Направление в архив легло на стол ещё до завтрака — плотный пергамент с министерским гербом и аккуратной подписью начальника отдела. Простое поручение на первый взгляд, но в Министерстве не бывает по-настоящему простых дел. Любая мелочь может стать шагом вверх — или вниз.
Долорес долго смотрела на документ, чувствуя, как внутри рождается то знакомое, почти тёплое чувство — смесь ответственности и желания доказать, что она справится. Что умеет быть нужной. В Министерстве это редкий талант.
Именно с этой мыслью Долорес Амбридж вышла из кабинета в полутёмный коридор, где воздух пах пылью, бумагой и чуть — магией. Волосы были аккуратно стянуты розовой лентой, а пальцы привычно придерживали папку с документами, и даже перо было вымыто до блеска. Всё, как полагается тому, кто хочет производить впечатление серьёзного, собранного человека, а не юной стажёрки с завышенными амбициями. Даже если амбиции есть, и очень даже высокие. 
Амбридж спустилась по лестнице, чувствуя, как ровный стук каблуков отзывается в каменных стенах. Её шаги были точными, размеренными. Уверенность— лучший аксессуар. Если она идёт с проверкой, никто не должен сомневаться, что это исключительно по долгу службы, и никак иначе.
Оказавшись перед нужным помещением, девушка смахнула невидимую пылинку с рукава мантии, и открыла дверь. Здесь воздух казался гуще, чем наверху. В нос тут же ударил привычный аромат: пыли, чернил и старых пергаментов — запахов системы, важной частью которой она хотела стать.
Амбридж остановилась у порога — не от неуверенности, а чтобы осмотреть пространство. Тусклые лампы освещали длинные ряды стеллажей, где каждый ящик был миром из забытых дел и ненужных воспоминаний. Всё стояло слишком ровно, слишком упорядоченно и даже пыль, казалось, лежала по линейке. Здесь время не шло вперёд — оно просто складывалось в аккуратные папки. Всё в архиве выглядело так, как должно. Почти идеально. Почти — потому что даже в идеале всегда найдётся место для проверки. 
За столом, у дальней стены, кто-то уже сидел — очевидно, архивариус. Молодой мужчина сосредоточенно что-то переписывал, не поднимая взгляда. Долорес подождала ровно три секунды, прежде чем заговорить.
— Амбридж, — произнесла она чётко, почти отрывисто, будто ставила подпись в воздухе. Затем добавила, чуть мягче: — Долорес Амбридж. Стажёр из Сектора борьбы с неправомерным использованием магии.
Короткий кивок — не дружеский, не холодный, а именно служебный. — Мне поручено провести проверку старых жалоб, находящихся в архиве. Возможно, некоторые из них будут возобновлены. 
Девушка сделала паузу, давая время для реакции, но взгляд её уже скользнул по столу, по ровным стопкам бумаг на столе архивариуса, по его чернильнице. Организация была... впечатляющая. Почти образцовая, что вызвало у Долорес противоречивые чувства. С одной стороны — похвальная педантичность. С другой — слишком безупречно. В мире Министерства идеальный порядок всегда настораживал. Вежливость требовала произнести что-то вроде: «Надеюсь, я не помешала», но что-то внутри подсказывало — конечно, она помешала. И именно в этом заключался смысл проверки.
— Я бы хотела получить доступ к делам за последние три года, — сказала Амбридж тоном, где звучала не просьба, а форма вежливого распоряжения. — По указанию начальства, необходимо сверить их с текущими реестрами.
Долорес склонила голову чуть набок, будто рассматривая собеседника не глазами, а через внутреннюю линзу оценки: аккуратность движений, состояние рубашки, даже то, как он держит перо — всё это имело значение.
— Разумеется, я рассчитываю на ваше содействие, — произнесла девушка ровно, с легкой, почти искусственной улыбкой, которая выглядела вежливо, но не оставляла сомнений: отказ невозможен.

Отредактировано Dolores Umbridge (2025-10-11 12:21:37)

Долорес наблюдала, как закладки с тонкими рунами вспыхивают и выскальзывают из папок, точно подчиняясь едва заметному движению палочки. Бумаги перестраивались, перешёптывались, оседали обратно — и в этом шорохе было нечто завораживающе упорядоченное. Архив будто дышал в унисон со своим хранителем. В этой выверенной тишине всё было настолько правильно, что внутри Амбридж невольно родилось нечто близкое к раздражению. И — к интересу.

Она ожидала увидеть пыль, беспорядок, растерянные взгляды и неготовность к проверке — привычный сценарий для людей, у которых порядок существует лишь в отчётах. Но этот архивариус был другим. Каждое его движение, каждое слово, даже то, как он ставил перо — говорило о человеке, для которого структура не инструмент, а вера. Такое усердие восхищало и настораживало одновременно.

Мужчина — Росс, если верить внутренним записям отдела, — действовал спокойно, уверенно, будто проверка была лишь досадной формальностью, к которой он относится снисходительно. Он слушал, кивал, уточнял. Но не представился.
Не назвал имени. Не обозначил должности.
Пустяковина, скажут другие. Но для Долорес в подобных «мелочах» всегда пряталось больше, чем казалось. Представление — это признание порядка. Признание иерархии.
Не представился — значит, считает, что это несущественно. Или — что она не заслуживает церемонии.

— Благодарю, мистер Росс, — произнесла Амбридж чуть холоднее, чем следовало бы, делая акцент на фамилии. — Думаю, разумнее начать с дел, классифицированных как «закрытые» за последние три года. Случаи, по которым не поступало обновлённых отчётов.
Девушка шагнула ближе к его столу и кончиками пальцев поправила край пергамента, лежавшего чуть неровно. Почти незаметный жест, но взгляд Юджина всё-таки скользнул к её руке — достаточно, чтобы в глазах Долорес мелькнуло тонкое удовлетворение.

— Простите, — произнесла Амбридж мягко, почти с улыбкой. — Просто предпочитаю, чтобы документы лежали идеально прямо. Так проще работать.
Она села, аккуратно, ровно, сложив руки на коленях.

— Признаюсь, редко вижу столь педантичную организацию, — сказала Долорес с вежливой интонацией. — Иногда даже создаётся впечатление, что всё устроено слишком правильно. Что проверка здесь — лишь символический жест.
Слова звучали как похвала, но в них сквозила тень сомнения. Настоящая проверка всегда ищет не ошибку, а место, где её спрятали.
Долорес раскрыла первую папку. Ровные строки, ясные даты, безупречные подписи. Даже почерк одинаков — будто чернила сами выстраивались по линеечке. Прекрасно. Подозрительно прекрасно. Амбридж  перелистывала страницы, но мысли уже уходили в другое русло.
Он уверен. Спокоен до самодовольства. Такие люди не терпят вмешательства. И именно у таких чаще всего случаются сбои, потому что они уверены, что ошибок быть не может.

— Прекрасная систематизация, — произнесла девушка вслух. — Хотя, скажите, мистер Росс, вы не находите, что идеальный порядок иногда опасен? Он ведь способен скрывать несовершенство. Когда всё кажется безупречным, перестаёшь искать погрешности.
Она подняла взгляд. Тот же ровный, спокойный тон, но глаза чуть сузились.

— А ведь в этом и смысл проверки, не так ли?  Убедиться, что совершенство - не иллюзия.
Долорес закрыла папку и чуть сместила взгляд, словно случайно. На столе стояла чернильница — стеклянная, прозрачная, с идеально вычищенным горлышком. От неё пахло лавровыми чернилами и чем-то ещё — металлическим, холодным.

— У вас, похоже, не просто порядок, а целая философия, — сказала она, выждав паузу. — Даже чернила выглядят… дисциплинированными.
Амбридж сказала это почти как шутку, но её тон был таким, что неясно — то ли это комплимент, то ли диагноз.

— Скажите, мистер Росс, — она чуть склонила голову, — вы действительно считаете, что всё здесь так безупречно, что даже Министерству не о чем будет спросить?
Её голос звучал мягко, но в нём чувствовалось испытание. Не провокация — проверка реакции.

Внезапно взгляд Долорес зацепился к полке у стены. Все коробки аккуратно подписаны, кроме одной. Без маркировки. Без даты. Мелочь. Но не для неё.
Она встала, подошла на пару шагов ближе, не касаясь полки, просто рассматривая.
— Любопытно, — произнесла Амбридж негромко. — Полагаю, это не часть текущего архива?
Вопрос прозвучал как брошенная перчатка. Не напрямую, но с тем оттенком любопытства, за которым всегда пряталась настороженность.
Повернувшись к Юджину, Долорес позволила себе мягкую улыбку.

— Простите, если кажусь слишком… внимательной. Просто, — она на миг опустила взгляд, — я всегда верю, что даже самый безупречный порядок может хранить в себе небольшой секрет.
Она снова встретилась с Юджином глазами. — Иногда — самый интересный.

И в воздухе между ними повисло лёгкое напряжение — как будто пыль в архиве на секунду перестала оседать, затаив дыхание.

Странное ощущение — быть одновременно наблюдателем и участником, когда человек перед тобой не просто защищает себя, а охраняет целый мир, который сам построил. Долорес слушала ровные, уверенные слова Юджина, где каждая фраза звучала как законченный абзац отчёта, и при этом — сквозь строгую структуру — читалась усталость. Не физическая, нет — глубже. Усталость человека, который берёт на себя ответственность за порядок, потому что боится, что без него всё рассыплется. В этой усталости было что-то почти трогательное. Почти.
Девушка молчала, изучая его взгляд, не перебивая, не выдавая эмоций. Внутри её сознания слова расщеплялись на элементы, складывались в цепочку причин и следствий. Такова была её привычка: отовсюду извлекать структуру.

— Верно ли я понимаю, что, говоря «Министерство», вы подразумеваете себя? — его вопрос прозвучал спокойно, без насмешки, глаза оставались внимательными, словно пытались измерить глубину её ответа.

— Не совсем, — произнесла Долорес ровно, почти как формальность, но с внутренней точностью. — Министерство — это система, а я — лишь её часть. И именно потому, что я часть системы, обязанность видеть несовершенства лежит на каждом, кто в ней участвует. — Она позволила взгляду медленно пройтись по полкам, где лежали бесчисленные отчёты, следя за его реакцией. — И, разумеется, для оценки совершенства системы необходимо иногда проверять тех, кто выстраивает порядок.

Юджин подошёл ближе к полке с безымянной коробкой. Его присутствие ощущалось на несколько шагов вокруг, как будто он вытеснил пространство собственным вниманием. Долорес не спешила, но её глаза с интересом снова скользнули к коробке.
— Любопытно, — тихо произнесла она, не отводя взгляда, — обычно люди в Министерстве стараются отмежеваться от старых дел. Всё, что без подписи, становится ничьим. А вы — присваиваете. Называете своим.

Её пальцы едва коснулись края коробки, словно проверяя её вес, структуру. Но не открывала, не нарушала порядок.
— Не боитесь, мистер Росс, что однажды вам придётся отвечать за то, что скрыто внутри? — продолжила она. — Ведь если что-то без подписи, значит, ответственность за него теперь ваша. — Ни в голосе, ни в выражении лица не было угрозы. Только холодное, ровное любопытство.

Её взгляд вернулся к нему. Юджин стоял близко, слишком близко для формальной дистанции, и напряжение между ними ощущалось в воздухе. Не враждебное, нет — скорее исследовательское. Два человека, изучающие один и тот же объект с разных сторон, но один уже готов разгадывать скрытое.
— Простите, если мои вопросы кажутся чрезмерными, — добавила она чуть мягче, тихо. — Мне просто всегда казалось, что мелочи рассказывают о человеке больше, чем его должность или отчёты. Иногда одна неоформленная папка способна выдать то, что человек старается скрыть годами.

Она перевела взгляд на его лицо. В нём не было раздражения, он слушал, реагировал минимально, но Долорес чувствовала каждую его мысль. Он не сдаётся, и это возбуждало интерес — не физический, а профессиональный.
— Иногда мне кажется, — продолжила Амбридж, чуть склонив голову, — что Министерство живёт именно благодаря таким людям, как вы. Тем, кто вычищает за остальными, кто делает вид, что всё идёт по плану. — Пауза. — Но знаете, что интересно? Именно этих людей потом чаще всего обвиняют, когда что-то идёт не так.

Она сделала шаг ближе к полке, аккуратно держа равновесие между наблюдением и вмешательством. Каждое движение Юджина, каждое слово, каждое мгновение реакции фиксировалось в её мысленном архиве.
— Порядок как способ дожить, — тихо повторила она, словно пробуя фразу на вкус. — Забавно. Обычно так говорят о кофе. Или о молитве.

Когда  Юджин произнёс её имя, просто, без «мисс», без привычной формальной холодности, что-то внутри Долорес дрогнуло. Она не сразу поняла, раздражает ли её это или цепляет — впервые кто-то обращался к ней так просто, без дистанции, и это ощущалось непривычно.
— Вы говорите, что порядок — всё, что осталось. Это… почти поэтично, мистер Росс, — её голос был ровным, почти вежливым, и уголки губ дрогнули в лёгкой, едва заметной улыбке. — Но ведь вы же понимаете, что Министерство живёт не по поэзии, а по регламенту. И если система решила проверить ваш порядок, значит, где-то она почувствовала сбой.

Несколько секунд они молчали. Архив стал особенно тихим — слышно было только шуршание пергамента и лёгкое дыхание лампы.
— Благодарю за откровенность, мистер Росс, — наконец сказала она. — Это редкость. Обычно сотрудники Министерства говорят протоколами, а не словами.

Долорес снова взглянула на безымянную коробку. Внутри, возможно, скрывалось больше, чем кажется на первый взгляд.
— Я, пожалуй, начну с «наследия», — сказала она спокойно, не отводя взгляда. — Уверяю вас, это не предвзятость. Просто предпочитаю начинать с аномалий.

Девушка аккуратно провела пальцами по краю полки, словно проверяя структуру порядка, который он выстроил здесь.
— Если я увижу там нечто интересное, мистер Росс, вы ведь не будете возражать, правда? — голос был мягким, но внутренний тон указывал на неизбежность: она начнёт и завершит то, что считает нужным.

Долорес снова подняла взгляд на Юджина. Внутренне она составляла план: изучение наследия, фиксация каждого движения, каждой детали. Это было не просто исследование — это была проверка, почти шахматная партия. И, как и в шахматах, каждый ход имеет значение.
— Итак, — сказала она тихо, но уверенно, — будем работать.
Архив, казалось, ощутил этот настрой. Тишина стала плотнее, свет лампы будто усилился. И между ними, словно невидимая нить, повисла игра: проверка системы и человека, который её хранит.