Взгляд Розмерты поднимается от бокалов, стоящих ровными рядами под прилавком, сперва останавливаясь на Мейсоне, а потом на двери, недавно закрывшейся за ушедшей посетительницей.
— Иногда случается, — она беззаботно пожимает плечами, словно не произошло ничего требующего её внимания, и убирает за спину золотистые локоны. 
— Но большинство расплачивается, когда возвращается. Так что ничего страшного, я просто запишу сумму на счет юной мисс, — в этом нет ничего необычного, и Розмерта легким росчерком делает пометку на клочке пергамента, чтобы позже, перед самым рассветом, когда бар успокоится и затихнет, перенести все подобные записи в книгу учета.
Некоторые оказываются просто не в состоянии расплатиться, если упиваются до зеленых гриндиллоу. Другие, пусть и пребывают в условно трезвой памяти, не обладают нужной суммой. Некоторые спешат покинуть паб и действительно просто забывают о необходимости оплатить выпитое и съеденное, если только не сделали этого ранее.
Но как бы ни складывались обстоятельства — Розмерта ни за кем не бегает.
А если у неё возникает необходимость найти должника и напомнить ему о некоторой сумме, то у неё есть знакомые, которые справятся с этим лучше, чем златокудрая ведьма.
Розмерта каждый раз только улыбается, что не пристало даме заниматься выбиванием денег. Но есть в этой улыбке что-то горькое.
С тихой мягкой улыбкой она протирает от лишней влаги бокалы, поднос с которыми телепортировал под стойку домовой эльф. Сам он никогда не покидает кухню и прилегающие к ней служебные помещения. Не показывается на глаза посетителям, как и положено хорошему слуге. О нем почти никто и не знает, потому что принадлежит Тикки не пабу и не официальному хозяину заведения, а ей, Розмерте.
Щедрый подарок от господина, на чье имя она никогда и никому даже не намекнет.
Но присутствие эльфа облегчает её собственную работу и позволяет больше времени уделять более деликатным вещам.
Она прислушивается к привычному вечернему гулу, царящему в помещении, и бросает быстрые взгляды из-под ресниц на занятые столики. Может, у кого-то опустел бокал и стоит предложить добавки? Не возникает ли где-то ненужный и слишком пылкий спор?
— Думаешь, — отставив в сторону стакан и отложив полотенце, ведьма оборачивается к Мейсону, — легко с этим справишься и на раз-два поймешь, кто изменяет супругу, а кто честен в отношениях?
Улыбка на губах становится чуть ярче, лишаясь дежурной степенной вежливости. Это не вызов и не сомнение в чужих возможностях, лишь простой вопрос.
Опираясь на стойку и как бы невзначай обрамляя руками декольте платья, Розмерта заинтересованно наклоняет голову к плечу.
— Кажется, ты так и не узнал, за что же на тебя так злится та юная мисс.

Отредактировано Minerva McGonagall (2025-07-20 00:54:02)

Взгляд медленно опускается вниз вместе с подбородком и головой, чтобы взглянуть на «предмет разговора». Ну да, что естественно, то… естественно. Чуть прищурившись, Розмерта улыбается, глядя уже на Мейсона:
— Спасибо, — и подмигивает ему.
Комплименты нужно уметь принимать, а лишняя скромность в этом вопросе никогда не помогает. Тем более не в таком месте, как это, куда многие приходят как раз забыть о всём том, что давит на них и постоянно сдерживает многочисленными правилами и запретами. И если её образ и вид ласкает кому-то взгляд и скрашивает вечер, то ведьма не видит в этом ничего зазорного. Созерцать можно сколько душе угодно, а вот трогать руками… Это уже другое.
На озвученном предположении вины Розмерта сперва коротко фыркает, а потом смеется, пусть непродолжительно, но весело, запрокинув голову и открывая взглядам шею.
— Это даже представить трудно, — а даже если это и правда, то смотреть с такой решительной неприязнью и холодом из-за такой ерунды…
— Не-ет, — бармен медленно качает головой на свои мысли, — тут что-то другое и очень личное.
Неразделенные чувства? Не исключено, но маловероятно. Не случившаяся вендетта на поле для квиддича? Может быть. Сопереживание обиде, которую могли нанести другу? С учетом вечно воинствующих факультетов — скорее всего.
Но гадать можно сколько угодно, а до правды сегодня докопаться уже не получится.
Да и не интересная это тема для разговора. Роз это чувствует, как перемену ветра, и, оттолкнувшись от прилавка, наклоняется, чтобы подхватить с полки под ним одну из бутылок сливочного пива. Отточенным и быстрым движением жестяная крышечка соскальзывает Розмерте в ладонь. Не задумываясь, она смахивает её в карман передника, где уже звенят вперемешку несколько крышек и монет.
Сделав небольшой глоток, ведьма слизывает с верхней губы хлопья сливочной пены.
Взгляд её задерживается на волшебнике. Застывает на несколько секунд на синяке над бровью, скользит по обтягивающей плечи плотной черной ткани. Она подмечает непривычный для обычных мантий фасон. Что-то большее подходящее для дороги, когда не знаешь, в какой момент тебя может застать непогода. Ну, ей так кажется.
И эту догадку чуть-чуть подпитывает оставленная в стороне от входной двери метла.
— Хорошо с дальней дороги расслабиться в компании старого доброго Огдена?

— Ммм, — она позволяет себе прикрыть глаза и допускает в воображение эту мысль и смелую фантазию. Размытую и больше наполненную ощущениями, чем конкретными образами. Что-то про южное тепло, про ставший привычным шум бара, про ощущение надежного плеча рядом и звонкий детский смех.
У её младших братьев и сестры нет таких золотистых локонов. Они непохожи друг на друга, как не бывают похожи котята, которых гулящая кошка приносит в дом раз в несколько лет. Отличные от матери, полностью перенявшие масть от отцов.
И одна только мысль о них разрушает идеалистическую картину, возникшую в голове. Тихо, без шума и звона.
В конце концов, это просто пьяные разговоры.
Снова облокотившись на стойку и подперев ладонью подбородок, Розмерта очерчивает указательным пальцем горлышко поставленной рядом бутылки.
— Заманчиво, — произносит она задумчиво и медленно, — но разве ты не слышал, что я сбежала сюда с юга от тирана отца в поисках свободы и не могу так просто вернуться в родные края?
Конечно, будь это всё всерьёз, а не пьяным разговором, это не могло бы стать серьезной преградой, окажись правдой.
— К тому же, — ведьма томно вздыхает и выдыхает, — кажется, я влюбилась, — ловит чужой взгляд и нарочно тянет паузу, прежде чем с луковой улыбкой договаривает, — в это место.
И в этом нет ни капли лжи. Розмерте действительно нравится этот паб, причем с ещё школьных лет, когда доводилось бывать здесь, вдыхать уют и тепло, будучи одной из множества посетителей. Она и не подозревала тогда, что однажды окажется по другую сторону от барной стойки, что будет разбираться с заказом продуктов и алкоголя, заниматься счетами, перетягивать на себя всё больше обязанностей старого хозяина «Трёх мётел».
И сейчас до зубовного скрежета досадно, что это место не принадлежит ей.
— Старый добрый Огден будет ещё лучше, если добавить к нему еды или хотя бы закуску.
Розмерта смотрит на почти опустевшую бутылку и коротко с улыбкой спрашивает:
— Мясо?

Услышав тост, Розмерта ощущает тепло, разливающееся внутри, и на мгновение допускает до себя эту смелую, даже безумную, а ещё чертовски привлекательную мысль. Разве что с маленькой поправкой, что это будут «её «Три метлы» на скале». И тогда даже не важно, где будет находиться трактир: в Хогсмиде, на скале над бушующим морем или же на болоте. Потому что в «Трёх мётлах» будет всё так же хорошо, и сюда захочется возвращаться.
Она улыбается в ответ искренне, от души, а сердце сладко на мгновение замирает на словах о “самой красивой”. Неужели он видит ее такой? Не просто барменом в пабе, каких на просторах магической Британии десятки, а женщиной, достойной восхищения?
Взгляд, тяжелый и пристальный, словно обжигает. Розмерта ловит себя на мысли, что ей нравятся такие взгляды: опасные, притягивающие, будоражащие кровь. А ещё она чувствует, как щеки заливает румянец, но не пытается как-либо скрыть это смущение, крепко смешанное с удовольствием. И к чему внимание, если не уметь им наслаждаться? Главное, чтобы всё было естественно и легко, без вульгарности.
— Будет исполнено, — отзывается ведьма податливо и мягко, пока находит под стойкой чистый кусочек пергамента и карандаш. Сделав быструю запись, Розмерта поясняет: — Только, к сожалению, не я его буду готовить. Не могу оставить зал совсем без присмотра дольше, чем на пять минут.
Оставив на стойке свою бутылку с пивом, она легко выпрямляется и, крутанувшись на каблуках, направляется к неприметной дверце в углу. Приоткрыв её, просовывает руку в пыхнувшее жаром и духотой нутро кухни и закрывает сразу, как записка исчезает из её рук.
— Но если тебе однажды захочется испробовать мясо моего приготовления, то я придумаю, как это устроить.
Взгляд скользит по столикам и посетителям. Разговоры не смолкают и тихим гулом наполняют воздух. И, не считая какого-то грустного юноши в дальнем углу, все выглядят в меру счастливыми и довольными. И сиротливо опустевших бутылок Розмерта не замечает. Это хорошо.
Поймав движение вскинутой вверх руки, ведьма понятливо кивает и шустро выставляет на поднос несколько разномастных бутылок и подхватывает привычную тяжесть на ладони.
Можно левитировать его, как это делает обычно хозяин, но Розмерте нравится разносить заказы лично. Плавно огибать столики и стулья, курсировать между ними, заглядывать в лица, обмениваться, кажется, что ничего не значащими словами.
— Никогда не была севернее, — вернувшись за стойку, ведьма задумчиво склоняет голову к плечу. — Как думаешь, что там? Горы? Или сразу край мира?

Розмерта заливается звонким смехом, таким, от которого у посетителей невольно теплеет на душе и пинта пива кажется вкуснее.
— Зонко, — восклицает она, — ну конечно!
Это так просто и незатейливо, что ей нравится.
— Когда наступит моё «после работы», будет очень раннее серое утро. Уверена, что Зонко в этот час ещё будет закрыт, а ты… — Ведьма вздыхает, делая короткую паузу. — Скорее всего, ты будешь видеть второй или третий сладкий сон.
Идеальный рассветный час, когда мало кого будет интересовать, что она делает после закрытия паба и куда аппарирует. Хотя пусть и редко, но иногда Розмерта «ночует» в небольшой комнатке, расположившейся под самой крышей. Для постояльцев она слишком маленькая, а ей, чтобы свернуться калачиком на жестком матрасе и проспать хотя бы несколько часов, в самый раз.
Облокотившись о стойку, делая неторопливый, медленный глоток сливочного пива, Розмерта осторожно снимает одну туфлю. Несколько раз поджимает пальцы на ноге, а потом старается хоть немного расслабить уставшие мышцы. Днём хотя бы есть возможность присесть, но по вечерам «Три метлы» оживают и скрыться от внимания становится равным преступлению. Она привыкла и не жалуется, более того, ей всё это действительно нравится, но шлейф усталости, похожий на тонкую шаль, от этого никуда не исчезает.
— Ещё севернее Зонко находится Сладкое королевство. И по секрету, — тут Розмерта наклоняется к Мейсону ближе и понижает голос до заговорщицкого шёпота, — кислые шипучки и «Друбблс» мне нравятся больше, чем забавные безделицы из магазина мистера Билмса. Только ему об этом не говори! — Она отстраняется с секундным замешательством и ужасом на лице от такой перспективы. И совершенно серьёзно, несмотря на вновь появившуюся улыбку, добавляет: — Не хочу его обижать.
И не давая об этом задуматься, спрашивает:
— А тебе что по душе, сладость или гадость?

Розмерта замирает, её зелёные глаза чуть расширяются от неожиданности, в них мелькает смесь любопытства и вызова. Она чувствует его дыхание на своей коже, а следом мурашки бегут по плечам и спине, горячей волной стекая по позвоночнику. На мгновение ей кажется, что время останавливается. Все звуки паба стихают, мир сужается, и остаётся только он, его взгляд, запах и тихий шёпот.
Великий Мерлин, за флирт ещё никого в Азкабан не сажали, но Розмерта чувствует, что может стать первой. Но она не ожидала такой смелости и прямоты. Обычно посетители «Трёх мётл» флиртуют иначе – более сдержанно, более… уважительно. Но во взгляде напротив и в тихих словах сквозит что-то первобытное и дикое.
Привыкшая контролировать ситуацию, сейчас ведьма чувствует, что контроль ускользает, словно песок сквозь пальцы.
Она облизывает губы, выигрывая этим лишнее мгновение и прекрасно понимая, что делает ситуацию только хуже, сложнее и острее. Слишком близко. Слишком опасно. Но отступать Роз тоже не хочет. Внутри поднимается волна адреналина, подталкивая её продолжать эту игру.
— А я чаще выбираю сладости, — всё тот же заговорщический шёпот и кокетливая улыбка.
Розмерта медленно отстраняется, сохраняя зрительный контакт. Находит наощупь свою туфлю и, опустив в неё ногу, делает шаг назад, разрывая эту опасную близость.
— Не помню, — отзывается с такой лёгкостью, словно ничего только что и не происходило, словно это и не её сердце бьётся чуть быстрее, чем нужно.
— Тележку не помню, — поясняет, пожимая плечами, но не вдается в подробности.
Потому что действительно никогда не ездила в Хогвартс на поезде, как большинство учеников? Или садилась на него на станциях настолько близких к школе, что рассчитывать на романтику от путешествия и вседозволенность без присмотра родителей не приходилось?
Поднос, сервированный тарелкой с мясом, столовыми приборами и парой салфеток, появляется без какого-либо предупреждения или дополнительных звуков. Убрав в сторону свою бутылку с пивом, ведьма ставит поднос перед Мейсоном.
— За столом будет удобнее, но ты же не оставишь меня?
А сама вновь берет в руки чистое полотенце и возвращается к протиранию стаканов от лишней влаги. Но боковым зрением следит за реакцией Мейсона. Интересно, что он предпримет дальше?

Уголки губ Розмерты, дрогнув, чуть приподнимаются на очередных «гадостях». Ей нравится эта незамысловатая игра словами и как переплетаются флирт и вызов во взгляде напротив. Нравится, но она одергивает себя, напоминая, что не стоит слишком увлекаться. Ни этой игрой, ни сидящим напротив волшебником.
В конце концов ещё она прекрасно знает, чем это всегда заканчивается.
— Память — вещь обманчивая, — тянет она, нарочито легкомысленно пожимая плечами. — Иногда забываются важные вещи, а иногда помнишь всякую ерунду. Говоришь, старушка стучалась в каждое купе?
Изображая задумчивость, ведьма поднимает взгляд к дощатому потолку, а потом снова пожимает плечами и с улыбкой возвращает взгляд к мужчине. 
— Может, я была слишком занята, чтобы услышать её стук. Или предпочитала компанию более интересных попутчиков, чем шоколадные лягушки.
На словах о масле и соли взгляд ведьмы опускается к тарелке, а потом она кивает и, отставив на полку чистую кружку, забрасывает полотенце себе на плечо.
— Точно, — щелкает пальцами.
Приходится пройти в дальний и противоположный конец барной стойки, чтобы взять там бутылочку оливкового масла и баночку с крупной морской солью. Вернувшись к Мейсону и чуть наклонившись, ставит обе емкости рядом с его тарелкой, словно случайно и очень вскользь касаясь его руки.
— Приятного аппетита, — почти мурлычет, выдыхая слова мягче и тише, прежде чем отойти на пару шагов в сторону, возвращаясь к стаканам.
— Не переборщи с солью, а то знаешь, как говорят: пересолил, значит, влюбился.

Уголки губ, дрогнув, чуть приподнимаются, и Розмерта невольно прикусывает щеку изнутри, чтобы сдержать очередную улыбку. А брошенный через плечо взгляд скользит к тарелке и щепотке соли, соскользнувшей с пальцев на стейк. Не больше, чем может потребоваться с учетом вкусовых предпочтений.
От медленного, тягучего движения масла, льющегося из бутылки, по спине пробегают мурашки, и Розмерта торопливо отводит глаза.
Продолжает протирать стаканы, делая вид, что увлечена этим занятием до мозга костей. На самом деле, каждое его слово, каждый взгляд отзываются где-то глубоко внутри. «Не расстроюсь»… Да кто бы сомневался?
И в такие мгновения теряется грань: кто здесь кошка, а кому отведена участь мышки в этой игре? Но Роз совсем не против внезапной рокировки. Разве что сегодня для этого не самый подходящий вечер, плавно перетекающий в ночь, словно темное вино в хрустальный бокал.
— Я стараюсь не допускать подобных ошибок, — щепотка еще одной откровенности вкрадывается в разговор почти незаметно. — Мне больше по душе, когда недосаливают: всегда есть шанс исправить. А вот пересол… это уже навсегда.
И тут же морщится от того, как мрачно и безнадежно прозвучало это «навсегда».
— Слишком категорично, — Розмерта качает головой и одаривает мужчину улыбкой, почти беззаботной и веселой, — ведь в этом мире нет ничего вечного.
Ни вечной любви, ни вечной дружбы, и даже в вечном покое, что должен наступить за чертой жизни, стоит усомниться.
Поставив очередной чистый и сухой стакан на полку, Розмерта тянется за следующим, наблюдая за волшебником мимолетом, словно крадучись. Как он ест, как поднимает стакан с огневиски, как улыбается. В каждом движении — уверенность, сила и… что-то еще. Что-то такое, что опасно притягивает.
В мыслях звучит категоричное, как удар колокола: «Нет». Сейчас – едва ли не идеальный момент, чтобы медленно отступить, переключить своё внимание на других посетителей, постепенно растворить этот разговор в тишине. А потом огневиски и сытный ужин сделают свое дело.
Но что-то внутри упрямо противится, колется, разгораясь жаром: «Почему бы и нет?» Еще не согласие, но уже почти обещание задуматься об этом.
И в самом деле, а почему бы и нет?
Перестать думать наперед и о возможных последствиях. Сбросить с плеч хотя бы на несколько часов груз обязательств. Просто расслабиться и в полной мере насладиться моментом, ощущением свободы и чьей-то приятной компанией.
Так да или нет?
Убирая с плеча за спину волосы, Розмерта взвешивает решение.
Отступив и прислонившись спиной к полкам с бутылками, ведьма скрещивает руки под грудью, сжимая в одной ладони полотенце.
И, слегка приподняв подбородок, с лукавой улыбкой произносит:
— Знаешь, если ты хочешь пригласить меня на свидание, то момент сейчас самый подходящий, — смело. Словно в ней нет и тени сомнения в чужих желаниях, которые могут быть продиктованы хмелем.
— В воскресенье у меня выходной, и целый день свободен.

Слегка приподнимая бровь, Розмерта с легкой насмешкой наблюдает за его неспешной трапезой и нарочитой медлительностью. Взгляд её, острый и цепкий, внимательно следит за каждой эмоцией, что отражается на лице напротив. Собственная уверенность отступает, сменяясь легким, едва заметным волнением. Неужели она ошиблась? Но вот напряжение, словно натянутая струна, ослабевает. Её забавляет, как мужчина пытается скрыть легкое удивление, прикрывая его показной небрежностью. И, надо отдать ему должное, получается у него это весьма искусно.
Усмешка. Искренняя, задорная, обещающая приключения.
Кажется, она не прогадала.
— Что за глупость? — Она взмахивает полотенцем, когда подходит ближе к стойке и тянется за очередным стаканом. — Конечно же нет.
Здесь, конечно, под самой крышей есть небольшая комнатка, где можно скоротать несколько часов сна, но это не одно и тоже.
И, разумеется, она не назовет настоящий адрес.
Хотя бы потому, что та реальность, с которой можно там столкнуться, разобьет на осколки любые радужные ожидания.
— М-м-м, — Розмерта задумывается и прикусывает нижнюю губу. В действительности ей всё равно, особенно не зная деталей предстоящей встречи. Но пусть это будет сюрпризом, хотя к любого рода неожиданностям ведьма относится скептически.
— Лондон, перед «Дырявым котлом» со стороны магического квартала?
Не среди магглов же ждать встречи, в самом деле.
— Во сколько?