника в нижнем углу картины…

- Спит, - Каркаров говорит по-русски, как обычно и бывает, если они остаются с Долоховым наедине. Бродяга, которого он нашёл на углу улицы Тильит и проспекта Карно, и которому суждено было сегодня закончить свой скорбный жизненный путь, засыпает в гостевой спальне. Пара капель снотворного зелья да успокоительное заклинание - хорошее дополнение к последней трапезе.

Парижское небо темнеет, и в гостиной зажигаются свечи. Каркаров сидит в привычном кресле и почти не скрывает волнения, покачивая ногой и переплетя пальцы рук, сложенных на коленях.

Сложно представить более подходящий момент для осуществления их замысла. Страна захвачена волнениями на далёких землях, авроры и магическое Министерство наверняка усиливают наблюдение за границами. Тёмная энергия заполняет воздух, бурлит в водах Средиземного моря, приносит к берегам Франции кровь и ненависть.
Сложно представить более подходящий момент. И всё же одно дело - планировать и обсуждать, и совсем другое - действовать. Это не простой эксперимент, коих стены этого дома видели предостаточно.
Сегодня они рискнут спорить с самой Смертью.

Выбрать подходящий артефакт было сложнее, чем найти бродягу у Триумфальной арки. В коллекции Каркарова десятки камней, оберегов, волшебных колец, палочек и посохов. Но это сущности, наполненные магией, использовать их для ритуала - рискованно, нецелесообразно и просто глупо. Энергия жизни начнёт спорить с энергией смерти, и последствия будут самыми непредсказуемыми.
Можно было выбрать что-то непримечательное, например, кусок камня из стены поместья. Но это было как-то… грязно. И неуважительно. Всё же речь шла о вместилище для части души, для половины души - разве может оно быть неприметным?

На столе перед Каркаровым лежит длинный кинжал из кизлярской стали. Ножны - произведение искусства, тонким чернением на них выведен силуэт виверны, опаловые глаза её кажутся жёлтыми в свечном свете.
Игорь смотрит на нож невидящим взглядом. Сердце бьётся непривычно быстро.
- Знаешь, друг мой, не думал, что скажу это, - он говорит медленно, слова подбираются с трудом, а время становится вязким, растягивает секунды в часы, - Но, кажется, я боюсь.

Отредактировано Igor Karkaroff (2023-07-31 16:21:45)

Заигрывание со Смертью.
Она всё равно придёт - поздно или рано, неожиданно или в скорбной постели в окружении родственников. Она всё равно заберет своё, всегда забирает. Смерть не истребить. Многие пытались - и где они теперь? Выдумали три могущественных артефакта с удивительными свойствами и заставили себя поверить, что камень, волшебная палочка и мантия с чарами невидимости смогут накинуть ярмо на шею костлявой старухи, что стоит у каждого за спиной, дожидаясь своего часа.

В рассуждениях Долохова Каркарову слышится тот же страх, что чувствует он сам. Антонин озвучивает его мысли - разве они не достойны? Они, так многим пожертвовавшие во имя изучения самых тёмных материй? Они, научившиеся ткать магию из незримых нитей, что пронизывают воздух? Сколько заклятий они изобрели? Сколько закономерностей открыли?

Каркаров опускает глаза и наблюдает, как шевелится тёмный силуэт виверны на посеребрённых ножнах. Молчит, потому что не может сказать того, что не знал бы Долохов.

Один шаг отделяет их от величайшей тайны.
И кто-то должен его сделать.

Условились бросить жребий.
Судьба слепа, и всё же ей виднее, кто из них более достоин стать сегодняшним проводником за черту.
Монета падает орлом вверх.

Игорь долго не может оторвать взгляд от золотого реверса. Теперь кажется, что по-другому и быть не могло. Он кивает в ответ на скупое поздравление и поднимает глаза, чтобы взглянуть на друга. На лице Антонина нет сожаления, и это можно понять.
Может, их дерзость и правда преждевременна. Может, итог сегодняшнего эксперимента, каким бы он ни был, даст свидетелю куда больше, чем участнику. Может, выживет только один - и теперь понятно, кто именно.

Пару мгновений в воздухе замирает тяжёлая тишина. Каркаров слышит, как бьётся сердце, как чуть потрескивает догорающий воск на свечных огарках. Тишину нарушает Долохов, и его деловой тон возвращает Игоря из мыслей обратно в гостиную.

- Переживаешь, что я испачкаю кровью твою софу? - он невесело усмехается, поднимаясь на ноги. - Удивительно, что ты до сих пор не женат. Женщины без ума от настолько предусмотрительных джентльменов.
Игорь снимает пиджак и жилет, стягивает с шеи платок и аккуратно складывает всё на спинку ближайшего стула. Задумавшись на пару секунд, расстегивает верхние пуговицы рубашки, закатывает рукава - может статься, что через полчаса складки на локтях станут его наименьшей заботой.

- Просто признайся, Антонин, ты не хочешь, чтобы мой бренный призрак поселился в твоей гостиной и мешал пить вино и читать маггловские книжки.
В глазах Долохова появляется уже откровенное любопытство - словно им предстоит препарировать очередной редкий артефакт, а не резать наживо душу. Что ж, достойный подход. Даёт надежду, что в случае непредвиденных сложностей Антонину будет проще положить всему конец, прервав страдания смертью. В этом смысле Каркарову спокойнее ощущать себя объектом, а не субъектом исследования.

- Я заберу твоё кольцо, - признаться, Игорь давно  засматривался на эту красивую безделушку и предыстория ее знал лучше Долохова - упустить такой случай было бы глупо, - Если погибну - положи его в мой гроб. Я проверю.
Он усмехается, не глядя на Антонина. Снимает с пальцев свои перстни и складывает на чайный столик - некоторые обладают слабым магическим потенциалом,  лишний шум будет ни к чему.
Кивнув в знак того, что приготовления закончены, спрашивает, по-деловому хлопнув в ладоши:
- Что ж, начнём?

Отредактировано Igor Karkaroff (2023-07-31 16:21:51)

Игорь, конечно, замечает.
Беречь мебель, предвкушая при этом препарирование чужой души (в общем-то, души близкого друга). Смех тут не к месту, но Каркарову смешно. Он оборачивается и, картинно покачав головой, словно сочувствуя такой долоховской хозяйственности, первым уходит в мастерскую.

Здесь прохладно и темно, но света всё же достаточно. Белые магические шары, заботливо развешенные домовиком, парят в воздухе, прикрытые от сквозняка небольшими стеклянными куполами. Долохов размещается за столом, и белый свет делает из его лица сосредоточенную маску древнего мыслителя. Он поднимает волшебную палочку, и магические нити, тонкие, словно единорожий волос, оплетают кинжал.

Каркаров наблюдает за приготовлениями, сидя в кресле за спиной Антонина. Сейчас ему полагается очистить разум от мирских сует и подготовиться к роковому шагу. Успокоить биение сердца. Решиться на убийство.
Стыдно признаться, но Каркаров никогда не использовал Тёмную магию для преднамеренного убийства. Он и не убивал никогда - так, чтобы своими руками, чтобы смотреть в глаза и видеть, как тает в них искра жизни. Проклятья - удобное оружие. Очень редко ситуация ставит тебя перед необходимостью убить или умереть самому - Каркаров в таких передряги пока не попадал.
Да, было дело, что он проклял какого-то прощелыгу, что хотел оплатить услуги леприконским золотом, а через пару дней нашёл его некролог в “Пророке” - бедолага упал замертво, не дойдя до своего кабинета в Гринготтсе. Но разве можно сказать, что это убийство теперь на его совести? Ни следов, ни зацепок. Формально это мог быть и сердечный приступ, и драконья лихорадка - во всём мире только Игорь и знал, почему кровь этого человека вдруг стала такой густой, что замерла в сосудах.
Были и другие - но их некрологов Каркаров не видел.

Он сидит с закрытыми глазами, вслушиваясь в собственное дыхание. Направляет воздух в диафрагму - так вдох получается длиннее и глубже, а сердце замедляет удары. В мастерской пахнет металлом и рябиновым зельем. Где-то наверху домовик забирает его одежду и, очистив от мельчайших пылинок щелчком пальцев, пристраивает на вешалку. В гостевой спальне спит бродяга, и последний сон его лёгок и приятен.

А если это их последний эксперимент?
Если Тёмная магия не станет подчиняться двум наглецам, отыскавшим подобие рецепта вечной жизни, и покарает их обоих? Что если он умрёт? Если они умрут? Если магия изувечит их тела, но оставит нетронутым разум? Если разум угаснет, а тело останется здесь, бесхозное и пустое?

Это сложнее, чем кажется. От раздумий Каркарова отвлекает голос Антонина - тот словно чувствует, что мысли друга сходят с нужной траектории. Игорь открывает глаза, смотрит Долохову в затылок.
Медитирует. Как же.

Он снова закрывает глаза и не видит, как Антонин берёт нож и окропляет кровью кинжал. Не видит, но чувствует, как просыпается магия - пять несильных, но ощутимых всплесков исходят от будущего вместилища его души, свидетельствуя о верном выставлении защитных барьеров.
 
- Продолжаем, - Каркаров открывает глаза и встаёт с кресла. По загривку скатывается горошина ледяного пота. Он встаёт посреди помещения и, прочистив горло, переходит на латынь. Возвещает громко и отчётливо: - Деяния сии принадлежат лишь мне одному, на то воля моя и сила моя. Ни одна живая душа не принуждает меня творить зло, то есть истинно и едино мой выбор, и бремя расплаты соглашаюсь я нести безвременно и безраздельно. 
Единственная цель этой формулы - обезопасить Долохова от возможных последствий дальнейшего колдовства. Известны случаи, когда эксперименты по изучению Тёмной магии выходили из-под контроля, и разневанные сущности, вырвавшись из внемирья, уничтожали всех, кто встретился им на пути. Говорят, в 16 веке нашли целую деревню, полную мертвецов.

Договорив, Каркаров переводит взгляд на Антонина и кивает.
Пора пригласить их гостя.

Долохов уходит, и Игорь снова остаётся наедине со своими мыслями.
Человек одинок. Он рождается в одиночестве, в одиночестве и умирает. И после смерти, вполне вероятно, его душа также обретается в одиночестве, в тёмном небытие без чувств и разума. Не мудрено, что верующие всего мира включают в парадигму рая именно избавление от одиночества как от бремени, что спадёт вместе со смертью телесной оболочки.

Каркаров смотрит на свой кинжал. Тот лежит всего в паре шагов от его левой ладони - можно взять, протянув руку. Но в этом нет нужды.
На ментальном уровне кинжал ощущается одновременно полностью пустым и очень наполненным. Словно гусеница, нутро которой выел паук - пустая оболочка, что рассыплется от прикосновения пальца. И в то же время - внутри что-то есть. Но это не увидеть и не почувствовать, даже развитым к магическим течениям чутьем, даже с помощью специальных чар. Что-то плотное, но невесомое, незримое, подобное газу или туману. Что-то, временно заполняющее пустоту и готовое по первому же требованию отступить, освобождая место для куда более тонкой материи.

Он спрячет кинжал в сейф. Не в Гринготтсе - среди гоблинов слишком много нечистых на руку дельцов, готовых за пару безделушек провести кого угодно в самое нутро хранилища. Может, в банке Франции, или где-то в Союзе, или чем черт не шутит, плюнет на все предосторожности и закопает на родине. Кажется, что тогда сила, что течёт в сербской земле, всегда будет при нём. 

Шаги Антонина затихают наверху. Каркаров смотрит на потолок, словно надеется рассмотреть, как бродяга встаёт с кровати и готовится к последней прогулке. Слышатся голоса. Шаги становятся громче.

Он появляется на пороге мастерской - измученный человек, которому суждено окончить свой земной путь. Глупец, пьяница и мот. За обедом и ужином он рассказал всё о своей жизни - о голодном детстве в трущобах Касабланки, о том, как уже в десять лет впервые выпил граппу, а в одиннадцать - закурил, как таскал из магазинов еду и убегал от продавцов, спасаясь в знакомых подворотнях. Как остепенился, познакомившись с женой, как несколько лет в поте лица работал, чтобы содержать её и народившихся детей. Как потерял всё и спустил последние деньги на дурман.
Банальная история, которую расскажет вам любой бродяга от Парижа до Владивостока. Несправедливый мир. Искушения. Боль и страдания, которые исчезают в прекрасном танце зелёной феи.
Он, конечно, лгал. А может, просто недоговаривал - разве можно рассказать добрым господам всю правду о своей жалкой и бессмысленной жизни? Здесь, в роскошном доме, под роскошное вино и лёгкую музыку из старого проигрывателя в углу комнаты. Разве может он признаться, что весь отведённый ему жизненный срок потратил на глупости, на воровство и праздное скитание по парижским подворотням? Город романтиков, город любви…

Что ж, закон прост. Если ты сам не делаешь из своей жизни событие, судьба сделает это за тебя.
- Avada Kedavra.
Маггл боится, но только секунду. Потом зелёная вспышка отнимает его жизнь, а Игорь Каркаров поднимает левую руку, переплетая пальцы в защитном жесте.
За то мгновение, пока тело падает на пол, он мысленно произносит три формулы. Ничего не значащие сами по себе слова, вместе они призывают силы, которых доселе не видел ни дом Долохова, ни целый Париж.
Волшебная палочка раскаляется, обжигая ладонь. Серая, измотанная душа бродяги просится в небеса, или в ад, или Мерлин знает куда, но Каркаров не позволяет ей уйти.
“Это я убил тебя”.
Удар в солнечное сплетение вышибает дыхание. Воздуха в лёгких остаётся совсем немного, но хватает, чтобы Игорь произнес признание еще раз, уже вслух.
- Это я убил тебя.
Душа, лишенная покоя, бьёт еще раз. И еще, и еще - Каркаров шатается, словно от ударов, припадает на одно колено, но снова поднимается и выпрямляет спину, подставляя грудь страшной магии.
Молния не пронзает убийцу, и мертвец не оживает, чтобы направить на него укоризненный перст. Не гремит гром, не поднимается шквальный ветер. Только вспыхивают на мгновение световые шары под стеклянными колпаками - когда Каркаров выбрасывает в сторону руку с волшебной палочкой, указывая на кинжал на столе.

Это нисколько не похоже на то, что описывал Герпий в своей книжонке. Невозможно задокументировать околосмертельный опыт, и любые попытки отразить на бумаге то, что чувствует отделяемая от тела душа, заранее обречены на провал.

Когда застящая глаза тьма расступается (сколько прошло секунд? или часов?), Каркаров обнаруживает себя на прежнем месте. Он делает короткий вдох и произносит еще одну формулу, последнюю - незримый сургуч, опечатывающий сосуд, в котором поселился джин. Договорив, без сил оседает на пол.

Рубаха мокрая от пота, и волосы прилипают ко лбу. В груди исступленно бьётся сердце, пульсируют проступившие под кожей жилы.
- Получилось? - выдыхает Игорь, поворачивая голову - но кинжал, крестраж, разглядеть не может.

Игорь поднимается, тяжело дыша. Тело ощущается каким-то неправильным, лишившимся привычных габаритов. Он неловко взмахивает руками и кое-как добирается до стула. Руки непривычно лёгкие, и голова тоже, и пол под ногами ходит ходуном.
Согнувшись пополам и обхватив руками живот, Каркаров пытается унять тошноту. Давление магии было недолгим, но очень сильным. Так, наверное, ощущают себя поднятые на поверхность глубоководные рыбы.
Внутри что-то не так. Игорь закрывает глаза и почти касается лбом коленей, всем своим разумом погружаясь в телесные ощущения. Неужели так чувствуется отсутствие половины души? Нет, это другое. Это внутренние органы, чей ритм был сбит магическим вмешательством, возвращаются к привычной пульсации, синхронизируются друг с другом, словно выясняют, что произошло и повторится ли опасность. Обычно мозг не чувствует сигналы внутренностей, но сейчас всё не так, и Каркаров чувствует влажную пульсацию кишок, и то, как расправляются лёгкие, задевая оплетающие их оболочки, и то, как сокращается пустой желудок. Что-то мешает им найти прежний ритм, всё работает неправильно и, что самое тошнотворное, Игорь это чувствует.

Сконцентрировать непросто, но он собирает волю и направляет ее, словно тонкий луч света, в собственное нутро. Рассматривает сплетения мышц и тканей, скользит по кровотоку - и в конце концов находит.
Небольшой осколок тёмной магии засел где-то внизу живота. Это он отравляет тело, и усилием воли Игорь выталкивает его выше, выше, еще…
Эльф в этом доме знает свою работу, поэтому кровь вперемешку с желчью, которую Каркаров выплёвывает в следующий момент, мгновенно исчезает, не испачкав каменного пола.

Игорь вытирает с губ кровь и наконец может нормально вдохнуть. Потом не глядя протягивает руку, берёт со стола бокал и выпивает вино залпом, совершенно не чувствуя вкуса. Потом, кое-как выпрямившись, берёт бутылку и наливает еще.

- Недомогание, отвращение, слабость, - повторяет он, чокнувшись с Долоховым и ополовинив еще один бокал. - Всё так.
Для того, чтобы описать свои ощущения, требуется много сил, но он всё же подбирает слова и рассказывает всё, что запомнил. Про то, как остановил душу бродяги, не дав вознестись, как она впала в ярость и нанесла первый удар, потом еще один, и еще. Как собственную его душу пронзила боль - то одна бессмертная сущность страдала вместе с другой. Как всё исчезло.
О странной метаморфозе с внутренностями рассказывает тоже.

У них слишком мало данных, чтобы уже сейчас судить об успешности эксперимента. И всё же этот осколок магии, крупинка смерти в его теле, совершенно точно не должен был там оказаться.
Плохой знак. Плохое предчувствие.

Кинжал лежит на столе и выглядит точно так же, как десять минут назад. Он ощущает более цельным, и пустота в нём словно заполнилась, но это может быть игрой разума, который не желает признавать поражения в игре с такими высокими ставками.
А если сработало?

- В Хогвартсе живёт василиск? - в другое время Каркаров удивился бы сильнее, но даже сейчас эта новость пробивает вязкий туман слабости и заставляет изумленно поднять брови. Невероятно. Опаснейшая тварь прямо под носом у Дамблдора.
На склянку с ядом Игорь смотрит долго. С одной стороны, у них действительно нет методики, чтобы определить успешность эксперимента. Можно, конечно, попробовать разрушить кинжал - сжечь, взорвать, переломить. Крестраж выживет, тёмная магия сохранит его от любых повреждений - но разве могут они быть уверены, что дело тут в заключенной в сосуде душе, а не в наведённых Долоховым охранных чарах?
Но яд василиска…
Игорь протягивает руку и дотрагивается до кинжала. Металл холодный и по-прежнему неживой, но он и не должен был изменить своих свойств. Пальцы не пронзает электрическим током, а сил на то, чтобы исследовать артефакт с помощью ментальной магии, уже нет.

- Ладно. Делай.
И пододвигает кинжал ближе к Антонину.

Огромная змея, живущая в подземелье британской волшебной школы. Абсурд, и всё же - почему нет? В магических интернатах всегда творились самые необъяснимые вещи. Подростки, не способные еще в полной мере контролировать свои способности и гормоны, пропитанные магией стены, вековые тайны… Иногда Игорь жалел, что не получил полноценного магического образования. Впрочем, его способностям это пошло скорее на пользу. Академическая подготовка лишает свободы творчества. И всё же Каркаров каждый раз, когда Антонин упоминал свою alma-mater, в груди шевелилась необъяснимая зависть.
Когда-нибудь Игорь заведёт нужные знакомства и побывает в волшебной школе, хотя бы в качестве экскурсанта. По понятным причинам больше всего его интересует Дурмстранг, но василиск в подземелье определенно добавляет пару очков интереса Хогвартсу.

Каркарову вообще-то сейчас совсем не до обсуждения Даров Смерти и своих заблуждений относительно их существования. Но он встречает взгляд Антонина и кивает, невесело усмехнувшись. И в самом деле, еще десять лет назад он бы не поверил, расскажи кто-то, что он будет тратить немалые деньги на организацию экспедиций в места, где, по слухам, видели перстень, мантию или волшебную палочку, принадлежавшие когда-то трём братьям из детской сказки.
Что ж, за эти годы Темная магия приблизила его к разгадке многих тайн бытия. Поэтому и к Смерти он стал относиться куда более уважительно.

А сейчас его смерть была в руках Антонина Долохова. Причём совершенно не в фигуральном смысле.

Они уже давно условились, что могут (и должны) доверять друг другу. Собираться в дорогу лучше не в одиночестве, а двум горящим до знаний сердцам дорога предстояла очень долгая. И опасностей на ней было предостаточно - в одиночку не выживешь. Всегда проще шагать в бездну, когда знаешь, что за спиной стоит человек, готовый в любой момент шепнуть Arresto Momentum. Да и заигрывать со Смертью интереснее, если не задумываться, кто и как найдёт твое бренное тело, если на этот раз старуха победит.

И всё же безоглядно доверять кому-то свою жизнь было для Каркарова противоестественно. Он легко брал ответственность за других - его стараниями сестры давно обосновались в Париже, совсем недалеко от особняка Долохова, и ни в чём не нуждались, с удовольствием тратя золото, которое присылалось с завидной периодичностью. В Союзе он много раз помогал молодым талантам и бедствующим незнакомцам, наверняка даже спас кого-нибудь от голодной смерти. Но отдать свою жизнь в распоряжение другому - нонсенс.
Ничто не обязывает другого человека обращаться с ней осторожно. 

Словно в подтверждение этих слов Долохов отправляет кинжал в печь. Игорь, сжав зубы, наблюдает, как сизое пламя пожирает металл. Это не причинит вреда, не должно - и всё же…
Клинок выдерживает.

Игорь прислушивается к внутренним ощущениям. Сердце почти вернуло привычный ритм, по внутренностям расползается благодарное тепло от выпитого вина. Хорошо бы перекусить, чтобы восполнить энергию, но это терпит. На манипуляции, которые Антонин производит с кинжалом, отзыва нет.

Разве так должен чувствовать себя человек, лишившийся половины души?
А если - да? Если именно поэтому он в первый раз за многие годы задумывается, стоит ли доверять Долохову? Раньше он не не допускал и мысли о том, сколько шансов подарил этому человеку причинить ему вред. Десятки раз Антонин мог ударить в спину, мог убить, покалечить или подчинить волю. Что мешает ему сделать это сейчас?
…значит - бессмертие?

- Стой.
Игорь задерживает взгляд на кинжале, потом - на дымящейся плошке с каплей яда. Потом - смотрит на Долохова. Долго смотрит, пытается разглядеть в его глазах злой умысел, но видит только отражение собственного любопытства.
Вытянув руку, поднимает с пола свою волшебную палочку. Так всё же будет спокойнее.
Он кивает, давая добро на следующие манипуляции.

- Ничего?..
Каркаров выдыхает это слово едва слышно.
Он опускает голову и смотрит на свою грудь, дотрагивается рукой, словно ожидая, что из-под ребёр пойдёт дым.
Ничего.
Металл, шипя, гибнет от яда.
- Ничего не чувствую.
Боль не приходит. Душа, заключенная в клинке, не трепещет, не боится, не страдает перед смертью.
Он рывком встаёт со стула, делает несколько шагов по мастерской. Ничего! Только прежняя слабость да лёгкое головокружение от резких движений. Повинуясь внезапному порыву, хватает склянку с ядом, жестом останавливая Долохова от попыток помешать. Выливает темную жидкость на клинок - капля, другая, сталь шипит и покрывается черными язвами. И ничего больше.

Ударив ладонью по столу, Каркаров выругивается то ли на русском, то ли на сербском. Велико искушение вылить на клинок весь яд до последней капли - но всё же остатки здравомыслия подсказывают, что это вещество им еще пригодится.
Пальцы слушаются плохо, но он кое-как накидывает крышку на склянку и почти швыряет ее на стол. Проходит пару шагов по мастерской и падает обратно на стул, откидывается на спинку и долго смотрит в потолок, пытаясь найти в теле хотя бы отголосок того ощущения, которое должен был испытывать, если бы всё получилось.
 
- Где я ошибся? - сквозь зубы спрашивает он то ли у себя самого, то ли у Антонина, всё так же глядя в потолок.

Не та жертва? Не тот артефакт? Не та формула?
Не то время суток, не то расположение дома, не тот свет, не та температура, не то состояние духа…
Как много переменных. И ошибка в любой из них непременно приведёт к провалу. Сколько нужно провести экспериментов, чтобы получить работающий алгоритм? Как долго Герпий пробовал, прежде чем сумел сотворить эту магию?

- Может, дело в жребии?
Каркаров обессилен, но всё же не может усидеть на месте. Им овладевает какая-то лихорадочная жажда деятельности. Он встаёт, снова несколько раз проходит из угла в угол, подходит к столу и, бросив взгляд на почти истлевший клинок, берёт записи, которые сделал Антонин. Это нечитаемая смесь нескольких языков и, пару раз попробовав разобрать абзацы на немецком, Игорь с раздражением возвращает бумаги на место.
Берёт бокал, допивает вино, без спроса вытаскивает сигарету из портсигара Долохова. Прикуривает от волшебной палочки - не с первого раза, сил едва хватает на простейшую магию. 

- Эльф! - он опять забывает его имя, да это и неважно. Местный прислужник появляется в ту же секунду, вежливо склоняет голову. - Принеси еды.

Голова кружится от дыма, но Каркаров продолжает мельтешить. Кажется, что если он остановится хоть на минуту, разочарование и усталость нагонят его и сгноят заживо.
- Да, дело может быть в жребии.
Он кивает сам себе.
- Скорее всего. Какая глупость…

На столе возле оплавленной посудины появляется тарелка. Игорь, не слишком задумываясь о манерах, кидает недокуренную сигарету на пол (она, конечно, тут же исчезает), хватает тарелку и продолжает мерить комнату шагами, на ходу подцепляя еду вилкой. Вкуса не чувствует, хотя это наверняка что-то очень изысканное и дорогое - другого тут не готовят. Он бормочет что-то несвязное о капризах Тёмной магии, качает головой и в целом выглядит как человек, близкие к умственному помешательству.

Жребий… Выходит, ни он, ни Антонин не были готовы к ритуалу в полной мере. Даже если и понимали, что шансы стать подопытным очень высоки, всё равно в глубине души надеялись оказаться надсмотрщиками. Да, они оба выучили и вербальные формулы, и нужный порядок действий, но какой в этом смысл, если Тёмная магия что обидчивая дама - никогда не скажет, в чём ты ошибся, но сделает всё по-своему?
- Еще я дал ему снотворное, - Каркаров смотрит на Долохова, удивленный этой догадкой. - И наложил успокаивающие чары, когда нашёл его на улице. Это было за пять часов до ритуала, они должны были выветриться…
Он отставляет тарелку на стол, и она тут же исчезает. Наливает себе в бокал остатки вина, закономерно рассудив, что ему нужнее. Пару секунд раздумывает, хочет ли закурить еще сигарету и решает, что хочет. На этот раз прикурить получается быстрее.
- Герпий не писал про страх. Он не пытал свою жертву - а знаешь ли ты лучший способ внушить человеку страх? Он писал, что убил быстро, едва ли его агнец вообще успел понять, что происходит. Нет, это не то.
Он на пару секунд замирает, глядя в стену и делая пару долгих затяжек. Потом хмурится и, словно замедлившись, оборачивается к Антонину.
- Я ведь не убивал раньше, - слова звучат почти вопросительно. - Во всяком случае - не так. Я должен был сказать тебе заранее, знаю, но об этом у Герпия тоже не было ни слова. Мне казалось, что тут обратная логика - моя душа еще не знакома с этой магией, значит, и и воздействие должна была испытать более сильное...

Вдоволь нагулявшись, он тяжело оседает на свой стул. Магические ресурсы на нуле, тело требует отдыха, а в груди ворочается то отвратительное чувство, когда большое дело, к которому готовился едва ли не половину жизни, прогорает, не принося ни толики удовлетворения.
- У меня есть портал в Италию. Думаю ближайшие пару недель провести в Неаполе. Туда завезли большую партию артефактов из Египта, заодно отдохну и восполню силы. Присоединишься?